Сегодня ты, а завтра

– Понимаю, что не мои, – разозлилась таможенница, – какие именно, я спрашиваю!

– Ну-у разные. Можете посмотреть сами, – разрешил Эдик.

Таможенница хмыкнула и, бормоча «буду я еще у вас, жидов, разрешение спрашивать», схватила свертки. Развернув старые газеты, она вытащила три мятые и по виду очень несвежие мужские сорочки, несколько грязных трусов и неприятно пахнущий клубок нестираных носков. Разложив перед собой все эти интимные предметы, она с изумлением воззрилась на Кипариса:

– И это все?

– А что вы хотели там обнаружить? – поднял брови Кипарис.

Таможенница сделала несколько недоуменных движений руками, еще раз внимательно осмотрела чемодан. Он был старым, сделанным в незапамятные времена из жесткой фибры, давно потрескавшейся и ободранной. Никакого второго дна там быть не могло. Ей не оставалось ничего, как только проверить паспорт Кипариса, его выездную и въездную визы, пересчитать жалкие девяносто долларов, которые каждый эмигрант имел право вывезти из СССР, и отдать документы Эдику. Тот взял, аккуратно упаковал свои вещи обратно в чемодан и отправился на посадку. Впереди его ждала новая и пока неизвестная жизнь...

...Минут через двадцать езды по Ленинградке Кипарис миновал Белорусский вокзал и покатил на своем «рейндж-ровере» по улице Горького, это он так, по привычке, называл Тверскую. Кипарис миновал ее, свернул на проспект Маркса (пардон, Моховую), с удивлением покосился на восстановленные Иверские ворота и Манежную площадь, превратившуюся в некое подобие детского городка. Затем он затормозил у гостиницы «Националь», вышел из машины и внимательно прочитал заметную табличку у входа. На табличке значилось: «Гостей Международного симпозиума кардиохирургов просят обращаться в окно номер 2».

Кипарис так и поступил.

Офис фирмы «Мос-Ком» размещался почти в самом центре – в небольшом особнячке недалеко от Смоленской площади. Он находился во дворе одного из огромных сталинских домов. Особнячок был очень красивый, двухэтажный, с балкончиком и пилястрами.

Но самое главное было не это. Еще подъезжая к Смоленке, я мучился каким-то необъяснимым предчувствием. Как будто внутренний голос говорил, что я встречу там что-то знакомое. И точно...

Особняк фирмы «Мос-Ком», а вернее было бы сказать, то место, где она помещалась, окружало не меньше десятка красных пожарных машин. Окна с обгоревшими остатками рам зияли черными дырами. Крыша почти совсем провалилась. В воздухе воняло гарью, по двору летали какие-то черные ошметки. Короче говоря, совсем недавно здесь полыхал сильный пожар. Еще один...

Пожарные уже закончили свое дело и сматывали толстые брезентовые рукава. Я подошел к их командиру и, показав красную корочку Генпрокуратуры, поинтересовался, что произошло.

– Пожар, епсть, – кратко ответил тот.

– Вижу, что не открытие нового фонтана. Когда, как он произошел?

Пожарный пожал плечами:

– Вызвали в шесть утра, епсть. Приехали сюда – дом горит, епсть. Вовсю. Ну вызвали еще несколько бригад. И все равно, вишь, до сих пор проваландались, епсть.

Сейчас десять утра. Значит, тушили целых четыре часа.

– Что, сильно горело? – допытывался я.

– Чего, сам не видишь? Высшая категория сложности, епсть. Внутри одни переборки остались.

– Кто-нибудь был в доме?

Пожарный покачал головой:

– Один сторож, но тот выскочить успел вовремя, епсть.

Пожарный отошел и продолжил руководить своей бригадой. То и дело раздавалось звучное «епсть».

Надо сказать, вокруг обгоревшего дома крутились кроме пожарных только телеоператоры из «Дорожного патруля». И больше никого. Такое впечатление, что владельцев фирмы совершенно не интересует ее судьба. Кстати, пора бы узнать, кому она принадлежит.

Нет, это все мне начитает надоедать! Неужели так и будет продолжаться, пока преступники не уничтожат все следы деятельности Филимонова? То, что и этот пожар связан с убийством генерала, я не сомневался. Один пожар, второй... В думском кабинете кто-то до меня успел устроить шмон.

Из моих рук явно пытались выдернуть все ниточки, которые могли привести к разгадке этого преступления. Но, если разобраться, сам факт этих пожаров говорил о многом. Например, о том, что в «Мос-Ком», кабинете и на даче действительно имелись какие-то важные материалы. Поэтому надо сделать все, чтобы опередить преступников, не дать им уничтожить все следы. А для этого надо увеличить интенсивность поисков.

Через пятнадцать минут я был в прокуратуре, а еще через десять у меня на столе лежал домашний телефон директора фирмы «Мос-Ком» Максима Петровича Чернова.

Мне ответил женский голос.

– Алло, могу я попросить к трубке Максима Петровича?

– Кто его спрашивает?

– Старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры Турецкий.

В трубке замолчали. Я привык к такой реакции. Название моей должности всегда поначалу вызывает что-то близкое к шоку. Люди думают, что «особо важные дела» – это просто запредельные злодейства, и, надо сказать, в большинстве случаев близки к истине. Поэтому им надо дать несколько секунд, чтобы прийти в себя.

– Сейчас я его позову, – сказала женщина несколько изменившимся голосом по истечении означенного времени.

Всего через пару минут мне ответил сам Чернов.

– Максим Петрович, я хотел бы с вами встретиться.

– С какой целью? – неуверенно ответил бизнесмен.

– По поводу сегодняшнего пожара.

– Пожара... – эхом отозвался Чернов. – Вы имеете в виду пожар в моем офисе?

– Да.

Чернов надолго замолчал. Я слышал в трубке его тяжелое дыхание. Видимо, он обдумывал ответ.

– Я не могу, – наконец ответил он.

– Дело очень важное, Максим Петрович, – настаивал я, – мне нужно задать вам несколько формальных вопросов.

Конечно, только законченный кретин способен поверить в то, что следователь по особо важным делам будет задавать «формальные вопросы». Однако, и я это хорошо знал, люди часто цепляются за эту ненадежную соломинку.

Но мой номер не прошел.

– Я не могу, – повторил Чернов, – сейчас не могу. У меня дела, заботы. И потом, я очень сильно болен. И собственно, почему я должен давать показания? Пожар произошел совершенно случайно. Это загорелась электропроводка, там нет никакого криминала.

Чернов сильно волновался.

– Тем не менее нам надо встретиться, – произнес я твердо.

– Хорошо. Завтра я с вами встречусь.

– Сегодня, – категорично сказал я.

– Это невозможно. Я иду к врачу. До свидания, господин Турецкий.

И в трубке раздались длинные гудки. Я вздохнул и положил ее на рычаг. Можно, конечно, поехать прямо домой к Чернову. Но что ему помешает, скажем, просто-напросто не открыть мне дверь, а потом сказать, что его не было дома? В конце концов, я его не могу силой заставить давать показания. Придется подождать до завтра. Хотя... почему бы не поручить разговор с Черновым моей новой помощнице – Оле Кот? Девчонка она толковая, может, пользуясь своим женским обаянием, выведает у него что-нибудь. Хотя, я еще сам толком не знал, что именно может рассказать Чернов. Хорошо, пусть она на месте разберется. Я поручил Оле допросить Чернова.