Секрет Сабины Шпильрайн
Шрифт:
Мама Валя уже давно знает, что настоящая фамилия Сабины - Шпильрайн, и вообще они с Сабиной уже давно рассказали друг другу все про своих братьев и перестали друг друга бояться. Но все-таки даже она не знала, что Сабина была главным врачом детской больницы. Из архива она прибежала домой в сильном волнении, и прямо с порога крикнула Сабине: «Какие еще тайны ты скрываешь от меня, подруга?» Сабина не знала, что мама Валя была в архиве, и сделала вид, будто не понимает, о чем речь.
Но мама Валя не дала ей завраться, а сразу выложила все про газету, про главного врача и про фотографию. Сабина так испугалась, что даже губы у нее стали белые: «Кто еще видел эту
«Да никто не видел, не беспокойся! Газета была старая-престарая, вся покрыта пылью, и я подумала, кому она тут нужна? Решила, что никому, и спрятала в сумку. Держи, вот тебе твоя газета!» И она вытащила из сумки газету с фотографией Сабины. Сабина разрыдалась, схватила газету, но читать ее не стала, а побежала в уборную и стала чиркать спичками, чтобы ее сжечь. Но руки у нее так дрожали, что спички никак не загорались. Тогда мама Валя отстранила ее плечом, выхватила у нее эту несчастную газету и подожгла.
Пока газета горела в унитазе, из комнаты вышла Ева и мы все вчетвером стояли и молча смотрели, как пламя пожирает бумагу. Когда от газеты остались только черные хлопья сажи, мама Валя несколько раз спустила воду и спросила: «Скажи, чего ты так испугалась? Что плохого в том, что ты была главным врачом?»
Сабина вытерла пот со лба и размазала пятно сажи на щеке: «Это очень долгий рассказ, Валентина, и сегодня у меня нет на него сил».
Она закрыла дверь уборной и ушла в свою комнату, волоча ноги, как старая старуха.
10.
Вчера я пришла из школы, отперла дверь своим ключом, вошла в прихожую и увидела там незнакомую даму, которая никогда раньше к нам не приходила. На ней был заграничный серый костюм, черные лакированные туфли и черная шляпка, тоже наверно заграничная. Дама стояла ко мне спиной перед маленьким зеркальцем, висевшим в простенке между дверями кухни и уборной, и подкрашивала губы. Потом она спрятала помаду в черную лакированную сумочку и начала натягивать на руки черные кружевные перчатки. Закончив натягивать перчатки, дама повернулась ко мне и спросила голосом Сабины Николаевны: «Ну, как я тебе нравлюсь в этом наряде?»
Эта красивая дама и вправду была Сабина, я ее сразу узнала, хоть часть ее лица скрывала свисающая с ее шляпки прозрачная черная сеточка. «Это вы?» - только и смогла пролепетать я. Я привыкла видеть Сабину в серой бесформенной юбке, поверх которой была летом наброшена выцветшая блузка, а зимой протертый на локтях старый синий свитер. Волосы ее, наполовину черные, наполовину седые, обычно были туго затянуты на затылке в жалкий узелок - можно было подумать, что она нарочно прячется от чужих глаз за своей невзрачной внешностью. То-есть раньше я так не думала, а подумала сейчас, когда увидела, какие у нее волосы – пушистые и кудрявые, сбегающие из-под шляпки на плечи, какие красивые у нее губы, если их подкрасить, и какие ямочки на щеках, которых я никогда не замечала.
«Куда ваше сиятельство так расфрантились?» - швырнула я в нее фразу из недавно прочитанной книги «Королева Марго». Она засмеялась особенно, как будто от этой лихой шляпки и дымчатой блузки в оборках, торчащих из-под жакетки, у нее в груди завелся другой смех, не такой, как обычно. «Иду продавать последнюю память о своем детстве»,- смеясь ответила она тоже цитатой, только не помню откуда, и мне показалось, что в ее смехе звенят слезы.
«А зачем для этого такая шляпка и сумочка?»
«Чтобы получить больше денег. Ты же знаешь - впрочем, откуда тебе знать?
– что богатым за то же самое плятят больше, чем бедным». И продолжая смеяться
Я положила на кровать портфель с книгами и отправилась на кухню варить свою овсяную кашу. У Евы было еще два урока, мама Валя, как всегда, была на работе, и в квартире было необыкновенно пусто и тихо. От этого мне стало неуютно и страшно, будто я ожидала, что вот-вот случится что-то такое, чего нельзя будет исправить.
Прошел час, другой, а Сабины все не было. Наконец, явилась из школы Ева и очень удивилась: «А куда девалась мама?» Она тоже привыкла, что последнее время Сабина всегда торчала дома. «Пошла продавать память о своем детстве», - ответила я. Ева пожала плечами: «Какой дурак ее купит?»
Но она ошиблась. Не успела она это сказать, как Сабина вернулась в сопровождении двух здоровенных мужиков в рабочих спецовках. Один из них тащил на плече складную деревянную лестницу. «Сюда, пожалуйста», - позвала их Сабина и провела их в свою столовую. Тот, который не нес лестницу, велел тому, кто ее нес, расставить ее в дальнем углу возле окна, где на большом крюке висел черный мешок. Как-то я спросила Сабину, что она держит в этом мешке, а она засмеялась и сказала: «это мой ящик Пандоры», но так и не объяснила, что она хранит в ящике этой Доры. В квартире под нами жила противная старуха по имени Дора Пан, но я не думаю, чтобы Сабина подвесила под потолок ее вещи.
Человек, который нес лестницу, влез на нее, аккуратно развязал завязки на верхушке черного мешка и стал потихоньку стягивать его вниз. Мы с Евой застыли, ожидая, что теперь будет. Наконц мешок с шелестом упал на пол и то, что осталось на его месте, засияло и засверкало сотнями огней. Снаружи за окном был яркий солнечный день, но то, что сверкало в углу столовой, затмило сияние солнца.
Когда мои глаза немного привыкли к блеску, я сообразила, что это всего лишь люстра - у нас в гостиной на Пушкинской 83 тоже висела красивая люстра, но она никогда так не сверкала, даже когда в ней горели все лампочки. А в этой люстре не было ни одной лампочки, в ней были только стеклянные свечки, наверно целых сто, которые не горели. Зато каждая свечка была окружена сверкающим кругом, и из каждого круга свисали сверкающие бусы.
«Ну как?» - спросил тот, что стоял на полу.
«Настоящий хрусталь!
– ответил тот, что стоял на лестнице.
– Хрусталь царской обработки!»
«Отлично!» - воскликнул тот, что стоял на полу. И обратился к Сабине: «Так сколько?»
«Мы ведь уже договорились», - пожала плечами Сабина.
«А если небольшую скидку?»
«Никаких скидок!» - Я не ожидала, что в голосе Сабины может быть столько твердости. «Не хотите, не берите. Я найду других».
Тот, что стоял на лестнице, быстро спустился вниз и сказал тому, что стоял на полу: «Не торгуйся, Петрович, бери, пока продают. Такой товар не каждый день приходит».
«Ладно, давай сюда носилки, Коля», - согласился Пертрович. Он протянул Сабине конверт и пошутил: «Если не верите, мадам, можете пересчитать».
«Да уж, конечно, пересчитаю», - сказала Сабина без улыбки, вышла в спальню и прикрыла за собой дверь. Пока она считала деньги, вернулся Коля еще с одним рабочим и с носилками, совсем такими, как у мамы Вали в больнице. Только вместо больного к ним была прикручена большая плетеная корзина, устланная ватным одеялом. Когда другой рабочий влез на лестницу и начал осторожно снимать люстру с крюка, в квартиру влетела мама Валя и застыла на пороге: «Тут что, ремонт?»