Седьмой Совершенный

Абул-л-Хасан подошел к Ахмад Баширу и сказал, положив ему на плечо руку:

— Дорогой друг. Вряд ли вас это утешит, как это ни цинично звучит, но для того, чтобы забыть человека и перестать страдать от любви к нему, нужно три месяца. Вот увидите, пройдет время, и вы успокоитесь. В любом случае я разделяю ваше горе. Вы очень достойный человек, а всякая добродетель должна вознаграждаться. Если вы думаете, что я забыл о том, как самоотверженно вы мне помогали, то вы ошибаетесь, я не забыл. Также я не забыл о своем обещании, утешьтесь, ибо должность начальника мауны принадлежит вам по праву. Я убедил везира в том, что лучше вашей кандидатуры на этот пост не найти.

Ахмад Башир поднялся.

— Не знаю, смогу ли я отблагодарить вас, — растроганно сказал он.

— Пустяки, — улыбнулся Абу-л-Хасан, — будем считать, что мы квиты. Ваша помощь в выполнении задания помогла мне занять мою нынешнюю должность. А теперь вы должны простить меня, я уже опаздываю к вазиру, заодно я оговорю с ним все детали вашего вступления в должность. Приходите ко мне завтра.

Ахмад Башир стал кланяться, прощаясь.

— Да, кстати, — вспомнил Абу-л-Хасан, — чуть не забыл, у нас принято делать подарки лицам, от которых зависит ваше назначение. Ну, если начистоту, то вазира надо отблагодарить, принесите завтра деньги.

— Сколько? — деревянным голосом спросил Ахмад Башир.

— Два миллиона дирхемов. Поверьте, это очень незначительная сумма для такой должности. Вы вернете ее через несколько месяцев.

— У меня нет денег, — глухо сказал Ахмад Башир, — последний дирхем я отдал вашему секретарю, чтобы он разрешил мне занять очередь на прием.

— М-да, — сокрушенно сказал Абу-л-Хасан, — мздоимство — неотъемлемая часть нашего делопроизводства. Знаете, вазир просил три миллиона, но я объяснил, что вы имеете заслуги перед халифатом, и он снизил цену. Клянусь, в этой сумме нет моей доли, все до даника я передам ему. Извините за нескромность, но вы много лет были начальником полиции, неужели вы не собрали ничего?

— Меня обокрали, все, что у меня было, я хранил дома в тайнике; вероятно, жена унесла с собой, когда я выгнал ее из дома. Мне и в голову не могло прийти, что она посмеет сделать это. У меня ничего не осталось.

— Я бы ссудил вам, — сказал Абу-л-Хасан, — но сами понимаете, я недавно вступил в эту должность, и мне также пришлось отблагодарить везира, это обычная практика. Знаете, даже был такой случай, когда одному наместнику за место вазира один человек предложил восемь миллионов дирхемов, а тот, кто сидел на этом месте, предложил шесть миллионов за то, чтобы его оставили. Так знаете, что сделал наместник? Он скостил каждому по два миллиона и назначил их обоих на эту должность.

Абу-л-Хасан было, засмеялся, но тут же осекся, его собеседнику было не до смеха.

— Нельзя ли сказать халифу об этом?

— Можно, — сказал Абу-л-Хасан, — халиф удивится и возможно пожурит вазира. Мне же это будет стоить места, а также какой-нибудь части тела: языка, руки или даже головы.

— Что же мне делать? — спросил Ахмад Башир.

Абу-л-Хасан развел руками.

— Ну что-ж, значит не судьба, — Ахмад Башир поклонился и пошел к дверям, но остановился и спросил: — А как дела обстоят с помилованием того парня?

— Бумаги готовы, со дня на день должен подписать. Вы оставьте свой адрес, чтобы я мог вас найти, мало ли что.

— Это просто, — сказал Ахмад Башир, — караван-сарай, недалеко от ворот Аш-шаммасия.

Ахмад Башир поклонился и вышел. Абу-л-Хасан, оставшись один, развел руками и негромко сказал:

— Я выполнил свое обещание.

Он был искренне расстроен. Ахмад Башир был ему симпатичен, деятельный, умный человек. Прежний начальник Ма'уны никуда не годился, а сахиб аш-шурта Багдада погряз в роскоши и пьянстве.

Недавно Абу-л-Хасан послал секретаря по пустяковому делу, так тот вернулся через два часа, так как не мог перейти улицу из-за процессии, сопровождавшей выезд начальника полиции. А между тем разбойники обнаглели до того, что недавно едва не взяли в плен вазира, отправившегося на лодочную прогулку с двумя алидами и секретарем халифа. Они гнались за ними и кричали: «Давай сюда мужа распутницы!» Говорят, что в этот момент секретарь халифа, не потеряв присутствия духа, заметил: «Господа, видно эти разбойники давно за нами следят, иначе откуда бы они узнали, что наши жены распутницы». Все хохотали так, что вызвали замешательство у разбойников, и благодаря этому, преследуемым удалось уйти от погони.

Ахмад Башир, выйдя в приемную, отобрал у секретаря свой дирхем и покинул диван.

Рассказывали, что по пути в караван-сарай он напился в одном из кабачков, которых рассеяно вдоль набережной Тигра великое множество, и к вечеру затеял драку с какими-то купцами, только рассказчик не помнил, кто кого побил, он купцов или купцы его. Говорили, что он еще долго жил на постоялом дворе у ворот Аш-Шаммасия, добывая пропитание тем, что разгружал товары, говорили также, что он много пил и умер, упав и ударившись головой о колодезный камень.

Но другие люди утверждали, что видели человека, похожего на него, исправлявшего обязанности мухтасиба в Самарре, но доподлино нам ничего не известно. Впрочем, не будем забегать вперед, ибо рассказ наш еще не закончен.

* * *

Ходжа Кахмас, подойдя к мечети, внимательно оглядел всех людей, находящихся в пределах двора, не заметив дервишеского колпака, успокоился и бодрым шагом вошел в судебный зал. Поскольку в этот раз он пришел вовремя, то кади посмотрел на него благожелательно и даже дернул головой в ответ на приветствие.

Секретарь положил перед кади бумаги по назначенным на этот день делам. Кади бегло просмотрел их и сказал:

— Зовите, кто первый.

Судейский поднялся, и заглянув в лежащий перед ним список, сказал:

— Жалоба Малика ал-Мухаджира.

— Где он сам, почему не приглашаете в зал?

— Его представляет поверенный, так как податель жалобы находится в тюрьме за растрату казенного имущества.

— Вот как, — сказал судья, — позовите поверенного.

Судейский, подойдя к двери, выкрикнул имя, и в зале появился поверенный.

— Изложите суть дела, — распорядился судья.

Поверенный кашлянул и сказал:

— Малик ал-Мухаджир приносит жалобу в том, что его содержат закованным в цепи и из-за этого он лишен возможности, совершать молитвенный обряд подобающим образом.

— Это все? — спросил кади.

— Все, — подтвердил поверенный.

— Цепи снять, — распорядился судья, — нельзя лишать мусульманина возможности молиться, пошлите в тюрьму с нарочным исполнительный лист. Следующий.

Судейский заглянул в список и выкрикнул Мухаммад б. Исхак, Али б. Исхак, Зубейр б. Исхак.