Сделка

– Так значит, ты хочешь знать, зачем мне нужен дневник?

– Да, я хочу знать.

Кровь медленно текла из ее раны.

– У нее был спрятан миллион. Даже больше чем миллион.

– И в дневнике был ответ на вопрос, где она его прячет?

Короткий кивок.

– Да, в дневнике есть ответ.

– Я читал его, леди. Там не было никакого ответа.

Она широко открыла глаза.

– Он там есть! В дневнике!

– Не думаю.

Оливия сощурила глаза.

– Если это не написано прямо, значит, там есть ключ, возможно, он спрятан внутри. Хоть что-то!

– Откуда такая уверенность?

Трепещущие ноздри.

– Эстелл сказала нам, что это в дневнике.

– Когда?

Ухмылка.

– Перед смертью.

Прогромыхала железная дорога. Мне пришлось кричать, чтобы она услышала меня, но я прокричал:

– Так это ты убила ее? Черт! Ты - маленькая сука! Ты и твой муж убили ее! А где этот подонок?

Ответом мне послужили выстрелы из пистолета - четыре коротких хлопка перекрыли шум железной дороги. Стреляли из-за двери моего кабинета. Все еще стоя в коридоре, я выстрелил. На меня полетел град осколков.

Я стоял, собираясь выстрелить еще раз, но он нырнул обратно в мой кабинет.

Его жена не смогла этого сделать. Не обращая внимания на рану в плече, она потянулась за своим пистолетом, лежавшим на полу. Ее окровавленная рука уже дотронулась до пистолета, когда я послал пулю в ее голову.

Я нырнул в выбитое в стекле отверстие и упал на диван; подо мной хрустели осколки стекла, в ушах стоял грохот железной дороги. И я увидел его: он стоял в дверном проеме, держа в руках большой пистолет. Это был большой человек в толстом свитере и брюках, и он был похож на Сонни Голдстоуна, только это был не Сонни - это был ее муж, Джон Борджиа. Его покрытое оспинами лицо дернулось, когда он увидел свою красавицу-жену на полу с головой, разбитой, как кровавое яйцо.

– Ты убил ее!
– вскричал Борджиа. Он был возмущен. Теперь его лицо стало белым, и он принялся стрелять в меня, но я уже сполз с дивана и сделал то, чего он никак от меня не ожидал: я направился прямо к нему и оказался рядом с ним прежде, чем он успел это понять. И я стрелял в него и стрелял, говоря:

– С кем, мать твою, вы думали, имеете дело?
– Я выстрелил еще несколько раз.
– С кем, мать твою, вы думали, имеете дело?
– И вновь я стрелял.

Борджиа упал навзничь. Он шлепнулся с глухим стуком. Из пяти опаленных по краям ран на его груди и животе медленно струились пять ручейков крови.

Его глаза были открыты, и взгляд их был устремлен в пустоту. Когда он падал на пол, то задел корзину для мусора; она упала, перевернулась рядом с ним и из нее выпала газета с буквами ГУАД'АЛ.

Стоя рядом с ним и глядя вниз на него, я проговорил:

– С кем, мать твою, вы думали, имеете дело?

Но он не ответил мне. Как и она.

Я вышел оттуда, переступив через то, что прежде было Оливией Борджиа жадной двадцать шестой девушкой, которая была так похожа на Эстелл Карей. Жадность убила их обеих. Я осторожно обходил осколки, поскольку уже порезал свои босые ноги в нескольких местах. Я вышел из офиса.

Я был на удивление спокоен. Железная дорога замолкла, как и Борджиа. Я сел за свой стол, промокнул порезанные ноги мокрым полотенцем и стал раздумывать, что мне делать дальше, и стоит ли сейчас звонить Друри. Два трупа в моем офисе. Убитых мною. Включая женщину. Я убил женщину. И это меня не волновало.

Я думал лишь об опаленном, измученном пытками теле Эстелл, и это меня не волновало.

Почему они сами не нашли ее дневник в тот ужасный день? Ведь после всего они обыскали квартиру. Но они не нашли тайника у пола, который позже обнаружил Донахью - на то он и был детективом, наш похожий на бассета Донахью. К тому же Эстелл не говорила о дневнике до самой смерти, потому что когда один из них вылил на нее виски и разбил рядом бутылку, чтобы запугать ее, а затем зажег спичку, чтобы напугать ее еще сильнее, она, наверное, тогда сказала: "Все - в моем дневнике, сейчас я вам его дам". Ведь Донахью нашел в этом тайнике еще и пистолет, но кто-то из них бросил спичку, и занялся огонь, и ее охватило пламя, и она визжала, и больше никто не говорил о дневнике, а пламя распространилось с нее на стены. И тогда загорелась вся квартира, комнаты начали наполняться дымом, и им оставалось лишь убежать. На бегу Борджиа прихватил пару шуб, чтобы инсценировать ограбление.

Но это было тогда. А сейчас? Слышал ли кто-то выстрелы за грохотом железной дороги? В здании не было никого, кроме меня и убитых мною. Была середина ночи. Прошло уже минут десять, но никто не появился, чтобы выяснить, что случилось. Никто не ворвался в контору. И сирен в ночи тоже не было слышно. Ничего.

Я набрал номер.

К телефону долго никто не подходил, но потом заспанный мужской голос произнес:

– Да?

– Это Геллер. Передайте, чтобы Кампанья позвонил мне немедленно. Пауза. Потом:

– Вообще-то поздновато.

– Гораздо позднее, чем вы думаете. Передайте ему.

– Я попрошу его.

– Скажите ему.

Телефон зазвонил через три минуты.

– Геллер?

– Привет, Луи.

– Ты спятил, Геллер?

– Конечно. Если бы не это, я бы все еще служил в армии и убивал людей. Но, как оказалось, это можно запросто делать и здесь, дома.

– О чем ты, черт возьми, говоришь?

– Я говорю о Джоне и Оливии Борджиа.

Молчание.

– Они в моей конторе, Луи. Мертвые. Я их убил.

– Господи Иисусе!

– Они обыскивали мой офис в поисках дневника Эстелл Карей. Они не поверили мне, когда я сказал им, что сжег его.
– Что сделал?

– Я сжег его. И рассказал об этом. Он сгорел дотла. Дотла. И если тайна ее спрятанного сокровища действительно была в дневнике, то теперь она хорошо скрыта. Мне позвать копов? Хотя моему бизнесу на пользу не пойдет тот факт, что я убиваю людей у себя на квартире. Хочешь воспользоваться случаем и навести тут порядок?

Молчание.

– Борджиа убили Эстелл Карей. Ты ведь знал об этом, Луи? Это было дело рук Компании, как все мне и говорили. Но мне все время казалось, что Нитти не имеет к этому отношения. Что ж, времена меняются, и люди меняются. Вот, к примеру, я: впервые убил женщину у себя в конторе.

– Я хочу, чтобы ты куда-нибудь ушел.

– Куда, Луи?

– Какой у тебя ближайший отель?

– Кажется, "Моррисон". Но там нет свободных номеров.

– К тому времени, когда ты туда придешь, номер для тебя будет. Возвращайся назад не раньше семи.

В трубке щелкнуло: Луи не хотел больше говорить со мной.

Когда я вернулся в офис в девять часов, человек лет пятидесяти в комбинезоне измерял проем, чтобы вставить новое стекло. Осколки подмели и убрали. Пули из стен были вынуты, отверстия зашпаклеваны и сверху покрыты краской.

– Я не посылал за вами, - сказал я человеку в комбинезоне.

– Обо всем уже позаботились, - произнес он. Человек указал на кабинет врача, находившийся через коридор от моего. Матовое стекло перегородки тоже было разбито, и можно было увидеть приемную и комнату ожидания.
– И об этом тоже позаботились.