Сделка
Шрифт:
— Отец! — сказал я. — Зачем ему знать об этом?
— Эвангеле! — буркнул он, сердясь, затем продолжил: — Я вложил в банк все свои деньги — тысяча акций, 214 тысяч долларов. Разве это грех?
— Я не это имел в виду, — потупил взор священник.
— …Акции поднялись до 680 тысяч долларов. Затем в один день…
— Не в один день, — сказал Джо. — У тебя было время продать их!
— Какое время, дурак? — заорал отец.
Губы его задрожали, выступила слюна, брови изогнулись дугой.
— Многие успели, — сказал Джо.
— Да!
Я сделал ошибку, сказав: «Отец, это уже древняя история!»
— И мы должны простить… — добавил отец Дрэдди.
— Простить?! — взвился отец. — Кого? Президент банка Митчелл умер, но душу его я не прощаю. Я, знаете ли, в Бога не верю.
— О, нет, вы же верите, — сказал Дрэдди.
— Я не верю в Бога, верю в существование души и поэтому не прощаю душу мистера Митчелла.
— Да пребудет его душа в мире, — кротко сказал священник.
— Да не пребудет душа сукиного сына в мире! — прокричал отец.
— Тсс! — сказал Дрэдди. Это было его концом.
— Не надо затыкать мне рот! Вы теряли хоть раз 214 тысяч долларов, когда доллар был долларом?
— Сейчас та потеря не так уж и важна.
— Не так уж и важна? Без денег ты никому не нужен. Здесь есть покупатели?
— Я никого не вижу, — ответил испуганный Дрэдди, нервно озираясь. — Но ваши настоящие друзья…
— У меня нет друзей! Только мой сын — Эвангеле. Он слушал мои советы и добился успеха.
— Но ваша жена…
— Моя жена, — завопил отец, — спит с другим. Извините, святой отец, но ваша жена часом ни с кем не того, а-а? Скажите, ну!
— Я уверен, вы ошибаетесь. Я познакомился с миссис Арнесс.
— А мне плевать, знакомы вы или нет! Это она прислала вас? Правду, священник, это она?
Старик рвался в бой.
Отец Дрэдди попятился назад.
Подошедший доктор Левин что-то шепнул отцу, и тот тяжело перевернулся на живот, обиженно спрятав лицо в подушку.
Отец Дрэдди, смущенный и немного не в себе, подошел ко мне.
— Извините, я не смог помочь ему, — сказал он.
— Ничего, я сам позабочусь.
— Ему еще предстоят терзания души.
Дядя Джо мурлыкал про себя что-то турецкое и раскачивался.
— Вы имеете в виду, что перед смертью ему необходимо раскаяться в грехах и приготовиться к Божьему суду?
— Понимаю. Вы не приемлете Божьего, — сказал отец Дрэдди. — И вот результат.
— О каком результате вы толкуете? — спросил я.
Он указал на кровать отца.
— Этот человек, — сказал я, — провел всю жизнь, безукоризненно делая то, что ему предлагало делать наше общество. Он никогда не нарушал закон. Неужели непонятно, чем он так взбешен?
Отец услышал сказанное и повернулся к нам.
— У меня был выбор. Аквитания, Мавритания, омытая ласковым морем, полная красивых женщин. Я был мужчина, не то что сейчас. Дурак! Проклятый дурак!
Вновь доктор Левин успокоил его.
Мы
с Дрэдди ушли в дальний конец комнаты. К нам присоединился Левин.— Я хочу вытащить его отсюда, — прошептал я.
— Когда? — спросил Дрэдди.
— Сегодня вечером.
— Надо получить разрешение лечащих врачей.
— С ними связываться не буду, — сказал я. — Слишком много шуму. В нашей семье насчет отца разные мнения.
Глаза доктора Левина многозначительно скакнули в направлении молодого священника.
— Что вы скажете, — спросил я его, — если я сегодня ночью выкраду его?
— А к чему такая спешка?
— От госпиталя есть хоть какая-то польза?
— Но и вреда никакого, — вилял доктор Левин.
Отец Дрэдди навострил уши. Знал ли он Глорию?
Она причащалась. Не у отца ли Дрэдди?
— Сейчас ему можно хоть чем-нибудь помочь? — спросил я Левина.
— То есть продлить ему жизнь? Нет. Но многие случайности там, на воле, могут укоротить ее. За ним необходимо смотреть ежесекундно.
— Но если брать в целом?
— Я уже сказал. Ему осталось недолго.
— А ничего нет, чтобы он чувствовал себя лучше?
— Физически или духовно?
— Физически.
— Ничего.
— А духовно?
— Спросите отца Дрэдди.
— Я спрашиваю вас.
Левин запнулся.
— Ну… не знаю…
— Мне кажется, где-нибудь в другом месте ему будет гораздо лучше, — сказал я. — А если говорить об уходе, то, кто ухаживает за ним, — тоже имеет значение.
— Думаю, с этим можно согласиться.
— Проблема в том, что с ним никто не хочет возиться. Они хотят засунуть его в дом для престарелых.
— Я тут поразмышлял на досуге… — начал доктор Левин. — А почему бы вам с женой не отвезти его к себе в Калифорнию. Вы, кажется, в средствах не стеснены. Можете оплатить сиделку. А ваша мать могла бы приезжать иногда.
— Есть некоторые личные причины, по которым я не могу так поступить.
— Какие же? — поинтересовался отец Дрэдди.
— Не ваше дело, — отрезал я. — Извините.
— Не стоит… — сказал отец Дрэдди. — Но вы только что вели речь о некоем похищении?
— Да. Хочу увезти его во Флориду, — сказал я, — в Тарпун-Спрингс, прогреть его на южном солнце.
— Ему по душе солнце? — спросил доктор Левин.
— Ему по душе магазин, в котором полно покупателей!
— Тогда к чему?..
— К тому, что в Тарпун-Спрингс доживает свое масса старых греков, приехавших в Штаты давным-давно, чтобы подработать ныряльщиками за губкой. Но мы изобрели искусственную губку, которую можно дешевле и быстрее продать. Поэтому старые греки целыми днями сидят в кофейнях и играют в карты, треплются о том о сем. Мне кажется, отцу понравится тамошняя компания, среди таких же, как и он, греков, думающих и говорящих по-гречески.
Я вдохновенно нес ахинею в надежде, что отец Дрэдди воспримет ее как мой план действий и в случае «Ч» передаст кому надо.