Седьмой Совершенный
Шрифт:
Внешность дервиша показалась ему знакомой.
Дервиш, предваряя его вопрос, сказал:
— Если ты меня не узнаешь, я повернусь и пойду обратно, хотя мне и некуда больше идти в этом мире?
— Меджкем? — удивленно сказал Имран.
— Я, мой господин, — уничижено сказал Меджкем, — я рад, что ты узнал меня. И хочу тебе сказать, что всегда подозревал, что дело обстоит вовсе не так как представляет его Убайдаллах. Ведь ты истинный имам времени, не так ли Имран?
— Имран, вспомнивший о своем друге Ахмад Башире, вздрогнул от своего имени, произнесенного вслух, и спросил.
— Как
Меджкем невесело рассмеялся.
— После того, как я упустил вас с этим толстяком, мне была одна дорога, на виселицу. Но в последний момент Убайдаллах почему-то передумал и дал мне хорошего пинка под зад, предупредив, что если я еще раз попадусь ему на глаза, то он лишит меня жизни. Мне пришлось покинуть страну, я потерял все: дом, жен, детей, все было конфисковано в пользу халифа. Вот посмотри, — в круглой комнате, находившейся в круглой сторожевой башне, кроме Имрана было еще три человека, но Меджекем все равно встал, и направился в сторону Имрана, сгибом локтя левой руки ощущая кинжал на поясе, под одеждой. Но Имран поднял руку и сказал:
— Стой, где стоишь, Меджкем.
— Я хотел показать тебе следы пыток, — укоризненно сказал Меджкем.
— Ты бы лучше помалкивал про пытки, — заметил Имран, — иначе я вспомню, что-нибудь неприятное для тебя. Скажи лучше, чего ты хочешь?
— Служить тебе верой и правдой, — порывисто сказал Меджкем.
Имран посмотрел на своих спутников; потом перевел взгляд на Меджкема.
— Скажи лучше, каким образом ты прошел сквозь войсковое оцепление, ведь Мунис взял нас в кольцо.
— Какой спрос с сумасшедшего, — сказал Меджкем и, закатив глаза, затряс головой, довольно похоже, изобразив юродивого. — Я сказал, что пойду уговорю тебя сдаться. Солдаты посмеялись и пропустили меня.
Имран понимающе кивнул, но тут же сказал:
— Я не доверяю тебе сейчас, но раз ты пришел ко мне, то можешь остаться.
Меджкем поклонился и направился к выходу. Имран спросил вслед:
— Ты ничего не слышал о моем товарище?
Меджкем помотал головой.
— Хорошо, иди. Я распоряжусь, чтобы тебе дали еду.
После ухода Меджкема, Имран обратился к юноше сидящему в комнате и не сводившему с него преданных глаз.
— Фарух, иди за этим человеком, скажи, чтобы ему дали, есть, и спать, и не спускай с него глаз.
— А кто этот человек, о Махди, — простодушно спросил юноша, — он, что, знал тебя раньше?
— Этот человек пришел от лжемахди, который обманом воцарился в стране берберов, казнив всех, кто мог бы рассказать о нем правду. Я один спасся благодаря своему божественному предназначению. А теперь поторопись, я должен знать о каждом шаге этого человека.
Фарух вышел.
Словами: «И вы идите отдыхать. Утром Аллах пошлет нам удачу», махди отпустил своих собеседников, и остался один.
Вышел на узкий балкон, опоясывающий башню и оглядел окрестности. Лагерь Муниса выдавал себя огнями костров… Сторожевая башня, где сейчас находился Имран, возвышалась над крепостной стеной переходящей в отвесную скалу. А далеко внизу блестела в свете луны лента реки.
Имран спустился вниз по каменным ступенькам и оказался у двери, предназначение которой для него оставалось загадкой.
За дверью было несколько ступенек, которые переходили в желоб и дальше ничего, пропасть. Можно было предположить, что по этому желобу, в свой последний путь, скользили приговоренные к смерти. Но сколько выдумки, и все для того, чтобы убить человека. А Имран уже прожил достаточно, чтобы понимать, что не все так просто в этом мире. Он открыл дверь, спустился по ступенькам и нащупал ногой желоб. Какая-то загадка здесь крылась, но какая? Хозяин крепости давно уже не жил в ней, а обслуга ничего не могла сказать. Одно неосторожное движение и все могло бы закончиться.Имран осторожно поднялся, закрыл дверь и вышел во двор. Он обошел, все караульные посты и в какой-то момент услышал за спиной голос Меджкема.
— Как ты думаешь выйти отсюда?
Имран остановился. Один из спящих стянул с головы одеяло, поднялся и подошел к нему. Лежащая рядом фигура, тоже поднялась, оказалась Фарухом, который также подошел и стал рядом с Меджкемом.
— Нам еще рано думать об этом, — как можно беззаботней сказал Имран, запасов еды и питья в крепости на несколько месяцев.
— Но время летит быстро, — настаивал Меджкем всей своей левой стороной ощущая присутствие приставленного к нему человека.
Фарух стоял слева от него, как раз со стороны спрятанного кинжала, и был готов нейтрализовать любое движение, направленное против Махди.
Меджкем прижал локоть и осторожно опустил руку.
— Я буду сражаться до конца, — сказал Имран.
— Там внизу пять тысяч дейлемитов, а у тебя четыреста человек, настаивал Меджкем.
— А ты уже успел пересчитать, — заметил Имран.
— Я человек опытный, — невозмутимо ответил Меджкем, — если берешь меня в помощники, то я готов сослужить тебе службу.
— Ну?
— Я вернусь и отравлю воду в лагере.
Имран покачал головой.
— Я не использую такие подлые методы.
— Ты хочешь сказать, что я подлец? — возмущенно спросил Меджкем.
— Я думал, что это тебе давно известно, — удивился Имран.
Меджкем обиженно молчал. Имран похлопал его по предплечью, и было пошел, но был остановлен новым вопросом.
— А где вы берете воду?
Подумав немного, Имран предложил.
— Пойдем покажу.
Он привел его к загадочной двери и открыл ее. Сделав несколько шагов. Меджкем остановился и воскликнул:
— О Аллах!
Он попятился назад и жалобно сказал дрожащим голосом: «Это жестокая шутка, о Махди».
Но подняться на площадку ему не удалось, ибо там стоял Фарух.
— Видишь, — сказал Имран, — там внизу блестит река, вот оттуда мы берем воду.
Фарух смотрел на махди, ожидая команды, но Имран сказал:
— Пропусти его.
Фарух посторонился. Меджкем выполз на каменную площадку и оттер лицо, покрывшееся капельками пота.
— Иди спать, — сказал Имран, — на сегодня ты узнал достаточно.
Меджкем в сопровождении Фаруха пересек крепостной двор, то и дело, перешагивая через спящих, добрался до отведенного ему места и стал укладываться спать. Фарух лег рядом. Через некоторое время Меджкем ударил себя по щеке, замахал руками.
— Проклятые насекомые, — сказал Меджкем, — а тебя, что они не беспокоят?