Седьмая — для тайны
Шрифт:
Я писала Мэг, но она была не в ладах с карандашом, поэтому я мало знала о ней, не считая ее надежды, что я поживаю так же хорошо, как и она, а дом в Сомерсете в полном порядке. Это утешало, и я была счастлива, ярко описывая подробности моей новой жизни. Если ей самой будет трудно прочесть мое письмо, я была уверена, что кто-нибудь ей в этом поможет.
В округе было два выдающихся дома. Один из них — Сент-Обин Парк, а другой — Бэлл-Хаус, изящное строение из красного кирпича.
— Его называют так, — рассказывала тетушка Софи, — потому что там над дверью висит колокол. Он висит очень высоко, почти под самой крышей, с незапамятных времен. Должно быть, когда-то это был молитвенный дом. Там живет семья Дорианов. Девочка примерно твоих лет, сирота, потеряла
— Что это за люди?
— О, это древний род Сент-Обинов… Такой же, как и их дом. Они живут там с тех пор, как дом был построен. Это можно вычислить. Дом построен в конце шестнадцатого века… А Белл-Хаус почти на сто лет позднее.
— Так что же это за семья Сент-Обин?
— У них двое детей… Еще чего, дети! Мистеру Криспину не понравилось 6ы, если бы его так назвали! Ему сейчас, по меньшей мере, лет двадцать. Очень высокомерный джентльмен. Затем есть девочка — Тамарикс. Необычное имя. Это же название дерева. Симпатичное резвое существо примерно твоего возраста. Так что тебя могут пригласить на чашку чая.
— Мы никогда не пили чай с теми, кто купил Сидер-Холл!
— В этом, наверное, была виновата твоя мама, дорогая.
— Она презирала их за то, что они держали лавки.
— Бедная Каролина. Она всегда сама себя наказывала. Ведь никому не было дела, что она потеряла то, что когда-то имела… кроме ее самой. Да, семья Сент-Обинов влиятельна. Полагаю, обитатели Бэлл-Хауса идут непосредственно за ними. Но меня никогда не беспокоило, что я выросла в Сидер-Холле, а сейчас живу в Роуэнзе!
Роуэнзом наш дом назывался потому, что перед ним росли две рябины — одна из них за воротами.
Я любила слушать рассказы тетушки Софи о деревне. Она с юмором говорила о преподобном Хетерингтоне, который был «не от мира сего» и проповеди которого отличались поразительной бессвязностью, о мисс Мод Хетерингтон, ведавшей его хозяйством, а также заодно хозяйством всех, проживающих в деревне.
— Очень властная леди, — комментировала тетушка Софи, — и особенно крепко держит в руках несчастного преподобного.
Меня заинтересовали камни неподалеку от Роуэнза. Впервые я увидела их, проезжая с тетушкой Софи в двухколесном экипаже Джо Джоббингса в Солсбери за покупками, недоступными в Харперз-Грине.
— Можно здесь остановиться, Джо? — попросила тетушка. Джо любезно остановился.
Мы с тетушкой подошли к груде валунов, и, стоя среди них, я чувствовала, как прошлое наступает на меня. Я была возбуждена и оживлена, но мне почему-то стало немного страшновато.
Тетушка Софи немного рассказала мне об этом месте.
— Никто до конца не уверен, но некоторые считают, что эти камни здесь положили друиды за семнадцать веков до Рождества Христова. Это что-то вроде храма, тогда ведь они поклонялись небесам. Говорят, что камни положили так, чтобы определять время по восходу и закату солнца.
Я крепко ухватилась за руку тетушки Софи и была счастлива, что стою здесь именно с ней. Когда мы вернулись в экипаж и Джо повез нас домой, я все еще пребывала в глубоком раздумье. И все-таки я была счастлива, побывав на этом месте.
Мы регулярно посещали маму. Ей, кажется, стало лучше, но она не понимала, что с ней произошло и где она находится. Я каждый раз покидала ее с чувством печали и, глядя на тетушку Софи, не могла не думать о том, насколько счастливее сложилась бы наша жизнь, будь моя мать похожа на нее. С каждым днем я все больше любила тетушку Софи.
Нужно было уладить множество практических дел — на первом месте среди них стояло мое образование.
Тетушка Софи играла выдающуюся роль во всех делах Харперз-Грина. Она обладала неуемной энергией и любила руководить делами: заправляла церковным хором, организовывала ежегодные религиозные праздники и благотворительные базары и, хотя они с мисс Хетерингтон не всегда приходили к согласию, обе были достаточно мудры, чтобы не признать таланты друг друга.
Тетушка Софи действительно
жила в небольшом доме, который не шел ни в какое сравнение с Сент-Обином Парком или Бэлл-Хаузом, но она выросла в Сидер-Холле и знала, к чему это обязывает, а также была сведуща в том, как вести сельскую жизнь. Вскоре я поняла, что, будучи менее богатыми, мы обладали тем же влиянием, что и местная знать.Прежде чем встретиться с людьми, которым суждено было сыграть важную роль в моей жизни, я кое-что узнала о них из рассказов тетушки Софи.
Я узнала, что старый Томас, проводящий свои дни в созерцании утинего пруда, работал садовником в Сент-Обине пока ревматизм не «подобрался к его ногам» и не положил конец его стараниям. У него был небольшой коттедж в усадьбе Сент-Обин, который он, как обычно сообщал каждому, кто имел неосторожность сесть рядом с ним, имеет «пожизненно». Это звучало скорее как приговор суда, а не упоминание о благодеянии его хозяев, чем он гордился. Меня предупредили, что я должна лишь быстро поздороваться с Томасом, проходя мимо него, если не хочу быть втянутой в воспоминания о былых днях.
Затем следует упомянуть о бедном старике Чарли, давно распрощавшимся с умом, если он у него когда-нибудь был, и Мейджере Каммингсе, служившем в Индии во времена восстания 1857 года и проводящем свои дни в воспоминаниях об этом знаменательном событии.
Тетушка Софи называла их «стариками из Грина». Они собирались каждый раз, когда позволяла погода и, как говорила тетушка, их разговор напоминал окрошку из коттеджа с ревматизмом Томаса и индийского восстания, тогда как бедный Чарли сидел тут же, слушая с сосредоточенным видом, будто все это было ему в новинку.
Некоторые фигуры оставались в тени, составляя церковный хор.
Меня больше всего интересовали мои ровесники, особенно две девочки из Сент-Обин Парка и Бэлл-Хауса.
Тетушка Софи объясняла:
— Эта Тамарикс Сент-Обин немного дикарка. И не удивительно. Ее отец и мать витали в облаках. Никогда не уделяли много времени детям. Конечно, о них пеклись няни… Но ребенок нуждается в особой заботе, а это могут дать только родители.
Она почти грустно посмотрела на меня. Ей-то было известно, что моя матушка была слишком поглощена утраченными «лучшими днями», чтобы попытаться дать мне немного тепла.
— Это была веселая парочка, — продолжала она. — Балы танцы… Переехали в Лондон, вели там бурную жизнь. Потом продолжили ее на континенте. Ну, что ты на это скажешь? Они всегда держали нянь и гувернанток… Лили говорит что это противоестественно.
— Расскажите мне о детях.
— Их зовут Криспин и Тамарикс. Тамарикс примерно твоя ровесница. Криспин постарше, думаю, лет на десять. Сын у них уже был, и, думаю, больше иметь детей им не хотелось, несмотря на то, что малышей, едва они появлялись на свет, можно было отдавать в чужие руки. Сюда они приехали, уже промотав значительную часть своего богатства, а это оказалось совершенно несовместимым с тем образом жизни, который любила миссис Сент-Обин. Все считали, что Криспин останется единственным ребенком. Он не мешал веселой жизни в Сент-Обине. Полагаю, они едва замечали его. Мальчик был предоставлен самому себе, и невнимание родителей унижало его. Конечно, у него была няня, которая прекрасно о нем заботилась. Он ее не забывает до сих пор. Это о нем можно сказать! У няни есть сестра — она странновата, бедная Флора. Они всегда жили вместе, и обе никогда не были замужем. Криспин предоставил им небольшой коттедж в усадьбе, заботится о них и следит, чтобы они не нуждались. Он любит свою няню. Но ты спрашивала о молодых. Итак, отец умер. Говорят, его доконала слишком бурная жизнь. Но так всегда говорят, правда? Поздние ночи, частые шатания в город и за город… злоупотребление алкоголем. Во всяком случае для Джонатана Сент-Обина это все оказалось слишком. Вдова с тех пор совершенно опустилась; злые языки утверждают, что миссис неравнодушна к бутылке… Но люди ведь скажут все, что угодно! Благо, Криспин был уже в сознательном возрасте, когда умер его отец. Он и взял хозяйство в свои руки.