Седьмая жертва

В ожидании результатов экспертизы оперативники занимались прояснением обстоятельств убийства неизвестного человека в районе трех вокзалов.

Керамическая рыбка с широко раскрытым ртом, из которого торчат ножки пластмассовой куколки, недвусмысленно указывала на то, что спившаяся бывшая балерина Надежда Старостенко и странный гражданин в приличной одежде и с деньгами на собственные похороны в кармане были лишены жизни одной рукой и, по всей вероятности, одним и тем же оружием, но это опять-таки должна подтвердить или опровергнуть экспертиза.

Личность человека без документов была установлена на удивление быстро.

Собственно, удивляться тут было особо нечему: когда рядом с вокзалами – крупнейшими в столице пристанищами бомжей – находишь труп человека с явными признаками нецивилизованной бездомной жизни, то много ума не надо, чтобы предположить, где можно навести о нем справки. Покойный, как вскоре выяснилось, носил кличку Лишай, которая прилипла к нему из-за постоянных кожных заболеваний, одолевающих его круглый год. Фамилии его никто не знал, имя же хоть и с немалым трудом, но вспомнили – Геннадий. Среди вокзальных бомжей он тусовался не так давно, всего месяца полтора-два, откуда прибыл – не спрашивали, не принято как-то, а он сам не рассказывал. В день убийства его видели с утра и примерно часов до трех, куда делся потом – неизвестно.

Улыбчивый и разговорчивый, Сергей Зарубин уговорил своих собеседников показать место, где обычно спал Лишай, и его вещи. Впрочем, какие там вещи?

Так, жалкие лохмотья, утлый скарб. Никаких документов или чего-то существенного, что позволило бы узнать о неожиданном повороте в жизни бедняги Лишая, не обнаружилось. А поворот, несомненно, был, иначе откуда у бездомного Геннадия появились приличная одежда и даже валюта на похороны?

Если верить экспертам, бедолага Лишай минут за тридцать-сорок перед смертью плотно поужинал. Вероятно, напоследок… Стало быть, прием пищи осуществлялся где-то неподалеку от места убийства. Вооружившись перечнем обнаруженных в желудке убитого продуктов. Зарубин начал планомерный обход точек общепита, расположенных в районе трех вокзалов. В кафе, где они были с Настей, Сергей заходить не стал: он хорошо помнил меню, никакой пиццы и блюд из риса в нем не было. Пройдя от места убийства до Казанского вокзала и далее по Краснопрудной улице до Русаковской эстакады, он перешел на противоположную сторону и начал движение в обратном направлении, к вокзалам.

То, что он искал, оказалось рестораном быстрого обслуживания. Сам ресторан представлял собой явление весьма негармоничное. На длинном прилавке, предназначенном для самообслуживания посетителей, выставлены разнообразные красиво украшенные и аппетитно пахнущие блюда, но условия, в которых эту роскошь предлагалось принять внутрь, больше напоминали дешевую забегаловку-рюмочную из догорбачевских времен. Казалось кощунственным ставить тарелку с пиццей на липкий, пятнистый от грязи стол, и совершенно немыслимо представить себе, как можно наслаждаться изысканными равиолями с лососевым фаршем, сидя на шатающемся стульчике с крошечным круглым сиденьицем и неудобной алюминиевой спинкой.

Однако главным достоинством ресторанчика было, несомненно, меню, потому что именно в этом меню, на уставленном блюдами прилавке увидел Сергей Зарубин все то, что было перечислено в заключении эксперта, изучавшего содержимое желудка покойного бомжа по кличке Лишай. Пицца представлена множеством разновидностей, предположительные пельмени или котлеты в тесте оказались равиолями двух сортов. Рис служил основой для восхитительно пахнущего блюда под названием «ризотто». Помидоры и огурцы наличествовали здесь как в форме салата, так и в первозданном виде, просто нарезанные дольками. Сошлось все до мельчайших деталей, даже время, прошедшее между поглощением последней порции еды и наступлением смерти. Покушать плотно, выкурить пару сигарет и дойти до троллейбусного парка, беседуя не спеша – в аккурат и выйдет так, как написано в акте экспертизы. Откуда у бомжа внезапно появилось столько денег, чтобы одеться во все новое, сходить в парикмахерскую и плотно поужинать? Дурацкий вопрос, усмехнулся про себя Зарубин. Оттуда же, откуда и у Надьки Танцорки, от доброго дяди. Только с Танцоркой хотя бы понятно, за что: за услугу, за плакатик и несчастного придурка Ваню Жукова. А Лишаю за что отвалили? За какие такие услуги? Или просто за голубые глаза?

– Вам помочь? – обратилась к Зарубину смешная рыженькая девчушка в красно-белой униформе, стоявшая по ту сторону прилавка. – Я смотрю, вы никак выбрать не можете. Давайте, я вам расскажу, что из чего приготовлено.

– Давайте, – охотно согласился оперативник, мысленно подсчитывая имеющуюся в карманах наличность, дабы не оплошать и не набрать еды на сумму большую, чем можно себе позволить.

Рыженькая оказалась разговорчивой, и втянуть ее в беседу труда не представляло. Лишая она, как выяснилось, помнила. Было это в ее прошлую смену, и девушке (которую, кстати, звали Ксюшей) бросилось в глаза несоответствие между приличным видом посетителя и чудовищными руками, которыми он брал еду с прилавка. Руки были нечистыми, неухоженными, с обгрызенными ногтями и со следами кожных заболеваний.

– Меня чуть не стошнило, когда я его руки увидела, – призналась Ксюша, выразительно морща покрытый конопушками носик. – Знаете, я еще подумала тогда, что он вор.

– Это отчего же? – полюбопытствовал Сергей. – На лбу написано?

– Да ну вас, – хихикнула девушка. – Скажете тоже. Просто если человек ходит с такими руками, то приличная одежка явно не с его плеча. Значит, ворованная. Я ж не первый день замужем, не слепая.

– А спутник его как? Тоже на вора похож?

– Спутник? – Ксюша приподняла светло-рыжие бровки, отчего ее голубые глаза стали совсем круглыми. – Он на раздаче один был.

– Вы точно помните? – напряженно переспросил Сергей.

– Совершенно точно. Но если у вас в милиции все такие тупые, как вы, то объясняю на пальцах: когда человек с такими жуткими руками приходит в ресторан и набирает два подноса еды, у меня естественным образом возникает вопрос, есть ли у него деньги и сможет ли он заплатить. Поэтому я начинаю смотреть, с кем он пришел. Если с ним рядом такое же немытое чучело, то я быстренько зову охрану на всякий случай. Мы тут все ученые по части тех, кто готов схватить еду и смыться, не заплатив, – три вокзала рядом все-таки, бомжей всяких куча, транзитников нищих и прочей шушеры, поэтому нас тут всех инструктируют. Так вот, рядом с вашим дядькой никакого второго немытого не было, он еду на двух подносах для одного себя брал. И тогда я, помнится, подумала: как в него столько всего влезет? Теперь ясно?

– Теперь ясно, – кивнул Зарубин, которого замечание Ксюши насчет тупых милиционеров немного задело. – И где он сидел?

Девушка пожала плечами:

– Не обратила внимания. Мне важно, чтобы клиент взял еду и поставил на поднос, а не в сумку сложил, и то, что на подносе, донес до кассы. Все, на этом я наблюдение заканчиваю. Но, по-моему, он поднялся на второй этаж.

– А на первом что, народу было битком?

– Да нет, у нас всегда свободно. На втором этаже курить можно.

– Это хорошо, – улыбнулся Зарубин. – Тогда я тоже поднимусь туда. Ну, Ксюша, я не прощаюсь, вот покушаю и снова к вам подойду.

– Подходите. А я думала, вы обиделись.

– Я? – деланно изумился Сергей. – На что?

– На тупых милиционеров. Разве не обиделись?

– Обиделся.

– И все равно еще подойдете?

– Ксюша, дорогая, мои личные обиды – это мое личное дело. А подойду я к вам по служебному делу. Разница понятна?

– Ладно, извините, я не со зла. Просто мне здесь скучно до смерти, вот я и прикалываюсь ко всем.

– Прямо-таки ко всем? – оживился оперативник. – И к тому, с немытыми руками?

– И к нему тоже, – призналась она, слегка покраснев.

– Что же вы ему сказали, интересно?

– Ну, я что-то такое брякнула насчет того, куда в него столько лезет и что он лопнет, а у нас тут ниток нет нужного номера, зашивать нечем будет, и с иголками проблема… В общем, что-то в этом роде.

– Как он отреагировал?

– Никак. Мне даже показалось, что он не понял, о чем речь. Голову поднял, на меня смотрит и как будто не слышит.

– Может, он был в трансе, обколотый? – предположил Зарубин, хотя точно знал, что никаких наркотиков Лишай не принимал, одним алкоголем пробавлялся.