Сделка

Я держал, не отпуская, его плечи. Он был первым, думал я. Покинул отчий дом, место, в которое мой отец так хотел вернуться. Остальное — семейная легенда: как его послали искать свой путь в жизни, верхом на ослике, кстати, он день и ночь работал как проклятый, буквально изнурял себя на двух, а то и трех работах одновременно, пока не заработал денег на поездку в Америку, как он работал за океаном, по крохам собирая доллары на билеты в Штаты пятерым братьям и двум сестрам, матери и отцу, как он встречал в порту семью и узнал, что отец умер во время путешествия и похоронен в океане, и, наконец, как он работал впоследствии, потом и кровью скопив достаточно денег для семейного бизнеса, и уже несколько лет спустя сумел стать сказочно богатым, сумма его состояния выражалась миллионами, как он жил при этом, преуспевающий и довольный, как купил большой магазин, два «роллс-ройса», один — в Нью-Йорке, другой — в Париже, как мог оплачивать услуги шофера и девочек, квартиру в Ритц-Тауэре, когда здание завершили в 1926 году, — квартиру, в которой — даже поныне цокаю языком — был маленький гимнастический зал и персональный телеграф с биржи.

Последние главы биографии были начертаны на его лице. Банкротство, последовавшее с началом Великой депрессии, сломало ему хребет в одну секунду и отбросило его в пучину презрения, он стал Джо Старая Шина, Джо Дубина, Джо Меченый, Джо Без Мозгов, живущий на подачки старых друзей, сумевших выжить в катастрофе, утопившей его самого. Теперь он был водосточной трубой социальной системы, которую он больше не мог понять, он, который в ноябре 1918 года, когда окончание мировой бойни праздновалось парадом солдат, марширующих под Триумфальной аркой, выбрал самый дорогой кешанский шелк и велел расстелить его под кованые каблуки парней в хаки.

Я заказал нам еще по порции и спросил:

— Дядя Джо, неужто ты думаешь, что я бросил свою жизнь коту под хвост?

— Надеюсь, что не бросил, — хихикнул он конфузливо и виновато. — Надеюсь, что не бросил.

— Нет, по правде? — сказал я. — Что ты думаешь обо мне?

— Ты — большой человек, — сказал он лицемерно.

— Но еще не так давно я думал, что…

— Ага, ты думал, что можешь сделать еще больше денег. Согласен. Денег никогда не хватает. Поэтому цепляйся за то, что есть, мой мальчик!

— А я думаю, а не плюнуть ли мне на них!

Бармен принес рюмки, и Джо влил в себя свою, чтобы прибавить уверенности в ответе.

— Будешь круглым дураком, — сказал он. — Ты — гений. Но твоя философия жизни неверна. Закончишь жизнь, как я, сломанный, осмеянный, и будешь вымаливать у всех пару долларов: «Сегодня я покажу тебе, какая лошадь выиграет, — купи мне обед. Послушай анекдот, очень смешной, — поставь рюмочку!» Ты хоть и гений, но дурак, учись на примере дяди! Пока не поздно, учись! Деньги — это все!

— Хорошо, дядя Джо, — сказал я. — Я ведь не сказал тебе всю правду. Я уже отдал все свои деньги жене, потому что развожусь с ней и…

— О Господи! — выдохнул он. — Это уже факт?

— Да.

Он снял шляпу и насмешливо отвесил поклон, сказав:

— Добро пожаловать, незнакомец!

— Спасибо.

— Все деньги отдал?

— Все.

— Женщине?

— Моя жена — женщина.

— Печально слышать. Ты уверен, что ничего нельзя изменить?

— Уверен.

— О Господи!

— Мое состояние нынче, — я залез в карман, — двадцать три доллара.

Настала очередь дяди Джо покровительственно обнять меня.

— Добро пожаловать, незнакомец! — сказал он и разразился мерзким хохотом.

Затем, остыв, он спросил:

— Ну и зачем тебе, дураку, это надо было?

— Та жизнь мне не нравилась.

— А эта, думаешь, понравится? Тебя ждет ночлежка с клопами!

— Я думал об этом.

— Когда пойдешь знакомиться с клопами, возьми с собой дядюшку Джо Старую Шину! — захихикал он. — Добро пожаловать, незнакомец! — проревел он, брызгая слюной. Закашлялся и смачно сплюнул.

— Не возьму, — ответил я, — потому что ты пока в своем уме.

— Человек без гроша в кармане не может быть в своем уме!

— Мне нравится твоя философия, дядя Джо, но позволь спросить — вот ты приехал из Анатолии, привез всю семью, всю жизнь трудился как вол…

— А теперь — взгляни!

— Банкрот. Крутил миллионами, а теперь — забыт всеми.

— Полное крушение. «Титаник»!

— А может, вообще все неправильно? Мой отец, твой брат, хочет одного — вернуться на родину, чтобы помереть там. А может, это ты — первопричина глобальной ошибки? Может, не стоило их всех привозить в Штаты? А-а?

Он словно потерял дар речи.

— Идиот! — прорвало его. — Идиот!

— Да, я — идиот, но все-таки ответь!

— Отвечаю.

— Уж пожалуйста. Подумай и ответь.

— Да, я сделал непоправимую ошибку.

— И в чем же ее суть?

— Большую ошибку…

— Ну в чем же она состоит?

— Я поставил не на ту лошадь!

Он рассмеялся, блеснув желтыми зубами. Затем посерьезнел.

— Но сейчас, — сказал он, — у меня есть система!

Он вытащил из кармана смятый листок для писем, украденный со стола в приемной отеля. Листок покрывала вязь мелких цифр. Он стал объяснять мне всю систему: она способна работать, не затрагивая его основной капитал (да-да, так и сказал: «Мой капитал!»), и если не обеспечит состояние, то, по крайней мере, прокормит. И главное, она — стабильна, так как счет идет на фаворитов, один выигрыш в трех-четырех ставках.

За систему мы пропустили еще по рюмке.

Покидая стены бара, дядя Джо и я были кровными братьями. В госпиталь мы вошли потеплевшие от алкоголя и общения друг с другом. Он мне понравился даже больше, чем Арнольд Тейтельбаум.

В палату отца мы прокрались на цыпочках, тот спал. Его дыхание стало просто ужасным, он будто вдувал в себя воздух через бак с водой. Я подумал, а может, мне и удастся избежать разговора о перелете в Анатолию.

Мама сидела у изголовья. Джо подошел к отцу и уставился на всполохи рекламы. Мы ждали, когда старик проснется.

Я вспомнил, что мне надо позвонить доктору Ллойду. Он был рад услышать меня, а я — его. Будто звоню домой, мелькнуло у меня в голове.

— Ну как дела? — осведомился он.

— Странно, но я хочу вернуться в больницу.

Мы рассмеялись, и он поинтересовался состоянием отца. Я поведал ему про тяжелое дыхание.

— Сидеть он может?

— Не знаю.

— А он?

— Нет.

— Тогда я продлеваю вам увольнение, — сказал он.

На пути в палату я столкнулся с отцом Дрэдди. И не могу сказать, что его успокоительные слова были фальшью.

— Видел вашего батюшку с час назад, — произнес он. — Дело худо. Извините. Но, по-моему, он готов к неминуемому.

— Он всегда был готов.

Мы присели на стулья около комнаты сестер. Они не возражали.

Затем последовал звонок, мол, отец проснулся и нуждается в посудине. Сестра ушла. Немного спустя я последовал за ней.

Когда сестра выходила из палаты с горшком, прикрытым полотенцем, я спросил ее:

— Как он?

— Все так же, — ответила она.

Но по мне, ему стало хуже. Легкие еле качали воздух. Мама слабо улыбнулась мне. Она тоже заметила ухудшение. Сипение и бульканье, вырывающееся из его нутра, заполняло комнату.