Сделаю больно
Шрифт:
Избитая, с сине-фиолетовой щекой справа, рассеченной бровью и скулой. На коже не столько рваные раны, сколько бугры, в точности повторяющие тот металлический кастет, которым меня били, так вот отпечаток этого самого кастета теперь у меня на лице.
Раны заштопаны, точно старый носок, и страшные рубцы по всей щеке от уха до подбородка. Нитки грубые торчат. Глафира сама зашивала. Как могла.
Осторожно касаюсь кончиками пальцев лица. Я похожа на Франкенштейна теперь, хотя скорее Гуинплен. У меня дома книжка была “Человек, который смеется”. Я тогда не понимала ее, а сейчас поняла.
– О боже, за
Меня начинает трясти и тошнить сильнее. Слезы застилают глаза. Когда-то я плакала потому, что у меня уши торчат и веснушки на носу. Тогда мне казалось, что я некрасивая и меня никто не полюбит.
Я ошиблась. Тогда я была очень красивой, просто дико неуверенной в себе девочкой, а теперь я и правда уродина, настоящее чудовище, и это не заживет. Оно уже вон корочкой грубой покрылось, и я как существо какое-то страшное, самой от себя противно.
– Тасенька. Не плачь.
Глафира подходит и крепко меня обнимет, тогда как я рыдаю у нее на плече, захлебываясь от боли.
– За что? За что он со мной так?
– Не знаю я. Ты это, не расстраивайся. Не надо так убиваться, дочка. Я вижу, ты красивая была, но настоящая красота – она внутри. За сердце доброе любят. Кто-то когда-то это поймет.
– Не говорите так! Мне теперь разве что в пещере жить и никому на глаза не показываться. Я урод, уродец страшный! Я чудовище…
Не знаю, сколько я так плачу, захлебываясь слезами, а Глафира меня по плечам гладит да по волосам.
– Чудовище тот, кто сотворил такое с тобой, кто смерти тебе пожелал да в канаву ту сбросил! Не реви. Скажи спасибо, что жива осталась. Тасенька, послушай: ребеночка родишь, он тебя любую любить будет, а для остальных… маску я тебе сошью, чтоб люди не глазели, а потом в город поедешь да операцию сделаешь. Исправят тебе это, заживет. Я поспрашиваю, может, кто знает врача.
Вечером того же дня Глафира и правда шьет для меня маску, закрывающую лицо. Я ее снимаю, только чтобы обработать раны и поесть. Все остальное время я ношу это приспособление, потому что, если честно, я боюсь теперь своего отражения в зеркале, и если Стас хотел уничтожить мое естество, которое, как оказалось, так ненавидел, то у него это прекрасно получилось.
***
прошло два месяца
– Я больше не могу. Я БОЛЬШЕ ТАК НЕ МОГУ!
Снова Камилла. Врывается в мой кабинет без стука. Это уже новый дом. Мы переехали, вот только не такую обстановку я хотел видеть здесь и уж точно не жену. Дом не для нее строился. Не для нее, блядь, а теперь что… мне надо обустроить Артему существование без себя. Я уже на этом пути, Тась, уже скоро.
– Какого хуя ты пришла?
Она меня бесит. Не могу смотреть на Камиллу. Не могу я смотреть больше ни на какую бабу. У меня Тася перед глазами, и да, я, похоже, уже сошел с ума. Мне иногда кажется, что я слышу ее голос. Один раз Рысь включил песню, которую Тася пела, и я заревел, разбил в щепки его магнитофон, и вот уже два месяца мы с ним не разговариваем. Совсем.
– Стас, я все сделаю сама! Да, у тебя горе, ты потерял свою протеже, но мы-то живые! Я все тащу одна, и братик твой… в общем, все. С меня хватит! Артем стал неуправляемым и свесил ноги мне на шею. Я не собираюсь с ним больше тягаться!
Вот. Ознакомься. Отец сказал, все устроит.Камилла подходит и кладет мне на стол папку, открыв которую быстро пробегаюсь по документам.
– Что это?
– Я оформила инвалидность Артему, естественно, с его травмой это пожизненно. Стас, твоему брату нужен не этот большой дом на отшибе, а специализированный уход, регулярное питание, массажи, хоть какая-то реабилитация и обязательно психолог. Это идеальное учреждение для таких, как он. Нужна только твоя подпись.
Она напоминает мне жужжащую муху. Все говорит, говорит, а я не улавливаю, так, только обрывками. На фоне песня Таси мельтешит. Никогда не был меломаном, но, похоже, у меня уже мозг кипит. Я так скучаю по ней, я забыл, когда спал, когда чувствовал в последний раз.
– Какая еще подпись?
– Твое согласие.
– На что?
– Стас, ты меня слушаешь вообще?! Артем едет в дом-интернат для инвалидов. Ему там будет лучше, пойми.
Глава 8
– Это он тебя попросил?
Камилла затихает, а я откидываю эту папку от себя.
– Нет, но я вижу, что…
– Пошла вон.
– Что ты сказал?
– Что слышала! Артем будет жить с нами, пока сам не захочет свалить!
– Я не буду с ним нянчиться, я на это не подписывалась! Тягаться с твоим братом-инвалидом я не собираюсь!
– Ну так не тягайся, кто тебя просит?
– Я не рада такому положению вещей. Стас, я тут хозяйка, это и мой дом тоже!
Камилла подходит ближе, кладет руки мне на плечи, ластится.
Холод. Собачий, сука, холод, безразличие. Я к ней чувствую то же, что и к рядом стоящему комоду.
– Ты не вложила в этот дом ни копейки, твой папочка-генерал тоже. Дом строился за мои деньги, так что я решаю, кто здесь будет жить.
– Стас… ну не надо так! Я хочу как лучше, уже два месяца прошло, вы же и так не общаетесь. Артем не маленький мальчик, а ты из-за брата не можешь расслабиться. У нас настроение в этом новом доме как на кладбище! Стас, мне это надоело, мы вместе не можем побыть, потому скажу откровенно: Артем нам мешает.
Усмехаюсь. Я женился, чтоб Тасю еще маленькую не тронуть, чтоб не сорваться, да и папочка Камиллы поторопил бы дело Виктора, вот только теперь я понимаю, что профукал по всем фронтам. Ками только трахать было приятно, и то до поры до времени, а тесть так и не вытащил брата из зоны.
Скидываю с себя ее руки. Наливаю коньяк и выпиваю залпом. Алкоголь обжигает внутри.
Наконец-то я себя отпускаю. Достаю нож-бабочку и щелкаю им, проводя лезвием в воздухе как раз там, где шея жены.
– Это ты нам мешаешь, Ками, и расслабиться я не могу из-за ТЕБЯ!
– Как ты можешь…
– Уходи, Камилла.
– Стас, прекрати! Сколько этот траур еще будет продолжаться? Возьми себя в руки, тряпка, ты мужик или кто?! У нас семья, вспомни ХОТЬ РАЗ об этом! Как ты жить собираешься, что ты из себя представляешь? Отец в шоке полном, ты бросил все дела, у вас совместный бизнес! На что мы будем жить?!
Замахиваюсь и втыкаю кож в столешницу, лезвие там же и остается.
– Вон пошла. Ты мне надоела. Как та муха, что жужжит все время над ухом и НИКАК НЕ СДОХНЕТ!