Седьмое небо в рассрочку

– Ты?

– Точно. Бык поставил ее на счетчик, она же не вернула долг. А я заплатил долг Сабрины быку, то есть себе… Но сказал, что она мне ничего не должна. И Сабрина стала моей!

– Что ж ты оставил ее одну ночью, прикованную к трубе, умирать от ужаса?

– А как бы я объяснил свое появление? Но утром именно я позвонил в полицию. Кстати, нет худа без добра, Сабрина получила урок, поняла, что ей нужен надежный тыл, поэтому выбор пал на меня.

– А она в курсе, что ты пытался убить и ее папу?

– Откуда тебе известно?

Наконец! Наконец тон весельчака окрасился трусливым блеяньем. У Шатунова даже настроение улучшилось, но он не собирался открывать карты, пусть лучше не знает, что девчонка выжила и указала на него:

– Сорока летала и показания дала. Так моя дочь знает, что ты хотел убить ее отца? Ну ты, гад…

– Сорока? Мне, собственно, плевать, я не вернусь в Россию, где морально жить тяжело – нельзя верить людям, везде обман. А твоя дочь… Вон она плавает в бассейне, ее ждет массажистка, потом мы поедем гулять. Сабрина любит тратить деньги, а я люблю Сабрину и чувствую прилив сил, о, как мне хорошо! Она родит мне ребенка, так что ты будешь дедом моего сына, с моими генами. Я отнял у тебя дочь. И жену отнял. Ведь Ксения была той самой, которую ты любил, так? Теперь ты знаешь – каково терять.

– Чтоб ты сдох, – процедил Шатунов в трубку и прервал разговор нажатием кнопки.

Он долго сидел на скамейке, ведь требовалось унять и боль внутри, и бурю, и негодование на высшие силы, которые сверху попустительствуют нечеловекам. «Родит она ему, – параллельно шли мысли. – Угу. Видел я, из чьей комнаты она выходила в день отлета. Так что жди деток и воспитывай чужих, урод. Господи, почему?..» Наверное, он просидел бы до вечера, если б не Пашка, вышедший из машины да и из себя тоже:

– Папа! Па! Сколько тебя ждать?!

Действительно – сколько? Он подхватился и быстро зашагал к сыну. Жаль, что не подумал о нем, когда поднял пистолет и целился в девчонку – что было б с Пашкой, если б выстрелил? Конечно, он уже взрослый, у него есть Иваныч, Володька… Тьфу ты, опять звонок!

Вести были плохими, Шатунов позвал Южина и с досадой сказал водителю по секрету от Павлика:

– Девчонка сбежала из больницы.

– Как?! – ахнул Южин.

– А вот так, – взмахнул руками Шатунов. – Элементарно, люди же идиоты, думают, их не проведут. А она вырубила медсестру, напялила на себя ее одежду, прошла мимо спящего охранника… Как показывают в кино, так и сделала! Вызывай Марина и ребят, думаю, эта тварь не пожалеет ни меня, ни Пашку. Звони!

Палящее солнце прогрело воду в бассейне, Дубенич лежал на поверхности и балдел, чувствуя, как кожа легонько поджаривалась. Впрочем, еще немного, и она задымится, пора в тень и хлебнуть ледяного напитка, за ним нужно идти в дом, сегодня у прислуги выходной. Поднимаясь по лесенке из бассейна, Дубенич вдруг замер, подумав, что основательно перегрелся, до галлюцинаций.

– Привет, Кукин, – сказала галлюцинация вполне реальным и знакомым голосом. – Не узнаешь?

Конечно, узнал. Да страшно пошевелиться, когда на тебя смотрит дуло пистолета. Тут одна мысль буравит: как сделать, чтоб вернувшаяся с того света змея не выстрелила? Купить? Она не за деньгами пришла – это же ясно.

– Что, удалась жизнь? – сказала Людмила. – А я тебя вычислила, но недооценила. Сначала насторожило, что Кукин после знакомства со мной приехал в особняк Дубенича и не вышел оттуда. Потом я вспомнила сведения о Шатунове, которые ты дал Геку: ты забыл внести имя дочери. Главное: Гектор получил заказ на Шатуна сразу после прокурорши со всеми данными. А эти фразы, которые повторял Гек и адвокат Кукин, когда я спрашивала про деньги? «Через два-три… Наш клиент не хранит такие суммы дома…» Слово в слово! И какому адвокату доверят такое дело, как убийство людей? А Гек уверял, что ходил на свидания с заказчиком. Значит, адвокат и есть заказчик. Я решила получить подтверждение и звонила на разные трубки – Дубенича и Кукина. Но голос-то был один. Знаешь, о чем жалею? Что ты меня опередил в ту ночь…

– Послушай, давай договоримся…

Ему не удалось начать торг, Людмила выстрелила практически бесшумно. Дубенича дернуло, красная струйка потекла по груди, смешиваясь с водой, но он крепче сжал руками поручни, чтоб не упасть в воду. А боль… Какая боль…

– Извини, я же тебе задолжала. Получи все сразу.

Она стреляла и стреляла, а он только вздрагивал. После очередного выстрела Люда выдерживала паузу и хладнокровно наблюдала, как цепляется за жизнь Дубенич в буквальном смысле – до белизны пальцев сжимая поручни. Взгляд его стекленел, глаза умирали раньше тела.

Но вот кончились пули, Люда бросила пистолет в воду, только после этого пальцы Дубенича разжались, и он спиной, раскинув безвольные руки в стороны, упал в бассейн. Все. Люда спокойно покинула территорию виллы.

Она долго выжидала, чтоб на вилле никого не было, пришлось снять соседнюю и торчать с биноклем у окна полмесяца. Люда не знала, куда поедет, чем займется, как будет жить. Кстати, деньги-то нашлись, благодаря им она отыскала Дубенича. В кабриолете лежали. Гектор прятал их в запасном колесе – тайник примитивный, но о нем почему-то никто не вспомнил. М-да, в этом мире все примитивно. Пока денег ей хватит, а там… как получится.

Идя вдоль берега лазурного моря, она вдруг достала из сумки мобильник и, присев на валун, вставила симку, потом искала нужный номер в контактах. Нашла.

– Сабрина? – раздался голос Шатунова.

– Это не Сабрина, – сказала Люда. – Это я. Когда мы увозили вашу дочь, я забрала у нее телефон, вынула симку. Звоню, чтоб сказать: его больше нет. Вы понимаете, о ком я?

– Юрки? – догадался он, но переспросил: – Юрки нет?

– Да.

– А Сабрина? Что с ней?

– Ваша дочь делает налет на магазины, не бойтесь за нее. Думаю, она не обидится на меня, я же подарила ей свободу и большие деньги.

Люда завесила паузу, но Шатунов не отключался, как будто знал, что она набирается сил, чтоб сказать то, ради чего позвонила:

– Простите меня… я тоже потеряла… Простите, если сможете.

Конечно, он не сказал заветного слова «прощаю». Ее простить нельзя, она бы точно не простила, будь на его месте. Люда сама нажала на клавишу, потом закинула телефон в море, сбросила туфли и, поджав ноги, глядя на кружево прибоя, горько заплакала:

– Илья… и ты прости… Я же только хотела, чтоб мы… ты и я… чтоб начать сначала… Мне очень плохо… очень… Если б все вернуть назад… Ну как я теперь буду жить без тебя, ты не скажешь, Илья?..

А еще одному человеку было плохо каждое утро, каждое!

В половине седьмого из подъезда выползла Зойка в старых спортивных штанах, ветровке и кроссовках, потянулась, зевая, пошатнулась, передернула плечами:

– Блин, холодно… Чертова осень.

За ней энергично выбежала старшая сестра и помахала Марину, он, как столб, возвышался на пустой улице и разминался у легковушки, подпрыгивая на месте и размахивая руками. Втроем начали забег. Зойка демонстрировала, что глаза у нее еще не открылись, ноги тяжелые и вся она просто смертельно больна, болезнь подтверждала кашлем. На Марина и сестру кашель не действовал – черствые люди.