Сдержать свое слово

Я покосилась на больного с совершенно бледным, лишенным всякого выражения лицом.

— Самый первый. Но мне очень надо.

— Ладно уж… — в голосе бабульки сквозили снисходительные нотки. — Ну давай, выкатывай.

Оказав ей помощь, я спустилась на лифте с пятого этажа на третий. Прошла по коридору, глядя на нумерацию на дверях, нашла нужную мне десятую палату и заглянула. Запах лекарств, стоявший и в коридоре, в маленьком помещении, чувствовался намного сильнее.

Из трех коек в палате были заняты только две. Подходящей по возрасту оказалась одна девочка — как раз лет шести. Она спала, повернув голову набок и широко раскинув руки. У окна спиной ко мне стояла белокурая женщина.

— Здравствуйте. Коврина Светлана — это вы? — стараясь говорить потише, спросила я.

Женщина резко повернула голову в мою сторону.

— Да, я, — еле слышно произнесла она.

— Мы могли бы поговорить?

Светлана бросила тревожный взгляд на спавшую дочь и молча вышла, бесшумно прикрыв дверь.

— Пойдемте туда, — она указала рукой на специально отведенное место для посетителей, где стояли два мягких дивана и на стене висела картина неизвестного, потому что абсолютно бездарного художника, довольно нелепо изобразившего морской пейзаж. Мы расположились на одном из свободных диванов, и я поспешила объясниться.

— Леонид Викторович Коврин, 1973 года рождения, проживавший в городе Тарасове, являлся вашим мужем?

— Почему вы говорите в прошедшем времени? — встревожилась Светлана. — Он что, переехал в другой город или с ним что-то случилось?

Я сделала многозначительную паузу.

— Его убили.

Производить предварительную подготовку в данном случае я посчитала излишним. Даже если эта женщина не замешана в убийстве своего мужа и мое сообщение будет для нее новостью, пусть узнает обо всем сразу, без длительных томлений и предчувствий. Светлана так сильно стиснула пальцы, что они издали неприятный хруст. Лицо выразило непереносимую боль и смирение одновременно. Было видно, что эта женщина подготовила себя ко всему в этой жизни.

Вскоре оцепенение сменилось всплеском естественных в таком случае эмоций. Губы ее задрожали, ресницы часто заморгали, и из глаз полились слезы.

— Кто? За что? — выдавила Светлана, еле шевеля губами.

— Следствие еще не закончено, поэтому ничего определенного сказать пока не могу. От вас требуется помощь. Я буду задавать вопросы, а вы с максимальной точностью и откровенностью попытайтесь на них ответить. Договорились?

Светлана молчала. Ее взгляд застыл, остановившись на одной точке. Мне пришлось тронуть женщину за плечо, от чего она вздрогнула.

— Да, спрашивайте.

— Почему вы с Леонидом жили отдельно друг от друга?

Вопрос был для нее неожиданным, и она долго собиралась с мыслями.

— В двух словах этого не объяснишь… Леня на самом деле неплохой человек… был… Но иногда им овладевали какие-то навязчивые состояния, которые доходили до мании. Сначала, до рождения дочери, ему мерещилось, что у меня есть кто-то на стороне. Он следил за мной, приходил домой с работы раньше обычного, думая застать меня с другим, устраивал сцены. Такая необоснованная ревность была неприятна, но постепенно он успокоился. Потом родилась дочь, и в поведении Леонида появилась другая странность. Малышка еще не умела говорить, но муж обвинял меня в том, что я настраиваю ее против него. Полина дичилась отца, что вполне объяснимо: Леня работал, приходил поздно, девочка видела его редко, поэтому ко мне относилась с гораздо большей привязанностью. Так и должно было быть, но Леня думал иначе. Когда и это прошло, ему стало мерещиться, будто я собираюсь его бросить. В конце концов после трех лет совместной жизни я действительно решила уйти от него. Сил не хватало терпеть все эти странности.

— Муж ничего не говорил вам о болезни, которой переболел в отрочестве?

Светлана в изумлении посмотрела на меня.

— Нет. Вы говорите о чем-то серьезном?

— Вам никогда не приходилось слышать, что навязчивые состояния часто возникают у шизофреников или у людей, склонных к этому заболеванию?

— У Лени был такой диагноз?! — вскрикнула Светлана с ужасом в голосе.

— Его отменили. Но насколько я могу судить из ваших слов, болезнь не оставила его в покое. Почему вы не подали на развод?

Ошарашенная моим заявлением, Светлана долго не отвечала. Все три года, прожитые с мужем, предстали для нее теперь в новом свете. Наверняка женщина начнет думать о том, что была недостаточно чуткой к мужу. Но вскоре и это пройдет, появится другое — страх за будущее дочери. Если девочке удастся освободиться от пут одной страшной болезни, не приобретет ли она другую, не менее страшную?

— Не до этого мне было. После того, как я сообщила Лене о принятом решении, он в течение дня, пока я находилась на работе, собрал вещи и уехал. По жизни он был максималистом, замечал только черное и белое. К тому же ему очень мешала жить крайняя обидчивость.

Светлана вдруг встала.

— Извините, мне нужно посмотреть, не проснулась ли дочь.

Вернулась она скоро, с красным, опухшим от слез лицом.

— Полину Леня очень любил, — продолжила Света, — поэтому часто к нам приезжал, всегда помогал материально. Но в этот раз, видимо, не успел.

— Вы просили у мужа денег? — спросила я, чувствуя, что одним неизвестным в этой истории станет сейчас меньше.

— У дочери лейкемия. Дорогостоящие препараты, переливание крови, химиотерапия… Через все это нам придется пройти, и стоит все это недешево. Как только врачи поставили диагноз, я тут же принялась названивать Лене, но он ни разу не взял трубку. Тогда я послала телеграмму, в которой сообщила, что Полина тяжело больна и чтобы он срочно приехал. Опять никакого ответа. Я подумала: может, он сменил адрес и не успел сообщить мне об этом? Положение было отчаянным, ведь я не могла бросить дочь и ехать разыскивать мужа. Когда появилась Антонина, у меня камень с души свалился…

— Кто эта женщина? — тут же насторожилась я.

— Она представилась подругой Лениной матери. Сказала, что любит Леню с детства, что он для нее как сын. А в данный момент Леня сломал ногу и лежит в больнице. Телеграмму он получил, очень сожалеет, что сам не может приехать. Просил ее все выяснить на месте.

— Опишите, как выглядела Антонина.

Я уже знала, что скажет Светлана.

— Невысокая женщина, с виду под шестьдесят лет, коротко стриженные седые волосы, лицо обыкновенное, не запоминающееся…

— Во что она была одета?

— В тот день, когда Антонина пришла ко мне домой, стояла теплая погода. В руке она держала серый плащ, а из одежды на ней был темно-синий шерстяной костюм: пиджак и юбка, а на ногах черные туфли. Это все, что я запомнила.

Итак, как говорят французы, «шерше ля фам» — ищите женщину.

— Значит, общались вы с ней у вас дома? Какого это было числа?

Бесцветные брови Светланы сдвинулись на переносице.

— Это было двадцать третьего, на следующий день после того, как я отправила телеграмму. Вырвалась тогда домой на пару часов из больницы, чтобы постирать и помыться, поэтому Антонине и удалось застать меня дома.

— Вспомните, пожалуйста, все, о чем вы говорили. Это очень важно.

Светлана пожала плечами.

— Я подробно рассказала ей течение болезни Полины и попросила передать побыстрее Леониду, что для лечения девочки нужны деньги. Антонина с сочувствием отнеслась к моему горю, она показалась мне отзывчивой женщиной. Сказала, что непременно привезет денег, убеждала не волноваться… Теперь я понимаю, почему целую неделю от Лени нет никаких известий. — Женщина с тревогой посмотрела мне в лицо. — Что, эта Антонина как-то замешана в убийстве Леонида?