Сделка
Шрифт:
До Володьки еще доносились отдельные крики, но были они далекими и слишком разрозненными. Никто уже и не помышлял о сопротивлении. Володька оглянулся. Наверное, те, кому все еще везло, прятались за подбитыми танками. Не требовалось много ума, чтобы, посмотрев на пылающий бронированный флот, плещущийся в огненной реке, понять: разведгруппы больше не существует. Десять единиц бронетехники, как выражался сержант в учебке, превратились в пылающие остовы некогда боевых машин.
Володька, петляя, побежал к дымящимся «Т-80». Ему казалось, что именно за ними начнется ничья земля. Полоса, в которой нет выстрелов
Бегущего Володьку заметили и принялись палить ему в спину, азартно, весело, с тыканьем и смехом. Он успел сделать еще пять или шесть шагов, прежде чем автоматная очередь достала его, хлестнув по рукам и спине, справа налево, на уровне груди. Пули прошили тело, отшвырнув Володьку к стене и заставив агонизирующе сжаться в комок. Он хотел было закричать, попросить о помощи, чтобы его услышали, спасли, вытащили отсюда, потому что он не мог сейчас умереть. Его ждали. Где-то далеко его ждали. Володька даже не успел вздохнуть. Обрушившаяся с неба чернота принесла облегчение и утопила в себе огонь и боль.
Глава третья
— Я думаю, гости простят нас, если мы их на минуту оставим. — Петр Иванович Щукин поднялся из-за богато сервированного стола. — Сами понимаете, праздник праздником, но у людей военных отдых никогда полным не бывает. — Он улыбнулся, извиняясь, и развел руками. — Мы с Лешей отлучимся на минуту.
— Так всегда, — притворно вздохнула Марго. — Знала бы, никогда бы за него замуж не вышла. В Новый год и то дела.
— Марго, Марго, — пробормотал Петр Иванович с легкой укоризной, наклонился и чмокнул жену в шею. — Я надеюсь, нашего гостя не смущает столь открытое проявление чувств? — Он улыбнулся Володе еще шире, по-дружески, как старому приятелю.
Владимир Андреевич Прибылов улыбнулся в ответ:
— Ничего, ничего, все в порядке.
— Мы сейчас вернемся.
Петр Иванович затопал вверх по лестнице, на второй этаж, и Саликов зашагал следом.
По телевизору четверо «нанайцев» распевали свой суперпопулярный шлягер с глубокомысленным текстом о шляпе, упавшей на пол.
Антонина Сергеевна, глядя на экран, покачала головой:
— Эти ребята такие душки. Обожаю их. А вот Леша современную музыку не любит совсем. В крайнем случае что-нибудь старое слушает. «Машину времени», например.
— Мужчины ничего не понимают в искусстве, — Маргарита Иннокентьевна махнула рукой. — Тонечка, ты же знаешь: военные — люди неромантичные. Им подавай субординацию, четкие планы. Все должно быть расписано на неделю и по минутам. В их внутренний мир искусство просто не умещается.
— Не скажите. — Прибылов замялся, не зная, как обращаться к Маргарите Иннокентьевне.
— Марго. Можно просто Марго, — улыбнулась женщина.
— Ага, хорошо, — возможно, еще сегодня днем Володя не позволил бы себе такой вольности, но сейчас, когда выпитая водочка приятно будоражила тело и туманила сознание,
заволакивая его золотистой пургой, он перешел на «ты» без малейшего труда. — У нас в академии есть один парень, полковник, откуда-то с Дальнего Востока, так все знает, о чем ни спроси. Театрал завзятый. Как ни приедет в Москву, так обязательно на один-два спектакля сходит.Антонина Сергеевна засмеялась:
— Хорошо иметь такого мужа. Не будешь чувствовать себя идиоткой в большой компании.
— Тонечка, не прибедняйся, — одернула ее Марго. — Твой Лешка и так в порядке. Бабы вон на него до сих пор оборачиваются. Да и поговорить умеет. Начитанный он у тебя.
— Ну-ка, голубушка, признайся-ка честно, не завидуешь ли ты мне?
— Еще как завидую! — Марго захохотала.
Оказавшись в кабинете, Петр Иванович плотно
прикрыл за собой дверь. Он мгновение постоял неподвижно, прислушиваясь к женскому смеху, доносящемуся из гостиной, а затем повернулся к Саликову:
— Присаживайся, Леша, присаживайся. Разговор есть.
— Это я уже понял.
Алексей Михайлович подошел к огромному, как летное поле, рабочему столу Щукина, сел в шикарное кожаное кресло и не мигая уставился на лампу под салатовым абажуром, озарявшую кабинет приятным мягким светом.
Петр Иванович обогнул стол и уселся на свое обычное место — в такое же кожаное кресло, только гораздо более старое и потертое. Оно заскрипело, но не трухляво и жалко, как развалина, а благородно, словно подчеркивая свою аристократичность. Петр Иванович хлопнул по обтянутому кожей мягкому подлокотнику крепкой ладонью и задумчиво произнес:
— Какую мебель раньше делали, а? Не то что сейчас. Из отечественного так вообще выбрать нечего. Все приходится из-за границы везти.
Алексей Михайлович пожал плечами.
— Импортное надежнее, — рассудительно произнес он.
— Ну, Бог с ним. — Петр Иванович переложил на столе какие-то бумажки, а затем спросил без тени улыбки: — Как у тебя дела-то, Леша?
Саликов пожал плечами еще раз:
— Смотря что вы имеете в виду, Петр Иванович.
— Ладно-ладно, со мной можешь не юлить. — Щукин откинулся в кресле, вольготно вытянув ноги. — Ты понимаешь, о чем я.
Алексей Михайлович понимал.
— Все в порядке, — ответил он спокойно и ровно, думая о чем-то своем. — Вам не о чем беспокоиться, Петр Иванович. Все в полном порядке.
— Мне не о чем беспокоиться? А тебе? — Щукин посмотрел на гостя. Взгляд его вдруг стал цепким, внимательным.
— А мне есть, — невозмутимо произнес Саликов, хотя в голосе и промелькнула легкая напряженность. — Мне, Петр Иванович, много о чем беспокоиться нужно.
— Например? Ты скажи, может, вместе что придумаем. Может, помогу чем. А то, я смотрю, ты меня совсем со счетов сбросил. Что скажешь, Леша?
Они оба превосходно понимали, о чем говорят. Но даже здесь не называли вещи своими именами.
— Это вы, я смотрю, меня со счетов списываете, — размеренно и спокойно ответил Саликов. — Вместе с Сулимо крутите какие-то дела за моей спиной, а потом ставите перед фактом. На, мол, Алексей Михайлович, радуйся.
— Ты о чем это, Леша? — нахмурился Щукин.
— О танках, Петр Иванович, о танках, — тихо и внешне равнодушно ответил Саликов. — О танках и «БМП», которые вы мне пригнали две недели назад.