Сёгун

Блэксорн почувствовал тяжесть в груди. Он был в ярости от собственной глупости, но не мог уступить и сказал себе: «Если мне суждено сейчас умереть, то Оми умрет первым, ей-богу!»

Он чувствовал себя хорошо, хотя немного кружилась голова. Потом в его ушах зазвенели слова Марико: «Фудзико – самурай, она ваша наложница!» И его мозг начал работать. Он нашел выход.

– Подождите секундочку! Марико-сан, пожалуйста, скажите Фудзико-сан следующее: «Я отдаю вам свои пистолеты. Вы должны охранять их. Никто, кроме меня, не должен прикасаться к ним».

Марико сделала, как он просил, и он услышал, как Фудзико ответила: «Хай».

– Вакаримас ка, Фудзико-сан? – спросил он ее.

– Вакаримас, Анджин-сан, – сказала она тонким прерывающимся голосом.

– Марико-сан, пожалуйста, скажите Оми-сану, теперь я пойду с ним. Пусть он извинит меня за это недоразумение. Я прошу прощения.

Блэксорн отступил назад, потом повернулся и передал Фудзико пистолеты. Пот бисером выступил у нее на лбу. Он обратился к Оми, радуясь, что все закончилось: – Теперь мы можем идти?

Оми что-то сказал Фудзико и протянул руку. Она покачала головой. Оми отдал короткий приказ и два самурая двинулись по направлению к ней. Она быстро засунула один пистолет за пояс, взяла другой обеими руками и направила его на Оми. Курок слегка отошел, и спусковой крючок пришел в движение.

– Угоки на! – сказала она. – Дозо!

Самураи послушались и остановились.

Оми заговорил быстро и рассерженно, она слушала и потом ответила мягко и вежливо, но не отводя пистолета от его лица. Спусковой крючок был спущен уже наполовину. Закончила она очень просто:

– Ие, гомен насаи, Оми-сан! – Нет, извините, Оми-сан.

Блэксорн ждал.

Самураи чуть приблизились к ней. Курок отошел уже на опасное расстояние, почти до верхней точки своей дуги. Но рука ее оставалась твердой.

– Огоку на! – приказала она.

Никто не сомневался, что она спустит курок. Даже Блэксорн. Оми что-то коротко сказал ей и своим людям. Они отошли, она опустила пистолет, но все еще держала его наготове.

– Что он сказал? – спросил Блэксорн.

– Только, что он сообщит об этом случае Ябу-сану.

– Хорошо, скажите ему, что я сделаю то же самое, – Блэксорн повернулся к ней: – Домо, Фудзико-сан. – Потом, вспомнив, как Торанага и Ябу разговаривали с женщинами, он повелительно буркнул Марико: – Пойдемте, Марико-сан… икамасо! – И он повернулся к воротам.

– Анджин-сан! – окликнула его Фудзико.

– Хай? – Блэксорн остановился. Фудзико поклонилась ему и быстро стала что-то говорить Марико.

Глаза Марико расширились, потом она кивнула и ответила, поговорила с Оми, который также кивнул, явно взбешенный, но сдерживаясь.

– Что происходит?

– Минуту, Анджин-сан.

Фудзико что-то крикнула, ей ответили из дома. На веранду вышла служанка. В руках она несла два меча. Самурайских меча.

Фудзико с почтением взяла их в руки, с поклоном предложила их Блэксорну, что-то тихо сказала.

Марико перевела: – Ваша наложница справедливо указала, что хатамото, конечно, должен носить два самурайских меча. Более того, это его долг. Она считает, что вам не подобает приходить к господину Ябу без мечей – это будет невежливо. По нашим законам, носить мечи – это обязанность. Она спрашивает, не согласитесь ли вы пользоваться этими, недостойными вас, пока не купите себе свои собственные.

Блэксорн посмотрел на нее, на Фудзико, потом снова на нее:

– Вы хотите сказать, что я самурай? Что господин Торанага сделал меня самураем?

– Я не знаю, Анджин-сан. Но никогда не было хатамото, который не был бы самураем, – Марико повернулась и спросила Оми. Тот нетерпеливо покачал головой и что-то ответил. – Оми-сан такого не знает. Конечно, носить мечи – особая привилегия хатамото во всех случаях, даже в присутствии господина Торанага. Это его долг. Только хатамото имеет право требовать немедленной аудиенции с господином…

Блэксорн взял короткий меч и заткнул его за пояс, потом другой, длинный боевой меч, точно такой же, как у Оми. Вооружившись, он почувствовал себя лучше.

– Аригато годзиемасита, Фудзико-сан, – сказал он спокойно.

Та опустила глаза и тихонько ответила. Марико перевела:

– Фудзико-сан говорит: – Если разрешите, господин, поскольку вы должны быстро и хорошо выучить наш язык, она почтительно хочет указать, что «домо» более чем достаточно для мужчины. «Аригато», с добавлением или без добавления «годзиемасита» – излишняя вежливость, это выражение, которое употребляют только женщины.

– Хай. Домо. Вакаримас, Фудзико-сан, – Блэксорн впервые внимательно посмотрел на нее, как бы заново узнавая. Он увидел пот на лбу и блеск на руках. Узкие глаза, квадратное лицо и зубы, как у хорька. – Пожалуйста, скажите моей наложнице, что в данном случае я не считаю «аригато годзиемасита» ненужной вежливостью по отношению к ней.

* * *

Ябу еще раз взглянул на мечи. Блэксорн сидел перед ним на почетном месте, скрестив ноги на подушке, с одной стороны от него сидела Марико, сзади него стоял Игураши. Они находились в главной комнате крепости.

Оми кончил рассказывать.

Ябу пожал плечами:

– Ты вел себя неправильно, племянник. Это обязанность наложницы защищать Анджин-сана и его имущество. Конечно, он теперь имеет право носить мечи. Да, ты неправильно провел это дело. Я ясно дал понять, что Анджин-сан здесь мой почетный гость. Извинись перед ним.

Оми немедленно опустился перед Блэксорном на колени и поклонился:

– Извините меня за ошибку, Анджин-сан. – Он слышал, что у чужеземцев принято извиняться. Он поклонился еще раз и спокойно вернулся назад на свое место. Но внутри себя он не был спокоен. Теперь он был полностью поглощен идеей: убить Ябу.

Он решил сделать неслыханную вещь: убить своего сюзерена и главу своего клана. Но не потому, что он был вынужден публично извиниться перед чужеземцем. В этом Ябу был прав. Оми знал, что он был без необходимости ретив, хотя Ябу по глупости предложил ему отобрать пистолеты сразу же в этот вечер. Он знал, что ими можно было пожертвовать и оставить пока в доме, чтобы затем украсть или позднее как-нибудь испортить.

И Анджин-сан был совершенно прав, отдав пистолеты своей наложнице, сказал он себе, так же как и она тоже была права, поступив таким образом. Она, конечно, спустила бы курок, ее цель была ясна. Не было секретом, что Усаги Фудзико ищет смерти. Оми также знал, что, несмотря на его решение убить Ябу, он пошел бы на смерть, и его люди отобрали бы у нее пистолеты. Он умер бы достойно, как положено встречать смерть, и мужчины и женщины рассказывали бы его трагическую историю следующим поколениям. Песни и стихи и даже пьеса Нох, все такое возвышенное, трагическое и смелое, о трех из них: преданной наложнице и преданном самурае, которые оба достойно умерли из-за жестокого чужеземца, который пришел из восточных морей.