Сдавайтесь, шериф!

— Ты и за мной собираешься следить? — В принципе, резон в этом есть. Кто-то должен знать, где меня искать и куда направить кавалерию.

— Рауль, если ты, засранец, умудришься героически откинуть копыта, я должен знать, куда лететь, чтобы первым плюнуть на твой труп и как следует поглумиться над останками в извращенной форме. Понял?

— Так точно, сэр. Есть не отключать телефон.

— Ну, что там? — встревоженно спросил сержант, сжимая колеса своей каталки так сильно, что, казалось, погнет их нахрен. — Есть зацепки?

— Карта есть? Бумажная? Чтобы всю картинку целиком увидеть?

Он лишь резко крутанулся и покатил в гостиную. Там, остановившись возле одной из книжных полок, просто смахнул с нее несколько журналов и вытащил сложенную в несколько раз, затертую на сгибах карту.

— Вот отсюда угнана машина, — ткнул я пальцем в участок карты и сверился с медленно ползущей красной точкой на экране смартфона. — А вот по этой трассе, в этом направлении, движется Мудайки. Есть предположения, сержант?

— Есть. Я знаю те места. В детстве частенько ходили туда с группами бойскаутов. А потом там произошла перестрелка между членами двух местных бандитских группировок. Тупов много было. С тех пор место пользуется дурной славой, и народ его обходит стороной. Кстати, как оказалось во время расследования того побоища, там был небольшой схрон, какая-то полуразвалившаяся лачуга. Вот здесь, — он обвел красным маркером неприметную точку на карте. — Судя по направлению движения Кроули и исходя из предположения, что действия этого урода маньяка ограничены границами именно нашего округа, они вполне возможно встретятся именно там.

— Местность? Ориентиры? Есть где спрятать машину или байк?

— Полно. Там густой кустарник. Уж байк там точно спрячешь. А машину… Ну, с воздуха разве что заметно будет.

— Сержант, запиши телефон моего босса. На всякий случай.

— Рауль, если ты не… — вскинулся Коннор, оскаливаясь.

— Я все сделаю, Бирн, и Перлу я вытащу. Даже если самому придется сдохнуть. Но телефон на всякий случай запиши.

Потому что я уверен — как там уже не пойди, но с подключением великого и ужасного замять, скрыть ничего будет невозможно. И это, в том числе, и страховка всей семье Сантос. Мистер, мать его, бог шоу и огласки Лоуренс не оставит ни единого шанса ублюдкам, что могут вознамериться давить на них с целью прикрыть свое поганое дерьмо.

Я всегда любил погонять на байке. Ветер, бьющий в лицо, словно выдувал обычно из башки все лишние мысли и приносил облегчение. Но сейчас скорость, с которой я гнал своего железного коня, нужна была для другого — догнать сволочь и вытрясти из него, выбить вместе с зубами и кровавыми соплями информацию о том, где держат Перлу.

На долю секунды на меня нахлынула паника, и руль даже немного повело в задрожавших руках. А вдруг все наши предположения не верны? Что, если мы катастрофически ошиблись, и соседский шериф вообще не при чем?

Нет!

Нет!

Мы не могли ошибиться. Слишком четко все кусочки пазла встали на свои места. И подозрительная активность Кроули, ранее равнодушного к делам коллеги из соседнего округа, вокруг недавних преступлений на ее территории, и его давняя связь с прокурором, и тот факт, что именно он оказался на месте “гибели” родственника прокурора, бывшего военного, который отслужил в единственном заведении, где применялся запрещенный препарат, обнаруженный в крови Перлы…

Нет. Мы совершенно точно не могли ошибиться. И пусть у нас нет никаких доказательств этой очевидной нам связи, но мне не нужны никакие доказательства для того, чтобы вытащить любой ценой свою карамельку из лап этих тварей.

Я имею на это полное право.

Право мужчины на защиту своей женщины. Оно же пожизненный мой и почетнейший долг.

Каждые пару минут я сверял свой маршрут с направлением движения красной точки на следилке, присланной мне благословенным Ронни. И молился только об одном — успеть бы, догнать, вовремя вмешаться, если надо — принять пулю на себя, но освободить Перлу. И, наверное, господь услышал мои неистовые мольбы. Чертова точка наконец замерла всего в паре километров от меня. Я выжал из движка все возможное и вскоре уже подлетел к месту съезда с трассы. Дальше лучше пешком, чтобы не выдать себя звуком мотора.

Бесшумной тенью я скользил через густые заросли. Вколоченные в армии навыки не подвели — под ногами не хрустнула ни одна, самая тонкая веточка. В ста метрах по курсу я заметил мощный внедорожник с остроконечной звездой шерифа, а совсем рядом, с распахнутыми дверцами тот самый серый пикап, который заметил отъезжающим от магазинчика рыжей Молли.

Бинго!

Я снял пистолет с предохранителя и короткими зигзагообразными перебежками двинулся ко входу в невысокий сарай, спрятавшийся в разросшемся кустарнике, из-за которого его практически не было видно.

Время эмоций закончилось. Настала пора действовать с холодной головой, свободной от всего, кроме поставленной задачи.

Еще в армии я заметил, что в такие моменты, когда ты сосредоточен на очень важной для тебя цели, собственное восприятие времени меняется. Пусть всего на доли секунд. Но и их порой достаточно для того, чтобы четко отследить и проанализировать окружающую обстановку и события, несмотря на то, что они попадают тебе в поле зрения или длятся считанные мгновения. Мозг превращается в какой-то долбаный супер-мега-компьютер, в котором миллионы возможных вариантов развития дальнейших событий словно прокручиваются в голове, остановившись перед мысленным взором на единственно верном решении.

Я лишь мельком заглянул в разбитое окно, но увиденное словно отпечаталось на сетчатке глаз.

Пыльное помещение с разбросанными по всему полу остатками разломанной мебели. Небольшая металлическая печурка, кривовато стоящая на скособоченных ножках. На ней почерневший от копоти котелок, явно армейский, рядом с печкой, прямо на полу, раскрытая сумка-аптечка, похожая на те, которые мы использовали в Афганистане. В ней пустует гнездо для бинтов и нет бутылки с антисептиком.

Пол залит кровью. Ее, влажно поблескивающей в полумраке лачуги, много. Так много, что кажется, будто тут только что зарезали барана.

И хрипы. Булькающие, царапающие слух хрипы человека, лежащего на полу лицом вниз. Мужчина. Белый. Одет в видавшие виды джинсы, просторный худи грязно-болотного цвета и грубые армейские ботинки. Рядом с головой умирающего — а в его неминуемой смерти у меня нет ни малейшего сомнения — замызганная бейсбольная кепка.

Ну что, тварь, нравится тебе на своей шкуре прочувствовать то, что ты творил с другими?

И тут я, наконец, слышу голоса, раздающиеся из, похоже, второй комнаты.

Перлы — горячо убеждающей в чем-то.