Сегодня ты, а завтра

– Поехали, – говорил Степа Кузнецов, – развеемся, отдохнем. А то так и сгнием в своей деревне. А там столица. Культура!

Когда он произносил слово «культура», лицо его становилось одухотворенным. Как будто он в Москву ездил Третьяковскую галерею посетить или, скажем, Большой театр.

Двое других из их компании, Гена и Серый, стояли, привалившись плечами друг к другу, и молчали. В принципе им было все равно, поедет с ними Миша или нет. Им вообще было на все наплевать. Они уже успели с утра раздавить банку.

Когда Миша отказался ехать, Степа обвинил его в предательстве самого святого, что есть у человека, – мужской дружбы, обругал его всякими нехорошими словами и напоследок высказал предположение, что тот вообще нерусский, раз так поступает. И с оскорбленным видом пошагал в сторону шоссе. Серый и Гена, все так же опираясь друг на друга, поплелись за ним...

Миша не обиделся, Миша знал, что завтра, ближе к вечеру, они вернутся домой, грязные, избитые и угрюмые. И втайне завидующие ему. И лучший друг Степа Кузнецов будет, посасывая беломорину, рассказывать об их приключениях, беззастенчиво фантазируя и отчаянно матерясь. А Серый и Гена, нетвердо держащиеся на своих табуретках, будут кивать время от времени небритыми подбородками... Миша все это прекрасно знал и поэтому не поехал в Москву.

Куда лучше провести выходные здесь, в родной деревне. Миша пошел домой, достал из-за старой репродукции картины «Незнакомка» заветную поллитру, положил в целлофановый пакет краюшку хлеба, маринованный помидор, несколько ломтиков нарезанного сала, половинку луковицы и завернутую в обрывок газеты щепоть соли. Сунул сверток в карман и направился к двери. Потом остановился, прихватил банку с напитком «Юпи», в который Миша, в полном соответствии с инструкцией, «просто добавил воды», и не забыл стакан. Чтоб уж совсем культурно отдохнуть.

Когда Миша вышел из своей хаты, день был в самом разгаре. Солнце шпарило вовсю, немногие обитатели деревни Дядькино будто вымерли – наступило время послеобеденного отдыха. Миша Казачков сегодня не обедал, как, впрочем, и вчера, а вот позавчера баба Наталья налила ему плошку душистого, наваристого борща и даже с большим куском мяса на мозговой кости. А обычно Миша перебивался чем попало. Вот и сегодня скромная закусь должна была заменить ему обед.

Но не беда, с поллитрой завсегда веселее. Миша прошел по главной улице деревни, носящей по старинке имя вождя мирового пролетариата, миновал последний дом, свернул с улицы и, обойдя задами заборы, проник на огород.

Конечно, у Миши был свой огород. Но, понятно, грядки его давно вытоптали приятели, отыскивая съедобный корешок, яблони и груши загнулись и одичали, и только бурьян с чертополохом разросся пышным цветом. Ну что за удовольствие сидеть среди бурьяна? Что он, дворняга какая?

А здесь огородик был ухоженный. Ровными рядами уходили почти к лесу кустики картошки, сбоку вились огурчики, дальше желтели кабачки. Ближе к дому расположились несколько грядок зелени и лука. Вот здесь, в тени больших груш, рядом с грядочками, и расположился Миша. Хозяйский Полкан глянул на него приоткрытым глазом и снова задремал. Мишу в деревне знала каждая собака, и каждая собака знала, что он человек нрава миролюбивого и доброго, а своими маленькими слабостями никого не обременяет. Поэтому что с того, что он возьмет с грядки пару огурчиков и выдернет длинный побег молодого лука? Что с того? Нешто мы жадные?

Итак, расположился Миша в тенечке, подстелил газетку и разложил свою нехитрую снедь. В центр поставил бутылку, рядом стакан, закусь разложил вокруг. Потом склонил голову и полюбовался натюрмортом. Свинтил пробку, налил до половины, дыхнул в сторону и опрокинул водку в себя. Занюхал кусочком хлеба, отправил его в рот, затем туда же отправил ломтик сала и кусок огурца. Эх, хорошо!

Пахло разнотравьем, вокруг летали разноцветные бабочки и голубые стрекозы, стрекотали кузнечики. Миша выпил еще и еще, потом, аккуратно закрыв бутылку, лег на прохладную землю, подложил под голову большие, как лопаты, мозолистые ладони и, почти совершенно счастливый, заснул.

Сон под градусом крепкий и долгий. Когда Миша продрал наконец глаза, уже почти совсем стемнело. Первым делом он, понятно, схватился за бутылку. Цела. Только вот перевернулась и откатилась в сторону. Тут Миша ясно сообразил, что он и проснулся оттого, что бутылка упала, звякнула о стакан и покатилась. Ну у Казачкова слух, ясно, на звуки, издаваемые всякой стеклотарой, натренирован. Вот и проснулся сразу. Несмотря на изрядную долю невыветрившихся алкогольных паров в голове, Миша сообразил, что сама по себе бутылка перевернуться не может. Должно быть оказано какое-то внешнее воздействие. «Полкан, что ли?» – задал сам себе вопрос Миша. Но Полкан сидит на цепи, прикрепленной к пересекающей двор и заканчивающейся у грядок проволоке. Достать до бутылки он бы не смог. Значит?

Тут Миша заметил, что между грушевыми деревьями, в не успевших еще до конца сгуститься сумерках, мелькнула какая-то тень. Кто-то явно пробирался к дому. Но собака почему-то молчала. Ни оглушительного, обычного в таких случаях лая, ни даже ворчанья. Мертвая тишина. Между тем уже привыкшие к темноте Мишины глаза ясно различали темный силуэт лежащего Полкана.

Этот факт озадачил Мишу. Ну быть такого не может, чтобы сторожевая собака, на то и выученная, чтобы облаивать всех незнакомцев, лежала себе на месте неподвижно. Может быть, это сам хозяин? Но и тогда Полкан должен был вскочить и, виляя хвостом, сопровождать его, пока хватит проволоки. Нет, здесь что-то не то.

Миша с трудом, хватаясь за шершавую кору груши, встал и подошел к собаке. Не забыв сунуть во внутренний карман пиджака ополовиненную бутылку.

– Полкан, – позвал он.

Нет ответа.

Миша протянул руку, с тем чтобы погладить собаку. И готовясь отдернуть ладонь, в случае чего. Но собака запросто позволила провести ладонью по жесткой шерсти. И никак не отреагировала.

И только тут Миша обратил внимание на то, что вокруг собаки расплывается большое кровавое пятно. Полкан был мертв.

Причем не просто мертв. Он был убит. Кто-то нанес ему смертельную рану, из которой и сочилась кровь.

Постепенно в голове Миши стали устанавливаться причинно-следственные связи между всеми событиями, которые произошли с момента его пробуждения. Тень между деревьями, убитый Полкан, перевернутая бутылка... Так, значит, кто-то проник в огород, перевернул бутылку да еще убил зачем-то собаку!

Но ведь это же черт знает что такое! Почему всякие живодеры шляются по деревне и губят сторожевых собак? Это никуда не годится!

Миша Казачков огляделся и, выбрав, как ему показалось, правильное направление, отправился на поиски живодера.

Искать долго не пришлось. У самой стены дома Миша заметил тень. Вернее, силуэт человека.

Решив действовать осторожно, Миша подкрался поближе. Раздвинул ветки, получше рассмотрел того, кто стоял у стены. И обомлел.

Это была женщина – в черных джинсах и черной же куртке. Женщина кралась вдоль стены по направлению к освещенному окну.

Остановившись, она осторожно заглянула в окно. Миша стоял совсем недалеко, поэтому ему тоже было очень хорошо видно, что делается в доме. Кстати, там не происходило ничего особенного. Дядя Федя, хозяин дома, которого хорошо знал Миша, сидел за столом и что-то мастерил. В деревне он слыл местным Кулибиным, мастером на все руки.