Сделка с профессором

– Вот и я так посчитал! – обрадовался Жуль поддержке нежданно обретенного единомышленника. – Сначала я еще пытался бороться с собой, даже не смотрел в ее сторону. Но Хельга так быстро выросла, стала потрясающе аппетитной и привлекательной, и я больше не смог терпеть. Вызывал ее каждый урок и терзал у доски, а сам в душе сгорал от желания обладать ею. Однажды вечером мне особенно было тоскливо, и я отправился бродить по территории школы. Случайно оказался возле бани, ну и что греха таить, из любопытства заглянул внутрь. А там она! Совсем голенькая, в мыле, с чудесными торчащими…

– Достаточно, Жуль, – оборвал его откровения Эдман. – Если о Виктории ничего больше не знаешь, ступай к себе. И подумай насчет женитьбы.

Жуль вылупил на него блеклые глаза.

– Как? Я ведь не могу жениться на дайне. Ей нужно отслужить по контракту. Да и выплатить долг за ее образование мне не под силу. Мой род совсем мелкий, у нас нет даже крохотного наследуемого имения. Вот и приходится перебиваться на государственной службе.

– Да я вовсе не о Дорн говорю! – с раздражением бросил Эдман, поднимаясь из кресла и направляясь к двери. – Найди себе какую-нибудь одинокую, не первой свежести вдову из небогатого рода и без средств к существованию. Уверен, она будет счастлива, выскочить за тебя. Или, на худой конец, возьми мединну. В мастерских любого города полно свободных старых дев, только и мечтающих поскорее затащить под венец случайно подвернувшегося жениха. И бонну Виклин на твоем месте я не стал бы сбрасывать со счетов. Выбирай, любой вариант, который больше нравится, и действуй. Нельзя же вечно стоять у бани и довольствоваться жалкими крохами плотского удовольствия. У Дорн, между прочим, выпускной скоро. Что ты будешь делать, когда она покинет Камелию?

Жуль весь сжался, понурил голову и промямлил:

– Я не смогу без нее.

– Чушь собачья! – отрезал Эдман, открывая дверь. – Жена быстро взбодрит тебя и заставит забыть бредовые мысли о воссоединении с безродной лоункой. Все, иди к себе. Завтра новая неделя начинается. Тебе нужно отдохнуть.

Совершенно раздавленный разговором Жуль покинул апартаменты Эдмана и поплелся к своей двери, но на полпути обернулся и сказал:

– Ты, наверное, никогда не любил, Привис. Иначе понял бы меня.

Глава 17

Истерический припадок Фулн взбудоражил выпускной класс не хуже камня, пущенного из рогатки взбалмошным мальчишкой и попавшего в пчелиный улей. Адептки весь остаток дня обсуждали происшествие и никак не могли успокоиться, но старались делать это так, чтобы бонна не слышала. Беатрис уже порядком утомилась от колких взглядов одноклассниц и раньше других улеглась в постель, однако даже перед сном девушки продолжали шептаться и поглядывать на нее.

Возможно, если бы ситуация касалась тугоухого господина Батли или плешивого господина Жуля, ученицы не были бы столь возмущены и раздосадованы, но профессор Привис успел очаровать всех от мала до велика и стал главным объектом грез всех обитательниц Камелии. Судачили, что даже директриса Гризар к нему неравнодушна, что уж говорить о выпускницах, считавших себя вправе претендовать на его внимание в первую очередь, как старшие среди адепток.

– Бетти, – шепотом позвала ее Хельга, лежавшая на соседней кровати, – ты уже спишь?

– Как тут уснешь, когда все только и делают, что болтают? – буркнула Беатрис и повернулась к подруге, выглянув из-под одеяла. – Ты что-то хотела?

– Ты весь вечер отмалчиваешься, – заканючила она. – Скажи наконец, что ты делала в апартаментах Привиса? Он в тебя влюбился и позвал объясниться?

– Не мог он такого сделать! – в негодовании зашептала Элиза, чья кровать тоже стояла рядом. – Он слишком благороден для подобного!

– Тебе-то откуда знать, на что он способен? – отозвалась Хельга.

Беатрис тяжело вздохнула и с раздражением проговорила:

– Сколько можно повторять? Он дал мне индивидуальное задание, и больше ничего. Что вы еще хотите от меня услышать?

– Странно, что он позвал тебя для этого к себе да еще в день отдыха, – с сомнением протянула Элиза. – Мог бы и после урока манологии задание дать. Ты точно ничего не хочешь нам рассказать?

– Нет!

– Ну и зря, – с обидой сказала Хельга. – Мы тебе все выкладываем, а ты скрытничаешь.

– И вовсе я не скрытничаю! – возмутилась Беатрис. – Просто говорить больше нечего.

Подруги помолчали, и Беатрис уже обрадовалась тому, что ей дадут спокойно поспать, но тут Элиза сказала:

– Профессор явно за тебя беспокоился сегодня, Бетти, и появился в самый подходящий момент, чтобы прийти на помощь. Между вами что-то происходит. Но я тебя понимаю. Я бы тоже не захотела ни с кем делиться настолько личным.

Беатрис даже на локтях приподнялась и посмотрела на подругу потрясенным взглядом, но та быстро юркнула под одеяло и отвернулась.

– Ладно, давай спать, – пробормотала Хельга. – Завтра вставать рано.

Обе улеглись поудобнее и затихли, но Беатрис не спалось. Она все думала о том, что соглашение с профессором вышло ей боком, только не понятно, как теперь все исправить. С кровати Элизы раздались приглушенные всхлипывания, и Бетти расстроилась еще больше, решив избегать странного преподавателя всеми силами.

На уроке словесности следующим утром адептки выпускного класса вели себя на редкость рассеянно, и даже господин Батли, как правило, ни на что не обращавший внимания, это заметил.

– Итак, класс! – Он поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету, что делал крайне редко, исключительно в тех случаях, когда желал привлечь к своей низкорослой персоне внимание нерадивых учениц. – Кто готов проспрягать глагол «знать» на всеобщем языке?

Адептки насторожились и уткнулись в тетради, опустив головы и бросая друг на друга умоляющие взгляды. Обычно господин Батли спрашивал только тех учениц, которые сами желали отвечать, поэтому девушки заранее договаривались и готовили задания по очереди. Но вчера они так увлеклись обсуждением личной жизни профессора, что напрочь обо всем забыли, и теперь никто не хотел поднимать руку.

– Нет желающих? – с удивлением и даже растерянностью спросил господин Батли. Адептки молчали.

Пожилой преподаватель, привыкший к определенному однообразному течению своих уроков, занервничал, поспешил к столу и принялся копаться в бумагах, пытаясь подслеповатыми глазами быстро отыскать фамилию той несчастной, которой предстояло отдуваться за всех. Адептки прекрасно знали, если ученица хотела отвечать сама, то глухой на оба уха господин Батли только кивал и делал вид, что понимает, о чем речь, улавливая едва ли половину из сказанного. Но если ему приходилось лично кого-то вызывать, то тут уж он мог довести до нервного срыва даже самую тихую и спокойную из них, беспрестанно уточняя и переспрашивая буквально после каждого слова. Зато остальные могли бездельничать все оставшееся до звона колокола время, поскольку господин Батли мог беседовать с вызванной им адепткой бесконечно долго.

– Беатрис Сонар, – наконец определился преподаватель словесности и довольный тем, что так быстро нашел, кого спросить, снова уселся за свой стол. – Прошу, проспрягайте глагол «знать» на всеобщем языке.

 По классу разнесся слаженный возглас облегчения, но преподаватель этого не услышал и поторопил выбранную адептку:

– Начинайте.

Беатрис так и не успела вчера сделать домашнее задание, но словесность всегда была одним из ее любимых предметов, и спряжение глаголов не вызывало у нее никаких проблем. Загвоздка состояла в том, чтобы донести до господина Батли свой ответ, а это как раз требовало недюжинного терпения и крепких голосовых связок вкупе со стальными нервами.