Секретарша злодея

– Анкеты здесь, – хлопнул по верхнему ящику стола барон, затем указал на дверь в углу комнаты, – его светлость там. Пропуск заверяет он. Кабинет герцога проходной, поэтому вам лучше сразу попрощаться с посетителем.

– И это всё? – повторила я. – Получить список, опросить человека, выписать пропуск и всё?

Текат скривился, будто у него внезапно заныли все зубы.

– Главное – расположить клиента, вызвать полное доверие и убедить, что ничего страшного с ним не сделают.

– А не сделают?

– Разумеется! Мы всего лишь собираем сведения о подданных империи. Так сказать, ведём статистический учёт.

Я нервно кивнула в ответ на надоевший вопрос: всё ли мне понятно. Дождавшись, когда барон выйдет, села за стол и полезла в ящик за анкетами. Вопросы выглядели вполне невинно – каверзных я не нашла. Одно плохо – их много. Можно представить лицо посетителя, когда я буду спрашивать: каких домашних питомцев он предпочитает, кошек или собак. Вот зачем это императору? Ну, ладно возраст, владение иностранными языками, образование и семейное положение – вполне конкретная информация. А пьёт человек кофе с молоком и сахаром или чёрный и несладкий – кого это касается, кроме членов семьи?

Любопытство моё разгоралось, но выяснить причины неуёмной любознательности конторы было не у кого. Герцог прятался в кабинете, заходя и выходя через другую дверь. Вечером первого рабочего дня, захватив с собой три заполненные анкеты, я отправилась в секретариат. Стук к этому часу стих, женщины наводили порядок на столах, собираясь уходить. Я протянула листы Текату.

– Куда сдавать материалы, господин барон?

Тот даже не взглянул, буркнул, продолжая читать «Императорский вестник»:

– Выбросьте в урну.

– В урну? – Я даже поперхнулась от удивления. – Для чего в таком случае было велено аккуратно заполнять?

Начальник секретариата быстрым движением поправил шейный платок и сказал, не отрываясь от статьи:

– Чтобы клиент проникся доверием к происходящему. Ещё вопросы?

Холодный тон не предполагал продолжения дискуссии. Я что-то просипела на прощание и поплелась к себе. Разумеется, выбрасывать анкеты не стала, сунула их в другой, пока пустующий ящик, после чего постучалась в кабинет босса. Послышались быстрые шаги, створка распахнулась, герцог смерил меня недовольным взглядом:

– Ещё клиент?

– Нет. На сегодня всё.

– До свидания, – кадык мужчины нервно дёрнулся, – поздравляю с началом трудовой деятельности.

Ответить я не успела, через секунду перед моим лицом снова темнело дверное полотно.

Невежливо. Совсем. Впрочем, чему я удивляюсь?

Дни шли, а понимания, что я вообще делаю и кому это надо, больше не становилось. Однажды я даже решилась провести расследование. Проводив болтливого старичка в кабинет герцога, быстренько выбежала из конторы и, обогнув здание, притаилась у выхода на другую улицу. Готова была думать, что клиенты не направляются домой, как им обещано, а исчезают. Каким образом? Где? Разыгравшаяся фантазия подсказывала варианты один страшнее другого.

Ждать пришлось недолго. Дверь скрипнула, отворяясь, на крыльцо выполз старик, в котором я не без труда узнала своего клиента. Шагнула ему навстречу, соображая, о чём бы заговорить. Слова застряли в горле, когда я встретилась взглядом с покидавшим контору человеком. Он испуганно замер, потом низко поклонился, обогнул меня по дуге, продолжая кланяться, и посеменил прочь. В руке он комкал бумагу – тот самый выписанный мною и заверенный герцогом пропуск.

Почему такая перемена? Пять минут назад старикашка весело рассуждал о сортах кофе, перечислял любимые вина и хвастал внуками. Теперь же выглядел напуганным и растерянным, словно вывалившийся из гнезда воробышек. Что изменилось?

Мои безумные предположения, что босс убивает неблагонадёжных граждан, расчленяет их и под покровом ночи вывозит в своём кабриолете на городскую свалку, не подтвердились. Однако я чувствовала, что дело нечисто. Пока не могла понять, в чём подвох, и дала себе слово разобраться. Я выведу эту контору на чистую воду!

Осталось только придумать, с чего бы начать. Быть может, стоит наладить отношения с боссом и как-то незаметно расспросить его, притворяясь карьеристкой? Или влюблённой воздыхательницей?

Довольно долго размышляла я, разрабатывая план действий, но так и не решила, какую роль лучше выбрать.

***

На квартире меня ожидал сюрприз. Увидев желтоватый конверт с двумя красочными марками, подписанный твёрдым отцовским почерком, я схватила письмо и закружилась по гостиной, прижимая его к груди. Семья помнит меня! Горькие остатки обиды мгновенно улетучились, уступая место радостному возбуждению. Да, проводили меня не по-доброму. Все прошлые дни в моём воображении постоянно возникало неподвижное, словно безжизненное лицо папы – как он убеждал меня выполнить свой долг перед роднёй. Мама вообще не вышла тогда попрощаться – лежала без сил в своих покоях. Сестра необъяснимо веселилась, не вникая в суть происходящего. Я была слишком раздражена, чтобы требовать объяснений и самой что-то объяснять. Как же хотелось поскорее перевернуть неприятную страницу и возродить тёплые родственные чувства в сердце!

Весточка из дома помогла осознать, как я соскучилась. Мне безумно не хватало домашнего уюта, птичьего щебета за окнами, благоухания маминых клумб, отцовских газонов и тщательно выметенных дорожек графского парка. Особенно – родных улыбчивых лиц! Кажется, даже дуэнью с удовольствием расцеловала бы в обе щёки, зайди та в гостиную.

Никто не приехал меня навестить. Однако и письмо было радостью. Пытаясь побороть восторженное возбуждение, я нашла в ящике конторки нож для разрезания бумаги, вскрыла конверт. На ходу расправляя листы, подошла к дивану и упала на подушки, закинув ноги на подлокотник. Однако тон письма заставил меня сменить позу: я села, сгорбившись, дочитала, поднялась и стала наматывать круги, снова и снова пробегая текст глазами, при этом задевала бедром то задвинутые под стол стулья, то кресла.

«Дорогая, обожаемая всеми нами дочь, – писал отец, – мы очень виноваты перед тобой. Не буду оправдываться, хотя действовал я не по своей воле. Нужно было разобраться, что за человек явился в наш дом, и найти средство противостоять его влиянию. Лишь через три дня после твоего отъезда, я смог более-менее избавиться от насланного морока и в полной мере осознать, что натворил».

Морок…

Я догадывалась! Чувствовала недоверие к происходящему. Не нужно было поддаваться уговорам. Как? Да как угодно: убежать, затаиться где-то в укромном уголке, дождаться отъезда герцога.

Поздно сожалеть.

С болью читала я отцовские объяснения. Он сообщал, что суд по делу о собственности на поместье Довери, как и ожидалось, прошёл без сучка и задоринки. Ни одну из претензий соседа не удовлетворили. Протекции, обещанной его светлостью, не только не было, но и не понадобилось. Получается, герцог нагло обманул ответчика, запугивая надуманными сложностями. На этом основании, как считал отец, я могла бы разорвать договор с работодателем.

«Поговори с герцогом, – упрашивал меня папа, – убеди отпустить тебя домой. У нас у всех душа не на месте, когда думаем, куда тебя отправили».