Седьмая часть тьмы
Шрифт:
Он нажал.
Нигде ничего не отозвалось. Тишина.
Потянуло обратно, в сон, он уже был готов сдаться, но дверь открылась. Показалась дама - высокая, плотная, настоящая Брунгильда, что-то сказала - ни строго, ни ласково. По-каковски только? Неужто он и впрямь в застенках коминтерна?
– Не понимаю.
– Как вы себя чувствуете?
– переспросила она, на этот раз по-русски.
– Нормально, - приврал он.
– Только вспомнить не могу, как я здесь оказался.
– Вы - в клинике профессора Куусмяэ. Вас доставили прямо с церемонии вручения Нобелевской
– Церемонии вручения?
– Именно. Ваши же, из консульства, и привезли сюда. Вспомнили?
Он вспомнил. Память вернулась лавиною, заполнив собой прежнего Вабилова.
– Вам нехорошо? Я позову доктора.
Она вышла, оставив дверь приоткрытой. Бежать? Куда и зачем?
Он постарался собраться. Нельзя же сидеть и ждать вот так, безразлично, раздавлено, с переломанным хребтом. Доктор оказался его ровесником - но посвежее, поувереннее, с классической бородкой земца.
– Ну-с, что тревожит?
– нет, прибалт.
– Ничего. Сколько я у вас нахожусь?
– В клинике?
– доктор достал часы.
– Шестой час. В девять вечера вас привезли, а сейчас… сейчас четверть третьего. Пополуночи.
Всего-то? Вабилову казалось, что он проспал больше. Годы. Полжизни.
– Но почему сюда?
– Клиника профессора Куусмяэ специализируется на астенических состояниях. Знаете, как много людей устали от перегрузки и страдают упадком сил? Наша клиника невелика, но в определенных кругах пользуется заслуженным авторитетом.
– И у меня - астеническое состояние?
– Несомненно. Впрочем, утром вас осмотрит сам профессор. А пока…
– Нет, - Вабилов надеялся, что доктор не слышит в голосе страха.
– Я не собираюсь оставаться в вашей клинике.
– Но…
– Нет, говорю я. Или вы станете удерживать меня силой?
– Послушайте, - невозмутимо ответил доктор, - Таллин - свободный город. И вы находитесь в клинике, не в тюрьме. Смею уверить, в хорошей клинике. Если вы не пожелаете пройти курс лечения - воля ваша. Профессор считает, что лечить имеет смысл лишь тех, кто желает излечиться. Он сам вам расскажет…
– Нет, - в третий раз возразил Вабилов.
– Я уйду сейчас. Прямо сейчас, сию же минуту.
– Сейчас? Ночью?
– Да. Где моя одежда?
– В шкафу. Но… Ведь третий час!
– Значит, все-таки удерживаете?
– Разумеется, нет. Но как врач, несущий за вас ответственность, я настоятельно, слышите, настоятельно рекомендую остаться хотя бы до утра.
Вабилов раскрыл стенной шкаф, и, не смущаясь присутствием доктора, начал одеваться. Часы, бумажник, документы - все было при нем.
– Ну, хорошо, успокойтесь, успокойтесь - доктор не пытался удержать его физически, не звал на подмогу.
– Я протелефонирую в консульство. За вами пришлют автомобиль.
– Не нужно.
– Господин Вабилов! Клиника расположена за городом, в четырех километрах, в лесу. Не собираетесь же вы идти пешком?
– Почему нет? Я люблю гулять ночами. Или это опасно?
– Нисколько, но… Это невозможно!
– Еще как возможно, - ни на секунду Вабилов не верил, что его и в
самом деле отсюда выпустят, хотелось одного - покончить с надеждами и неопределенностью.– Где выход?
Доктор молча повел его - сначала в коридор, потом в холл.
– Вот аппарат. Если не желаете обращаться в консульство, возьмите таксомотор.
– Таксомотор? Хорошо.
Доктор подсказал нужный номер.
– Таксопарк "Виру", - отозвались в трубке.
– Пришлите мотор в…
– В клинику профессора Куусмяэ, - помог доктор.
– Будем через пятнадцать минут.
– Я встречу вас на дороге.
Доктор смотрел неодобрительно.
– Вы прекрасно можете подождать и здесь. Четверть часа. Попьете чаю, успокоитесь.
– Покажите лучше дорогу в город.
– Покажу, - доктор накинул плащ поверх халата.
– Извольте.
В безветрии холод не чувствовался, и дрожь была нервной, тревожной.
– Вернемся?
– в последний раз предложил доктор.
– Нет.
Они вышли за ограду - высокую сплошную каменную стену. Фонари светили вдоль шоссе до самого города, мерцавшего вдали за пеленой начинающегося тумана. С моря ползет.
– Всего хорошего, - попрощался Вабилов. Доктор не ответил, только покачал головой.
Столбы стояли редко, и тьма, отогнанная от фонарей, меж ними густела, застаивалась.
Вабилов оглянулся. Клиника, трехэтажное здание, высилась над оградой. Доктора не было, ушел. Что ему.
Куда идти? Он и не думал, не позволял себе думать о том, что будет "потом", после выступления, иначе и не решился бы. Вернее, думал, как без этого, но представлялось, что никакого "потом", во всяком случае, "потом", зависящего от него, не будет. Пуля снайпера в конце выступления казалась наиболее вероятным и желанным исходом. Вероятно, он слишком наивен. Хуже - смерть долгая, а клиника - как его, профессора… Куусмяэ?
– могла быть первой ступенью этой долгой смерти, могла, но вот выпустили, и что дальше? Бежать? Куда и как? Сесть на паром в Стокгольм?
Такси не появлялось. Дорога оставалась пустой и тихой, даже собственные шаги слышались глухо, неотчетливо. Туман.
Он пошел быстрее, дрожь не отпускала, напротив, уже и разгорячился, кажется, но зубы приходилось стискивать, чтобы не выбивать дроби.
Странное эхо, откуда-то сбоку и сзади, передразнивало его шаги, передразнивало неумело, то отставая, то забегая вперед. Вабилов остановился, а эхо еще несколько мгновений шло.
Отпустили? Разве? Почему он так решил? Глупый, маленький мышонок.
– Эй, кто там?
– спросил он нерешительно, надеясь, что все ему - почудилось.
Эхо ответило крадущимся шажком.
– Кто там?
– повторил он тише.
Еще шажок.
Сосны, тысячи сосен, хилых, балтийских, росли внаклон вдоль дороги, и где-то средь них, едва таясь, шли - за ним.
Вабилов пожалел, что не остался в клинике, в тепле, в надежде.
Он стоял в нерешительности. Не поздно вернуться?
Нет, Город недалеко. Бояться ночных шорохов - смешно. Какая-нибудь лесная зверушка. Или собака бродячая. Да, скорее, собака.