Седьмое знамение

Борис был тише воды ниже травы, но отнюдь не подлизывался – он надел на себя самую скромную и милую маску из своего арсенала, какую он редко демонстрировал даже собственным родителям, слишком уж она была несовместима с его характером. Однако он решил использовать ее как последнее средство, и, к его немалому удивлению, именно она принесла пока первые результаты. Но Фаина была напряжена, одно лишнее движение – и все будет потеряно.

– Меня зовут Борис, – сказал гость и протянул руку. – Борис Новиков.

– Рад с вами познакомиться, очень рад. Мое имя Петр Николаевич. Добро пожаловать, молодой человек.

Их рукопожатие было крепким и дружеским. Борис умел смотреть прямо и открыто, да и чего ему тут бояться. Петр Николаевич показался ему союзником. По крайней мере, принял его приветливо, в отличие от его дочери. Та между тем сняла пальто и сапоги, сунула в рукав шапку и шарф. Потом пригладила рукой волосы, они легли гладкими волнами и светились, как металл в ночной темноте. Глаза блеснули из-под ресниц с сумраке прихожей. Снимая куртку, Борис не мог оторвать от них взгляд. Отец девушки показался ему обычным, неприметным, совсем не таким, как очаровательная дочь. А она хмуро предупредила:

– Папа, я умоюсь.

А заодно взяла из своей спальни домашнее платье, чтобы там же, в ванной, переодеться. Борису стоило немалых усилий не выдать повышенный интерес именно к ее комнате, но он ничего так и не заметил. Дверь туда постоянно была закрыта. А ситуация складывалась непонятная: Фаина вела себя как чужая, дичилась, хотя, по идее, он пришел в гости к ней, а не к ее отцу.

– Не откажите отобедать с нами, – вдруг предложил Петр Николаевич тоном воспитаннейшего помещика.

Борис изобразил смущение:

– Извините, пожалуйста, получается, что я напросился…

Петр Николаевич понимающе закивал головой:

– Не стоит извиняться. Я вижу, Фаюшка чем-то занялась, пройдемте тогда на кухню. Я пока разогрею обед и, может быть, мы с вами поговорим.

Настроение у Бориса мгновенно упало. Эта Фаюшка не святоша, а сущая ведьма! Он с удовольствием поговорил бы с ней, а с ее отцом говорить он еще не готов. Да и не предполагал он вот так с ходу официально представляться ее отцу. Похоже, Новиков, ты попал, как кур во щи. Придя к такому выводу, он вынужден был последовать за Петром Николаевичем на кухню.

Конечно, они жили не ахти как. По его понятиям, это была сущая трущоба, но никаких признаков фанатизма и самоистязания он не заметил. Напротив, в гостиной он мельком увидел старый телевизор и большой книжный шкаф с художественной литературой, преимущественно классической, а на кухонном окне стоял и негромко работал радиоприемник. Борис вздохнул полегче. Видимо, в этом небольшом семействе святошей являлась только Фаина, а отец ее в этом смысле вполне нормальный. Значит, живьем его не съедят, если он поведет себя с умом.

– Вы, наверное, успели понять, что Фаюшка – девочка не совсем обычная, улыбнувшись, начал Петр Николаевич и поставил на плиту кастрюлю с водой.

– Она необыкновенная, – подтвердил Борис.

– И вы, конечно, знаете, отчего это.

– Да.

– Отчасти это моя заслуга. После гибели жены я работал в церкви в Разовке, на ее восстановлении, плотничал. Ребенок мой вырос при храме, в атмосфере веры. Но, боюсь, она кое-что восприняла по-своему. Не мне судить, правильно это или нет, но это так. И, видимо, ваше появление в ее жизни ей не по вкусу, поскольку в ее планы не входило. Знаете, я не стану вмешиваться в ваши отношения с моей дочерью, но буду наблюдать за ними, чтобы…

– Я понимаю, – поспешно согласился Борис.

– Слава Богу. Не думайте, пожалуйста, что раз в общине мы люди безобидные и очень мирные, то не сумеем защитить Фаину в том случае…

– Я понимаю, Петр Николаевич, – проникновенно сказал Борис. – В этом нет нужды. Я не собираюсь обижать Фаину. Образно выражаясь, у меня просто рука не поднимется обидеть вашу дочь. Для этого нужно быть извергом.

Петр Николаевич смотрел на него испытующе, но Бориса этим трудно было смутить даже более искушенным людям, не таким простым, как… Кстати, а кем он работает, интересно? Так правильно, по-книжному выражается, а с виду – простенький такой, неказистый мужичок… Не сравнить с его дочерью…

– Я… можно, я позову ее обедать? – спросил Борис.

– Да, конечно. Сделайте одолжение.

Борис улыбнулся.

Дверь в спальню была закрыта плотно, сквозь нее не проникал ни один звук. Борис прислушался, потом постучался. Фаина так долго не отвечала, что Борис хотел было повторить стук, но тут услышал глухое, как из подвала:

– Войдите.

Он осторожно вошел и дверь за собой прикрыл не до конца – с одной стороны, так их нельзя стало подслушать, с другой же стороны, никто не обвинил бы его в совращении. Войдя, он в недоумении огляделся. Комната Фаины была маленькая и опрятная, до крайности скромная. Борису доводилось бывать дома у всяких девушек, в том числе и небогатых, и нигде он не видел такой подчеркнутой неприхотливости. Узкая старая железная кровать (не то что у Тимофеевых или Новиковых!), убранная синим покрывалом, над ней висел маленький потертый коврик. В углу возле окна блестела металлической рамкой икона Преображения Господня, и рядом – открыточка с изображением Владимирской иконы Божией Матери. Под ними на письменном столе была стопка духовной литературы. Через всю комнату тянулась широкая коричневая дорожка с красными пятнышками. В другом углу мрачно высился черный платяной шкаф. Окно прикрывали голубые шторы. Вот и все. Сущая монашеская келья. Во всяком случае, ничем не напоминала комнату обычной юной девушки. Даже в бедствующей семье дочка может позволить себе какой-нибудь плакатик, какой-нибудь красивый стаканчик, хорошенькую расчесочку, хоть малюсенькое зеркальце, картинки с котятами и цветами, но ничего этого тут не было. Любая индивидуалистическая черта безжалостно изгонялась из комнаты Фаины. В ней жила не обычная юная девушка, а некий «винтик системы», проводник высшего знания, создание, подчиненное идее целиком и полностью. Отсюда и бросающийся в глаза аскетизм.

Внезапно Борису все стало ясно. Он понял, почему отец Фаины оказался его союзником и пообещал не вмешиваться, и почему таким подбадривающим голосом поздоровался с ним в Разовке отец Александр, и почему прихожане его церкви с таким сочувствием ему улыбались. Ну конечно! Как же он сразу не догадался. Просто с самого начала ошибочка вышла – иметь дело ему предстояло не с беззащитным ягненком, а с укрепленной цитаделью, вооруженным до зубов противником. Он усмехнулся про себя, когда подумал, что во всех окружающих эта ситуация возбуждает своеобразный спортивный азарт – за кем же останется победа, чье упорство окажется сильнее. Того и гляди, начнут ставки делать, как на игре в тотализатор.

Сам-то он нисколько не сомневался в ответе на вопрос, за кем будет победа. Не сомневался ни на мгновение.

Veni, vidi, vici!

– Почему ты не идешь обедать? – спросил Борис негромко.

Фаина сидела за столом, выложив учебники, и делала домашнее задание по алгебре. В общем-то, похвальное занятие, но, согласитесь, если к ней пришли гости… Она никак не отреагировала на его появление в этой священной комнате. Точнее, у нее было намерение никак не отреагировать – она не повернулась, не обернулась, не сказала ни слова. Но по мере его приближения ее голова склонялась все ниже к тетрадке, а ручка, хотя и делала попытки возобновить процесс написания, не в силах была теперь даже обводить написанное. Борис остановился у нее за спиной и заглянул сверху вниз в ее черновик. Возникло долгое, но красноречивое молчание.

– Я бы не советовал тебе переписывать начисто без проверки, – так же негромко продолжил Борис. – В уравнении номер пятьсот восемь-б допущена ошибка. Хочешь, я помогу тебе решить?

Она ответила с трудом, не отчетливо:

– А вы разбираетесь в алгебре?

– Более или менее. Я закончил школу с золотой медалью.

Она сделала невольное движение головой, словно собиралась на него посмотреть, но передумала, только ее густая волнистая шевелюра закачалась из стороны в сторону.

– Это для тебя открытие, не правда ли? – усмехнулся он. – По твоему мнению, такие мерзкие типы, как я, не могут в детстве хорошо учиться в школе. Увы и ах, я и сейчас являюсь отличником в институте, хотя теперь-то это вовсе не обязательно.