Сдаюсь, любовь!

Лили смотри на меня очень долго, и выражение ее лица меняется.

— Она сделала ошибку…

— Она сделала выбор. Она выбрала сохранить этого ребенка, она сделала выбор, когда сознательно принимала наркотики, зная, что это причинит вред ребенку.

— Она одна, Тео. У нее нет никого. Люди идут на отчаянные поступки, когда они в отчаянии, Тео! Ей нужна поддержка. — Она сжимает губы. — Она думает, что ты поддержишь ее.

— И с какого перепугу она так думает? Ей повезло, что я не повел себя как мерзавец. Куча парней, оказавшись в моей ситуации, сказали бы ей отвалить…

— Она влюблена в тебя! — кричит она.

— Да у нее бред! — стою я на своем. И никогда мне не будет ее жаль. Лилли закатывает глаза.

— Может быть, она и бредит, но она думает, что влюблена в тебя. И когда ты отказал ей, она вернулась к единственной вещи, которая заставляла ее чувствовать себя хорошо — наркотики.

— Не прикидывайся ни на минуту, что это оправдывает ее действия. Я знаю тебя. И ты, скорее всего, вытаскивала ее из этого. — Она хмурится.

— Да, я вытащила ее из этого, и нет, этому нет оправдания. Я говорю о том, что возможно, если бы ты поддержал ее, до этого бы не дошло.

— То есть — это моя вина, что она зависимая шлюха?

— Конечно, нет. Боже, ты так раздражаешь.

— То есть, нельзя ни согласиться, ни отрицать это? — говорю я самодовольно.

— Я приму этого ребенка, чертов засранец. Ты очевидно не совсем повзрослел, чтобы сделать это. — Я принимаю это заявление, как положительный ответ, и завожу машину.

Я чувствую себя победителем, несмотря на то, что она назвала меня ребенком.

Нам приходится заехать к Хьюго, чтобы отдать ключи от его дома в Монако, он дал мне их на всякий случай, если мы захотим там остановиться, но, увы. И я очень надеюсь, что в воскресенье у него нет голой шлюхи дома.

— Тебе тоже нужно подняться, детка. Хьюго хочет поговорить, — говорю я Лилли. Хьюго всегда рассказывает мне все сплетни, несмотря на то, хочу я их знать или нет, включая череду его завоеваний на этой неделе.

Лилли поднимается со мной, и я достаю ключи.

— Подожди, ты не собираешься постучать? — шепчет она.

— Нет, поверь мне, зная Хьюго — это бесполезно. Важные для него люди имеют ключи — это я, и была еще девушка, Тиффани, ну, какое-то время.

— Подожди, Хьюго дал свои ключи девушке? — Когда она произносит эти слова, звучат они дико. Я смеюсь.

— Она была его любимой шлюхой. — Она закатывает глаза.

— Ну конечно, — ворчит она. Я вставляю ключ в замочную скважину и поворачиваюсь к Лилли.

— Две вещи. Первое — не будь удивлена ничему, что ты здесь видишь. Сегодня воскресенье, и это будет жестоко, и второе — не говори ничего Молли… пожалуйста? — говорю я серьезно.

— Поверь мне, последняя вещь, о которой я хочу говорить с Хьюго — это как не использовать чужих лучших друзей, как запасной аэродром… — ворчит она. Я пытаюсь не смеяться.

— Да уж, справедливо. И третье, у Хьюго в доме правило «без одежды». — Она поднимает брови. — Давай запомним, что женщины, которые приходят сюда, довольно просты… — Она ухмыляется.

— Думаешь?

— В общем, Хьюго скорее всего голый. И нет смысла говорить ему одеться, так что не выказывай страха. — Я кладу руку на ее плечо и делаю невозмутимое лицо.

— Я думаю, что просто брошу в него чем-нибудь, — говорит она. — И почему я вообще не могу подождать в машине? — Я смеюсь.

— У меня есть пара дел, которые я должен с ним обсудить, и я не оставлю тебя в машине.

— Наверное, лучше оставить меня в машине, я могу и испугаться дружка Хьюго. — Я тщетно борюсь с улыбкой.

— Да ладно, это забавно, если не более. — Она кивает.

— Хорошо.

Я поворачиваю ключ и заглядываю за дверь. Ладно, нет тел в коридоре. Нет таблеток, разбросанных по углам, и рвоты, а также одежды, которая бы свисала со всех поверхностей.

— О, привет, чувак, — приветствует Хьюго с дивана. Он сидит на диване в боксерах и читает, погодите, это девчачий журнал. У его ног развалился Гэри и храпит, как бензопила. Он валяется на спине, и его ноги раскинуты в разные стороны, так что его огромные яйца выставлены на показ.

— О, он такой милый. — Лили смотрит на собаку.

Хьюго убирает журнал и ухмыляется.

— Спасибо, Сладкая, ты можешь помыкать мной, когда захочешь. — И его ухмылка достает до ушей.

— Отвратительно, я лучше залью отбеливатель себе в глаза, но спасибо, — отвечает она.

Лили садится на край дивана, и Гэри тащит свой ленивый огромный зад к ней, она чешет его, и он издает отвратительный звук, похожий на двигатель моторной лодки. Он смотрит на меня с приоткрытой пастью.

Я поворачиваюсь к Хьюго, который ухмыляется:

— У Гэри есть способности. Девочки обожают его.

— Почему? Он же отвратителен.

— О, нет, не ты, ты прекрасен. Ты всего лишь немного отвратителен. — Лилли защищает его. И собака начинает ластиться, как какой-нибудь старикан.

— Детка, ты должна знать, что единственная причина, по которой он держит эту собаку — это потому что он такой же мерзкий, как и хозяин, и разбрызгивает свои слюни везде.

— Нет, быть такого не может, не все так плохо, — говорит она с собакой, а я уже не существую? Я улыбаюсь.

— Это были не того типа слюни. — Я поднимаю брови и смотрю на нее, чтобы она поняла смысл слов.

— Это место больше походит на центральный вокзал, немного больше, немного меньше — ничего не изменится. — Хьюго заходится смехом.

— Чувак, если ты не приберешь ее к рукам первым, я клянусь… — Хьюго ухмыляется.

— Хьюго, никакие деньги мира не заставят меня подойти даже на десять метров к тому, что у тебя в штанах. — Указывает она на расстояние между ними. Черт, и где она научилась такому, так его обламывать… нет ни одного слова, которое бы его обидело, он больной ублюдок.

Он хватает свой стояк в боксерах.

— Все хотят то, что в моих штанах, это дикая поездка, детка.

— Я удивлена, как он еще не отсох… — ворчит она.

— Да никогда, — говорит он с огроменной ухмылкой.

Я решаю перевести разговор подальше от члена Хьюго.

— Чувак, ты только что читал девчачий журнал?

— Вообще — да, — он ухмыляется и посылает Лилли еще более развратную ухмылку, она закатывает глаза.

— Кстати о девушках, а где все? — Он смотрит мимо меня, и его ухмылка меркнет.