Седьмая встреча

Если б она сказала, что его вопрос неуместен или еще что-нибудь в этом роде, это прозвучало бы более убедительно, чем ее короткое «нет». Горм безуспешно пытался поймать ее взгляд.

— Однажды я видела вас там, — медленно сказала она и посмотрела на него.

— Правда?

— Я бросила якорь в бухте за вашим домом, конечно, нарушив право частного владения.

— Велика важность! Почему же вы не вошли в дом?

— Потому что вы сидели на скале перед домом и, по-моему, плакали.

Он с удивлением поднял на нее глаза.

— Вы смотрели в бинокль? — Он хотел пошутить.

— Да, я смотрела в бинокль.

Между ними возникло странное напряжение. Стало покалывать кожу.

— В какое время года это было?

— Весной.

Он покачал головой.

— Не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.

— Что опровергнуть? Что вы сидели и плакали?

— Я этого не помню. У вас есть лодка? — вдруг сообразил он.

— Да, новая мощная моторка, двадцать пять футов. Когда я одна, мне надо быть уверенной, что я смогу быстро добраться до берега.

Он помог ей надеть пальто, она взяла папку с документами и пошла к двери.

— В понедельник мы обсудим детали договора с коммуной, — сказал он.

Она кивнула и скрылась.

Горм дошел до того, что спустился в магазин, взял там зеркало и после работы долго изучал свое отражение рядом с картиной.

Он ощущал присутствие Руфи. Видел, как она стоит с кистью в руке и пишет далматинца. От непривычного чувства гордости он стоял один в своем кабинете и смеялся. Потом он спрятал зеркало в ящик и некоторое время сидел наедине с теми глазами на стене.

Только вечером Горм вспомнил об интересе, проявленном Илсе к Индрефьорду. Отец и она. Может, она знает, о чем отец думал в последние дни перед смертью?

Обычно Горм несколько раз в году провожал мать на кладбище к могиле отца. В день Всех святых. В сочельник. В Новый год. Летом. Ее всегда интересовало, как выглядит могила, сухая земля или влажная. Она просила его позаботиться, чтобы там посадили что-нибудь красивое, чтобы, как она выражалась, у могилы был ухоженный вид.

С отсутствующим видом она проводила на кладбище всего несколько минут, не проявляя ни горя, ни сожаления. Об отце и об их общей жизни она говорила крайне редко. Очевидно, «сухая или влажная земля» или «посади там что-нибудь красивое, но не слишком яркое» было для нее гораздо важнее.

А он сам, как он вел себя, стоя у могилы отца? Поддакивал матери, подавал ей руку. Но никогда ни о чем не спрашивал, ни об отце, ни о сестрах. Не вспоминал прошлого, но и не досаждал ей разговорами о будущем.

По возвращении домой мать часто была взволнована и плакала. Уйти от нее, когда она была в таком состоянии, он не мог. Но плакала ли она по отцу? Или по своей собственной жизни? Неужели мать действительно вздохнула с облегчением, когда отца не стало?

Неужели жизнь отца и матери была обоюдной игрой, в которой чувства были закамуфлированы, как того требовали приличия и необходимость?

Горм попытался вспомнить, что произошло, когда Илсе видела его перед домом в Индрефьорде. Он никогда не плакал там на скале. Разве что в детстве.

А может, она хотела этим оправдать то, что тайком подглядывала за ним? Тогда зачем было рассказывать ему об этом?

* * *

Вечером в субботу Горм все еще не мог отделаться от этой мысли. Почему она рассказала ему заведомую ложь? Потому ли, что хотела рассказать что-то другое?

Он мысленно представил себе такую сцену: отец и Илсе Берг стоят на носу их старой моторной лодки в Индрефьорде. Камень лежит в мешке, завязанном веревкой. Она помогает отцу обвязаться этой веревкой. А потом сталкивает его с лодки в том месте, где нет поручней. Еще до этого они вместе привязали конец этой длинной веревки к якорной цепи, чтобы легче было найти труп.

Горм поднял трубку и позвонил домой. Ответила Ольга. Он попросил передать матери, что поедет в Индрефьорд и вернется домой только в понедельник после работы. Потом поднялся в квартиру, переоделся в джинсы, фланелевую рубашку, джемпер и ветровку.

Перед уходом он оглядел комнату и решил, что ему надо в конце концов переехать сюда. Придется матери пережить и это.

Пока Горм ехал вдоль фьорда, он убеждал себя, что ехать за Илсе было чистым безумием. Однако мысль о ней и об отце вкупе с историей о том, что он якобы сидел на скале и плакал, уже не отпускала его. Он должен был увидеть ее в тех условиях, в каких они с отцом, вероятно, встречались.

Оставив машину на заросшей травой дороге, он прошел через лесок к дому. Предлог для своего появления он уже придумал.

С холма он увидел ее лодку. Она была пришвартована носом к скале, с кормы был брошен якорь. Стояли августовские сумерки, и Горм обошел вокруг дома, чтобы посмотреть, нет ли кого-нибудь в гостиной. Лампа над столом была зажжена, но он никого не увидел. Значит, она здесь одна.

Слабо пахло от гриля перед домом. Старая обрезанная бочка из-под нефти с решеткой. Горм вспомнил, как в детстве летом они жарили на этом гриле колбаски или отбивные. Зимой здесь пахло ржавой водой и сыростью. Должно быть, Илсе пришлось здорово потрудиться, чтобы все очистить, прежде чем она смогла разжечь огонь.

В кухонном окне виднелась тень от ее согнутой спины. Почему-то она не сняла в доме кепочку. Приемник был включен. Передавали сводку погоды. Когда он постучал в двери сеней, она выключила приемник. Тишина подсказала ему, что она гадает: это еще что такое? Или: кто бы это мог быть? Потом послышалась громкое: «Войдите».

Илсе нарезала на столе филе сайды и, увидев его, не выразила ни малейшего удивления. Из-за света или из-за кепочки она выглядела намного моложе. Щеки у нее пылали. Очевидно, она весь день провела в море.

— Я приехал, потому что газ и дрова заперты в сарае, а я забыл дать вам ключ от него, — сказал он.

— Правда? Там я еще не была. — Она отложила нож и сполоснула под краном руки.

— Значит, все в порядке, — сказал он, стоя в дверях.

— Заходите же, все-таки это ваш дом. — Она улыбнулась и развела руками.

Он сделал несколько шагов и протянул ей ключ. Конечно, он мог бы положить его на стол или повесить на крючок возле двери, где было его обычное место. Но Горм этого не сделал.

— Спасибо за заботу! Вы поужинаете со мной? По пути сюда я наловила сайды.

Сначала он хотел отказаться, но потом вспомнил о цели своего приезда.

— Спасибо, это очень заманчиво!

Он чувствовал себя немного странно в собственном доме в гостях у Илсе Берг.

— Чем могу помочь?

— Накройте на стол.

Он снял джемпер и вымыл руки.

— Ты хорошо воспитан, — поддразнила она его и бросила ему полотенце.

— Тебе так кажется? — Он не удержался от смеха.