Седьмая принцесса (сборник)

— Что ж, — промолвил Нептун — Всякой твари есть место в этом море.

Склонившись над Золотой Рыбкой-Мальком, он поднял его на руки и укоризненно погрозил пальцем:

— Ну, будет, детка. Хватит плакать. Слезами горю не поможешь. Ты и в самом деле хочешь взять в жёны Луну, победить Солнце и завладеть миром?

— Да, папа! Очень хочу! — встрепенулся Золотой Малёк.

— Ну тогда решено! Полезай-ка ты в рыбацкие сети. Вон, видишь, темнеют над головой? Не боишься?

— Не боюсь! Если они помогут мне получить всё, о чём я так мечтаю!.. — отважно ответил Малёк.

— Что ж, рискни! Твои желания сбудутся! — пообещал Царь Нептун и выпустил Золотого Малька. Он вильнул плавниками и храбро устремился к разинутой сетчатой пасти. Когда сеть уже почти захлопнулась, Нептун запустил туда ещё одну рыбку и, погладив зелёную бороду, поплыл дальше по своим владениям среди своих чад — больших и малых.

Вы спросите, что же случилось с Мальком?

Рыбаки выбрали сети, и на дне лодки оказалась наша Золотая Рыбка-Малёк и ещё одна рыбка, Серебряная, — прелестная круглая рыбка с шелковистыми плавниками, так похожая на круглую Луну.

— Парочка — как на подбор! — восхитился Рыбак и отвёз рыбок на берег, своей маленькой дочке. Чтобы обрадовать малышку ещё больше, он купил большой круглый аквариум, посыпал дно песком, бросил туда ракушек, гальки, кораллов и посадил водоросли. Наполнив аквариум морской водой, он пустил туда рыбок и поставил этот маленький стеклянный мирок на подоконник.

Золотой Малёк обезумел от счастья. Он подплыл к Серебряной Рыбке и воскликнул:

— Ты — Луна, ты спустилась ко мне с неба! Погляди, как прекрасен и кругл мир! Он твой!

С одной стороны сквозь стекло аквариума виднелись цветы и деревья в саду, с другой — каминная полка, а на ней диковинные слоники, которых Рыбак привёз из дальних стран, один чёрный, эбеновый, а другой — из белой слоновой кости. На стене висел веер из павлиньих перьев с разноцветными сине-зелёнозолотыми глазами, а на другой стене, на полочке, стояла маленькая китайская пагода, увешанная колокольчиками. На дне аквариума был привычный песчано-коралловый мир, а сверху рыбкам светили три улыбки — мужская, женская и детская.

От радости Золотой Малёк плеснул хвостом и крикнул своей Серебряной невесте:

— О, рыба Луна! Я теперь могущественней Солнца! Ведь я дарю тебе не полмира, а весь мир — видимый и невидимый!

Царь Нептун, хоть и жил на дне морском, умел слышать своих детей отовсюду. Он усмехнулся в бороду и сказал:

— Нечего такой мелюзге делать в огромном океане. Им надобен мир по плечу.

С тех пор золотые рыб ни и не знают иного мира, кроме стеклянного аквариума.

ЩЕНОК-СПАНИЕЛЬ

I

Когда у Джо Джолли умер отец, в пору было по миру с сумой идти. Всего-то богатства в доме одна табуретка. Дом и тот был чужим, владелец усадьбы сдавал его старику Джолли, своему леснику, в счёт жалованья. А по пятницам старик получал остаток положенных ему денег — три шиллинга. Даже топор у отца — и тот был чужой.

Джо вырос в лесах, грамоты не знал, зато любое дело в его руках спорилось. И ещё он очень любил всякую живность, лесную и домашнюю, любил — как дышал, просто и бесхитростно так же безыскусно любил он и отца и частенько помогал ему рубить дрова, хотя ни помещик, ни управляющий даже не подозревали, что Джо есть на свете.

Старик Джолли захворал в четверг вечером, когда всю недельную зарплату они уже проели. Отец присел на свою старую табуретку и сказал:

— Джо, пора мне, видно, на тот свет отправляться.

Наутро он уже не смог встать с постели. Джо сам нарубил дров — сколько положено за день, а на закате пришёл к управляющему за отцовскими шиллингами. Управляющий спросил:

— А ты кто таков?

— Сын Джона Джолли, — ответил парень.

— Почему Джон Джолли не пришёл сам?

— Заболел.

— Кто же будет за него работать?

— Я, — ответил Джо.

Управляющий отсчитал три шиллинга и больше вопросов не задавал. А про себя решил, что если — паче чаяния — Джон Джолли умрёт, он определит на его место дядьку своей жены, хватит старому хлеб задарма есть да на печи лежать.

Джон Джолли, однако, прохворал ещё без малого месяц. Джо ходил за ним, как нянька за малым ребёнком, и один справлял всю работу дровосека. Когда в доме больной, на три шиллинга не проживёшь. Чтобы облегчить страдания отца, Джо постепенно продавал мебель и. — на вырученные деньги покупал лекарства. Спустя месяц осталось в доме четыре угла, старая табуретка да материнское обручальное колечко, сделанное из меди, а Джон Джолли мирно покоился в земле и над ним шелестели травы. Тогда-то Джо впервые всерьёз задумался над своим будущим житьём-бытьём. Впрочем, размышлял он недолго. Восемнадцати лет от роду, проворный и ловкий, точно белка, стройный и загорелый, точно сосновый ствол, что золотится на закатном солнце, в общем, парень он был хоть куда. Но ничего, кроме отцовского ремесла, не знал и не умел. И решил проситься на отцовское место.

В пятницу, придя за деньгами, Джо сказал управляющему:

— Отец больше не будет рубить вам дрова.

— Отчего же? — спросил управляющий, втайне надеясь на лучшее.

— Его Бог прибрал, — ответил Джо.

— Вот как! Значит, освободилось место дровосека, и пятидесяти лет не прошло!

— Возьмите меня на его место, — попросил Джо.

Но управляющий твёрдо решил сбыть с рук постылого жениного дядьку. Он поджал губы, почесал нос и, покачав головой, произнёс:

— На это место нужен человек опытный.

Отсчитал три шиллинга, пожелал Джо удачи и отправил парня с глаз долой.

Спорщик из Джо был никудышный: он-то знал, что опыта ему, несмотря на молодость, не занимать, но понимал и другое: раз управляющий порешил его не брать, значит, спорить без толку. Джо вернулся в свою хижину и подумал, взглянув на отцовскую табуретку:

— С собой её не взять, продавать не хочется, на дрова пустить тоже жалко, да и будущему дровосеку надо на чём-то сидеть… К тому же и табуретка наверняка хочет остаться в родных стенах не меньше моего хочет… Только ей — оставаться, а мне — в путь отправляться. Прощай, старая!

И Джо пустился в путь-дорогу с тремя шиллингами да медным колечком в кармане.

II

Никогда прежде не доводилось Джо уходить так далеко от родных мест. Лес он любил пуще всего на свете, и не манили его чужие дали.

Но вот не прошло и двух дней со смерти отца, а он уже покинул отчий дом b идет по широкой дороге — к новому и неведомому. Он не загадывал, куда идти, ноги несли его сами, отзываясь на первый клич и зов. Джо держал ушки на макушке и вот услыхал слабый, едва различимый, но знакомый звук — стук топора, такой далёкий, будто стучали о того света. Джо, однако, услыхал его явственно и пошёл в ту сторону.