Сделаю тебя любимой

Но точно не нормально спустя несколько часов после родов плестись неизвестно куда под дулом пистолета под аккомпанемент орущего младенца.

– Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!

– А больше и не надо. Пришли! – он указывает на довольно быстрый порог с родниковой водой, а я за ором Юрки даже не услышала шум воды. Выдыхаю, валюсь прямо там, где стояла, и со слезами смотрю на стремительно падающую воду.

– Мы ближе к Питеру поехали?

– Все тебе скажи, – садится он рядом со мной, дергает за запястье, осматривая стертую в кровь кожу. – Да ты мазохистка, смотрю. На что ты рассчитывала?

– На что угодно.

Он хмыкает, убирает веревку на другое запястье, а это обворачивает бинтом из рюкзака, обрабатывая какой-то дрянью. Отрезает ножом бинт и отходит от меня. Быстрее достаю грудь, прикладывая к губам сына. Мну ее.

– Ну, что ты не берешь? Ну, давай, маленький.

– Держи сосок во рту. Должен взять, – подает бандит голос, копаясь в своем рюкзаке, а я вздыхаю, подчиняюсь. Или уже от отчаянья. И удача! Малыш втягивает первые несколько капель, а мне становится щекотно, тянет улыбаться… Наваливается удушающая усталость.... Веки тяжелееют, словно кто – то подсунул снотворного.

Я просто ложусь на мягкую траву, укладывая малыша рядом, и закрываю глаза… Как же хочется спать!

Открывать глаза – вот совсем не хочется. Голова тяжелая. В какой-то момент кажется, что я во дворе родительского дома. Но потом последний день проносится в моей голове молнией. Я тут же открываю глаза и как ошалевшая кричу.

– Юра!

– Что ты орешь? Рядом спит, – врывается в сознание голос, я тут же поворачиваю голову. Рядом в импровизированной люльке из курток спит мой сынок. Господи, какой же он красивый-то! И почему так далеко? И не издает ни звука?

– Ты передвигал его?

– Так ты его своими титьками чуть не задушила.

Я тут же морщусь от тяжести, которую представляют эти самые «титьки». Наверное, просить быть повежливее – глупо. Тут же склоняюсь над малышом. Легонько глажу. Подношу палец к носу. Дышит. Может, проснется, поест? Тяжело, блин. Но телу легче. Между ног больше не щиплет. Хотя ощущения не самые приятные. Не отрывая взгляда от младенца, отхожу за ближайшее дерево… Бандит ко мне спиной, без куртки и футболки, что сушатся на ветке. Сидит у ручья, набирает воду во фляжку. Значит, пойдем скоро. Надо помыться успеть.

Иду к ручью, трогаю воду. Холодная до дрожи, но выхода особо нет.

– Я могу взять Юрку и отойти вон к тем кустам, подмыться?

– Нет.

Сжимаю руки в кулаки. Хочется ответить в тон. Но я просто сделаю вид, что его тут нет. Что меня не волнует его тяжелое, липкое внимание, скользящий по телу взгляд… Пока раздеваюсь, отвечаю тем же. Замечаю повязку на боку. Так-так! Получил пулю, пока убегал или подрался за миску супа? Спрошу, а то у него у него крышу сорвет от моей идеальной после родов фигуры. Как такое вообще может нравиться? Хотя он давно женщин не видел, такому и Шрека одень в длинноволосый парик, шишка задымится.

Наступаю на мелкие камни на мелководье. Идти, вроде, можно.

Быстро забегаю в воду, ахая от холода. Кажется, словно под снег попала! Кожа покрывается толпой мурашек, волоски подымаются, но я, все равно, то и дело бросаю взгляды на спящего Юрочку. Быстро захожу по самую грудь. Разве что, дергаюсь, когда бандит внезапно поднимается во весь рост и начинает штаны свои расстегивать.

– Вам, может, в больницу надо? Рана, кажется, серьезная. Кровит, – поможет ли отвлечь? Не, ну, будет он меня насиловать?! Тут еще течение. Небольшое, но кто его знает?

– Мне помыться надо. Ты, вроде, говорила, – снимает трусы, а я отворачиваюсь. Хоть бы от холода эта его «краковская» свернулась в узелок.

– Ну, что ты, как целка, ведешь себя? Будто член никогда не видела.

– А что, если видела, должна бросаться, как голодная собака на колбасу?

Вода журчит, слышу, что моется, плещется и даже ныряет. Плохо желать человеку смерти, но вдруг его унесет? Это же не я буду виновата!

Он выныривает рядом, где я обнимаю себя руками, не сводя взгляда с люльки. Помыться бы, а я от страха вся сжимаюсь.

Рядом слышу тихий гортанный смешок.

Ему весело? Реально? А мне нет. У меня тело свело от холода. Хочу уже на берег выйти, но на плече сжимается тяжелая, неожиданно горячая, ладонь.

Дергаюсь в испуге, головой качаю.

– У меня болит все.

– Ты, вроде, обещала, что с тобой проблем не будет.

Сглатываю. А если он вот прямо сейчас надавит на меня? Утопит, и все! Блин… Вздрагиваю, когда он накрывает пальцами мой подбородок и дергает лицо на себя. Приходится посмотреть. Прямо в его заросшее темной бородой лицо. Напряженное и злое. И в глаза. Карие глубокие колодцы. И как ни цепляйся за борта, уже падаешь и тонешь в них. Кричишь, а никто не спасет. Только эхо от стен отбивается и тебя же пощечинами хлещет.

– Давай, девочка, подрочи мне, и будем делами заниматься. До темноты надо успеть добраться.

– Эм… Ну… Ладно, – только рука не шевелится, хотя телу уже теплее. Привыкло к воде. Бандит накрывает мои пальцы и тянет вниз. Ниже. Ниже. К паху. Мне еще придется и поднимать его… А нет, уже готов. Хочу отвернуться, но он удерживает зрительный контакт.

– Сильнее сжимай, не сломаюсь.

– А зовут вас как?

– А что, без имени не дрочится?

– Ну, нужно же мне к вам как-то обращаться?

– Булат. Бля, какая ты долгая, – резко разворачивает спиной, врезаясь членом в поясницу, накрывает двумя руками груди. Собирая их пальцами, причиняя боль…

Дергаюсь, но укус в плечо заставляет замереть и просто ждать, когда он закончит тереться об меня, пока закончит тискать грудь. Закрываю глаза и просто жду, жду, когда он перестанет скользить, рвано дышать… Он вдруг приподнимает меня…

– Ноги сожми крепче, – приказ, а я просто делаю, как надо. Я выдержу. Это когда-нибудь закончится. Просто, нужно пережить и это унижение. Просто уйти в себя. Пофантазировать о том, что буду делать, когда все это закончится. Покажу сына любимому. Он обрадуется. Позовет меня замуж. Полюбит. Обнимет. Поцелует. Да, все обязательно будет именно так… Я обязательно, обязательно, стану счастливой.

Большой, твердый член протискивается между ног, задевая покалывающие от холода половые губы, все чаще и чаще, почти держа меня рукой на весу, надавливая на живот. Другая рука на груди. Мнет, мучает. То одну. То другую. Я чувствую себя чертовой куклой, которая помогает справить определенную нужду.

– Руками за шею меня возьми, – хрипит это животное. Ну кто вообще так занимается сексом. Никогда не думала, что так можно… Но подчиняюсь, хватаю большую шею, чувствую твердую, горячую кожу. Один сплошной обогреватель. Мне уже жарко даже в холодной воде становится. Особенно от дыхания, которым он шпарит мой затылок, щекочет уши, вылизывая мочки.