Сдавайся! Ты проиграл!

– Ага, мы слышали как дверь хлопнула. Если ищешь чем перекусить: на столе оставшаяся от рамена курица.
– Не отрываясь от готовки произнесла Кёко.

Девушка надулась, будучи не в силах справиться с легкой обидой. Все же в свои восемнадцать она все ещё оставалась ребенком и ей хотелось получить долю родительского внимания.

– Здравствуй, сокровище моё.
– Улыбнулся Куон, отрываясь от чтения сценария и отставляя в сторону кружку с имбирным чаем.

– Любимый, допей отвар.
– Не поворачиваясь сказала актриса.
– Сам же говорил, что горло болит.

– Но он же горький.
– Поморщился Рен.

– Зато полезный. Ты же знаешь, что сахар туда класть не положено.
– Переливая порцию супа в тарелку, хмыкнула Кёко.

– Мама, куда розы поставить?
– Раздался голос Джуна из коридора.

– Розы?
– Удивилась актриса.

– Ну, да.
– В дверном проеме показалась лохматая голова парня.

– Подлиза.
– Синхронно произнесли отец и дочь.

– Явно пытается извиниться за то, что вчера забыл дома подарок.
– Фыркнула Сецуна.

– Да ладно вам. Джун не такой.
– Осуждающе посмотрела на них Кёко.

– Любимчик.
– Хмыкнула девушка, поправляя сползающий носок с оленями.

– Не правда! Я всех вас люблю одинаково! Опять вы мне не верите.
– Глаза актрисы наполнились слезами.

– Мам!

– Дорогая!

На обоих слезы Кёко (даже фальшивые) действовали схоже. И Сецуна, и Куон тут же начинали тревожиться. А вот Джун ловко распознавал настроение матери и знал, когда нужно утешить родительницу, а когда нужно посмеяться над купившимися на этот трюк отцом и сестрой.

– Так куда розы ставить?

– Сейчас покажу.
– Встрепенулась Кёко.

***

Весь оставшийся день в квартире царил веселый смех. Куон рассказывал забавные истории о своей актерской карьере и о карьере своей жены, о том как хорошо было тогда и о том, что сейчас его жизнь ничуть не хуже. А Кёко улыбалась, слушая его рассказы, ощущая себя необычайно уютно сидя дома в кругу семьи...