Сдвиг времени по-марсиански (сборник)

— Не нужно доктора, — сказала она. — Сейчас все будет в порядке.

Она попыталась улыбнуться, глядя на его лицо, чтобы по выражению его глаз понять, как ей это удалось. Отражение его мозга, схватившего ее сокровенные мысли.

— Я не могу взять тебя к Абендсену, — сказал он. — Во всяком случае, сейчас. Завтра, может быть, тебе будет лучше. Попробуем завтра. Мы должны.

— Можно мне опять в ванную?

Он кивнул, едва ее слушая. Она вернулась в ванную и снова закрыла за собой дверь.

Еще одно лезвие из аптечки она зажала в руке и снова вышла в комнату.

— Бай-бай, — сказала она.

Когда она открыла дверь в коридор, он взревел и кинулся к ней.

Вжик!

— Это ужасно, — сказала она. — Они режутся, мне следовало это знать.

«Преграда для тех, кто вырывает сумки. Разным ночным бродягам. Теперь я определенно могу с ними управиться. А этот куда запропастился? Хватает себя за шею, исполняя дикий танец…»

— Пропустил бы меня, — сказала она. — Не стой на дороге, если только не хочешь получить урок. К сожалению, только от женщины. Высоко подняв лезвие, она подошла к двери и открыла ее. Джо сидел на полу, в позе загорающего, прижав ладони к горлу.

— Гуд бай, — сказала она.

Она закрыла за собой дверь. Теплый, устланный ковром коридор.

Женщина в белом халате, что-то напевая под нос, катит тележку, опустив голову, от двери к двери, проверяя номера. Она оказывается прямо перед Юлианой. Теперь она подняла голову, и глаза ее вылезли из орбит, а челюсть отвалилась.

— Ну, конфетка… — говорит она, — ты просто пьяная, тебе парикмахер не поможет. А ну, вернись-ка в номер и надень что-нибудь, пока тебя не вышвырнули из этого отеля. Боже милосердный!

Она открыла перед Юлианой дверь.

— Вели своему приятелю, чтобы он привел тебя в чувство, а я скажу горничной, чтобы она принесла горячий кофе. Ну, скорее, прошу тебя, иди к себе.

Она затолкнула Юлиану в номер, захлопнула за ней дверь и покатила свою тележку прочь.

Юлиана наконец поняла, что это парикмахерша. Оглядев себя, она открыла, что на ней и вправду ничего нет. Женщина была права.

— Джо, — сказала она, — они меня не выпустят.

Она нашла кровать, нашла свой саквояж, открыла его и вывалила одежду.

Белье, затем кофта и юбка, пара туфель на низком каблуке.

— В таком виде уже можно, решила она.

Найдя гребень, она быстро причесала волосы. Затем уложила их.

— Представляю себе. Эта парикмахерша была права, когда чуть не свалилась с ног.

Она встала и пошла искать зеркало.

— Да, так лучше.

Зеркало было на дверце гардероба. Подойдя к нему, она внимательно оглядела себя, поворачиваясь из стороны в сторону на носках.

— Я так растерялась, — сказала она.

Она поискала взглядом Джо.

— Вряд ли я соображала, что делаю. Ты наверное что-то мне дал. Чтобы это ни было, вместо того, чтобы помочь мне, оно только меня доконало.

Продолжая сидеть на полу, схватившись за одну сторону шеи, Джо сказал:

— Послушай. Ну и хороша ты. Перерезала мне аорту, артерию на шее.

Хихикнув, она хлопнула себя рукой по губам.

— Боже, какой ты чудак. В смысле, ты умудряешься все говорить шиворот на выворот. Аорта у тебя в груди. А ты имеешь в виду сонную артерию.

— Если я встану, — сказал он, — я истеку кровью за две минуты. Пойми это. Так что окажи мне хоть какую-то помощь, пришли врача или вызови скорую. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты сделаешь это? Ну, конечно сделаешь. Договорились: ты позвонишь или сбегаешь за кем-нибудь.

Чуть поразмыслив, она произнесла:

— Хорошо, попробую.

— Приведи кого-нибудь ради моего спасения.

— Сходи сам.

— Да рана же не закрылась.

Кровь сочилась сквозь его пальцы — она это видела — и стекала вниз по запястью. На полу натекла лужа.

— Я боюсь двинуться.

Она надела свою новую шубу, закрыла новую кожаную сумку, подхватила свой саквояж и столько пакетов, принадлежащих ей, сколько могла унести.

Особо она постаралась унести большую коробку с аккуратно уложенным там голубым итальянским платьем. Открывая дверь в коридор, она обернулась к Джо.

— Может быть, я смогу сказать администратору. Там, внизу.

— Да, — с надеждой сказал он.

— Очень хорошо. Я скажу им. И не ищи меня в Канон-Сити, потому что я туда не собираюсь возвращаться. Ведь при мне почти все ассигнации рейхсбанка, так что я, несмотря ни на что, в выигрыше. Прощай.

Возле лифта ей помогли хорошо одетый пожилой бизнесмен и его жена: они взяли у нее пакеты и передали их внизу в вестибюле коридорному.

— Спасибо, — сказала им Юлиана.

Коридорный понес вещи через вестибюль на панель перед отелем, а она нашла служащего, который объяснил ей, как добраться до автомобиля. Вскоре она уже стояла в прохладном бетонном подземном гараже, ожидая, пока служащий выведет наружу ее «студебеккер». Она вынула из сумки горсть мелочи, дала служителю на чай и через мгновение уже поднималась по тускло освещенному пандусу на темную улицу, освещенную фарами ее и чужих автомобилей, отблесками неоновой рекламы.

Швейцар в ливрее лично уложил ее багаж и пакеты в багажник и улыбнулся ей так чистосердечно, что она дала ему прежде чем уехать, громадные чаевые. Никто не пытался ее остановить, и это даже удивило ее.

Никто даже бровью не повел.

Она решила, что они, наверное, думают, что заплатит Джо, а, может быть, уже заплатил, когда брал номер.

Ожидая зеленого света у светофора, стоя в ряду других машин, она вспомнила, что не сказала администратору, что Джо сидит на полу номера и нуждается в помощи врача, что он ждет и будет ждать до скончания века, или до тех пор, пока утром не появится уборщица. «Лучше мне вернуться, — подумала она, — или позвонить. Остановлюсь около телефона-автомата. Но ведь это так глупо, — подумала она тут же, продолжая выискивать место, где бы остановиться и позвонить. — Кто бы подумал такое всего лишь час назад, когда мы регистрировались, когда поднимались наверх. Мы уже собрались было идти обедать, мы, возможно, даже выбрались бы в ночной клуб».

Она снова заплакала. Слезы капали с кончика носа на кофту, но она продолжала ехать.

«Очень плохо, что я не посоветовалась с Оракулом, он-то знал бы все и предупредил бы меня. И почему я этого не сделала. В любое время я могла бы у него спросить в любом месте во время поездки или даже перед отъездом».

Она невольно застонала. Эти звуки — какое-то завывание, никогда прежде ею не издаваемое — ужаснули ее, но она не могла сдержаться, несмотря на то, что сцепила зубы. Жуткое монотонное пение, причитания вместе со стенаниями, исторгались через нос.