Секрет лабиринта Гаусса

Похлебка казалась необычайно вкусной, потому что ребята давно не ели соленой пищи.

— В милиции-то, поди, совсем не кормили?

— За три дня ломоть хлеба на четверых, — ответил Тимка.

— Ну, ничего, скоро разбогатеем, — Костоедов повернулся к Шурке, — ты как командир смотри там в Гауссе, чтоб ни одна золотая вещица не пропала, чтоб ни один слиточек не ускользнул.

— Куда ему деться, дедуля?

— Верю я, верю! Просто уж беспокоюсь — добро-то государственное. На один слиточек, считай, можно сто пулеметов сделать.

Заря угасала. Наступали сумерки. Уже нельзя было рассмотреть очертания стариковского дома. Слился с землей и кустами сарайчик с маленькой дверкой, обитой ржавой жестью. Откуда-то из темноты, со стороны разрушенной деревни, доносился печальный щебет птиц.

Костоедов постоянно потирал ладони над костром, как будто у него мерзли пальцы. И улыбался.

Ребята чутко вслушивались в наступившую темноту. Они боялись, что там, в полуразрушенном домике, Вислоухий пришел в сознание. Ищет их. И, учуяв запах дыма, может прийти к костру.

Старик вдруг поднял голову. Таня, Петька, Шурка и Тимка тоже услышали какие-то звуки. Будто кто-то шел в темноте, не поднимая ног. В руке Костоедова сверкнул наган с длинным стволом. Но звуки стихли.

— Дедуль, кто это?

— Кто знает? Сколько здесь живу, все по ночам чудится, что люди вокруг ходят, а то вдруг, кажется, что мертвые поднимаются. Одичал я в одиночестве, того и гляди, что умом свихнусь.

Старик еще раз прислушался и, успокоившись, спрятал наган.

— Дедуль, а мертвые этот лабиринт Гаусса не раз грабили? — обнаглев, спросил Шурка. — А то, может, нам и не ходить.

— Командирам тебя выбрали, а ты трусишь, мертвых боишься. Живых опасаться надо, а с мертвецами легче всего.

— Нам, дедуля, завтра идти. Мы не знаем куда, а вы нас еще этими покойниками запугали.

— Узнаете, все узнаете.

Взошла луна. Костоедов встал:

— Время спать. Пойдемте. Я вас в сараюшке устрою. У меня там нары, тулуп.

Пошли за стариком. Встревожились. Поглядывали на яркую луну. Она, как прожектор парохода, освещала разрушенные домики. В сарайчике оказалось очень уютно. Широкие нары, зеленый сундук, кадушка с растением, похожим на целебный женьшень. В углу — деревянные грабли, метелка и лопата.

— Располагайтесь, а я пойду вам на утро приготовлю пищи да одежонку кой-какую посмотрю.

В дверях старик повернулся:

— У кого хорошая память, пойдемте со мной, карту дам и расскажу кое-что.

Идти сейчас должен был Шурка, потому что командиром назвали его. Но он испугался. И едва выдавил из себя:

— Петька, иди ты, у меня опять спина заболела.

Петька ушел с Костоедовьм. Тимка наблюдал за ними в щель. Тихо спросил:

— Испугался Шурка?

— Чего бояться. Просто мне с ним противно быть.

Петька вернулся совсем быстро и бодро сказал:

— Все в порядке!

— Карту дал?

— Дал. До Гаусса, ребята, идти далековато.

Петька показал берестяной ремешок. В полутьме Тимка разглядел на нем узкие глубокие бороздки, сделанные острым ножом.

— На ней план Гаусса есть?

— Только дорога туда. Лабиринт узнаем по зеленой острой скале. Она из нефрита. На скале Костоедов высек стрелку, которая показывает на вход.

— А внутри как искать будем?

— Там шесть коридоров, ползти надо в самый узкий.

Карту-берестянку Петька засунул в пояс брюк.

— Что старик сейчас делает? — спросил Шурка.

— Снаряжение взялся готовить: сумку, веревки…

— Петька, а с Вислоухим как?

— Пусть лежит. Пойдем утром, захватим.

— Возвращаться за ним придется.

— Ничего не поделаешь. Бросать его нельзя, начнет орать. Старик услышит.

Ребята вышли на улицу. Тишина. Далеко, в стороне деревни, блестела крыша опрокинутого костела. У старика в избушке горел свет. Приткнувшись к свече, он что-то чинил, откусывая нитку зубами.

Вернулись в сарайчик. Легли на нары, накрывшись сверху тяжелым тулупом. Ночной ветерок, залетая в открытую дверь, приносил запах степи.

— Петька, почему этого белогвардейца чекисты не взяли? — спросил Шурка.

— Успел скрыться. Фамилию сменил.

— А ловко ты ему насчет самолета наврал и про костры. Он поверил сразу.

— Ничего, разобьем фашистов, их всех соберут, говорил мне капитан Платонов.

Прислонив ухо к щели, за стенкой сарая стоял старик Костоедов.

ТОКИО. АВДЕЕВУ.

Примите все меры посадке дальнеполетного самолета «Юнкерс» в квадрате В-39-И по таблице Центра.

Охрана квадрата обеспечена…

При невозможности этого варианта прошу приложить усилия ликвидации самолета с диверсантами.

Вершинин

Таня проснулась от того, что сильно стучало сердце, как перед большой бедой. Она спрыгнула с нар, пробралась к двери, пощупала руками. Дверь была закрыта наглухо. Кинулась к парам. Разбудила Петьку и Тимку. Втроем налегли на дверь. Бесполезно. Послышались шаги. Ребята прижались к двери.

— Как откроет, бросайтесь на него, сразу прошептал Петька.

Но старик и не думал подходить к двери. Он чем-то прошуршал у стены и снова ушел. Потом опять шаги и снова шорох чего-то сухого.

— Сеном обкладывает, — шепнул Тимка, — жечь будет.

У Тани мелко застучали зубы. Тимка разбудил Шурку и предупредил:

— Молчи! Выберемся.

У стены зашуршало, и старик опять ушел. Издалека донесся скрип двери. Костоедов, видимо, поднялся в дом за спичками или за какой-нибудь зажигалкой.

— Петька, рыть быстро надо, — прошептал из угла Тимка.

Звякнуло железо, полетели комья земли. Таня поняла — подкоп.

Когда старик не спеша, вернулся обратно, в сарайчике уже никого не было, дыру у противоположной стены он не заметил. Она была хорошо закрыта сухим сеном. Ребята залегли в канаве. Обтирая потные лица, следили за Костоедовым.

Он покосился на побледневшую луну и, опираясь на трость, прислушался к тишине в сарае. Вынул из кармана кремень, огниво. Ловко ударил. Искры брызнули на сено. Полыхнуло пламя. Старик откачнулся и перекрестился. Огонь загудел. Защелкал. Взвился легкий пепел. Красные языки поползли по доскам сарая.