Секретные доклады

Направился к себе он, утомлённый и безгласный,

Душа его ещё было унынием объята,

А в голове, по-прежнему, царил сумбур, бессвязный,

Он спать, отправившись, глаз был сомкнуть не в состоянье,

Вздыхал, стенал, стоял красотки образ пред глазами,

Он, лёжа, с головою весь ушёл в воспоминанье,

Боялся, что она вдруг затеряется меж снами,

Желал её и маялся, гнал мысли, бредовые,

Ведь он даже не знал, она – кто, и где проживает,

Он так нуждался в её ласках в годы, молодые,

И чувствовал, что страсть его внутри его съедает.

Его вдруг осенило: «Отыскать её нетрудно!

С такими ножками найти её ведь – не задача,

Она живут где-то поблизости, ведь это значит,

Найду её, в сон погружусь, спать буду беспробудно

С ней ночи все в её объятиях в её постели,

Любовь с такой красавицей подобна только чуду».

Так думал он всю ночь, часы, ночные, пролетели,

Рассвет забрезжил, он пошёл искать её повсюду.

Но перед тем он причесался, хорошо помылся,

Надел носки, чистейшие, и туфли их сафьяна.

И в рясу новую, шелковую, весь обрядился,

Пошёл навстречу счастью своему, как будто пьяный.

Когда он проходил мимо богине милосердья,

Подумал: «У неё знаю, что будет со мною,

Придёт ко мне удача, обойдёт ли стороною,

Добьюсь красавицы моей ли, проявив усердье»?

И протянул он руку к деревянному сосуду,

Дощечки (1) где лежали с текстами разных гаданий,

Слова увидел: «Предстоит с красавицей свиданье

Дарует брачную нить Небо». «Я счастливым буду»!
–

Воскликнул он обрадованно и сосуд поставил,

Затем богине милосердья низко поклонился,

В молитве с благодарностью её имя прославил,

И, встав, к красавице своей навстречу устремился.

Он скромно шёл по улице и вглядывался в лица

Всех женщин, и искал средь них предмет своих волнений,

Вдруг видит средь идущих ту красавицу-девицу,

В нём с новой страстью к деве загорелось вожделенье.

Она одна шла и без всякого сопровожденья,

Он устремился следом, а она лишь улыбнулась,

Его завидев, к дому подошла и обернулась,

Рукою поманила, послав как бы приглашенье,

В безлюдном переулке домик этот находился,

Монах весь задрожал от радостного возбужденья,

Никто его не видел, чтоб не вызвать подозренья,

У входа шторку приподняв, за нею устремился.

Он с нею поздоровался, она ж не отвечала,

Махнув халата рукавом, шапка с него слетела,

Она, смеясь, своею ножкою её поддела,

Отбросив в сторону, и пред ним с улыбкой встала.

Он сладкий аромат почувствовал девицы тела.

– «Прошу вас, госпожа, не смейтесь надо мной», – взмолился.

– «Монах, – она, смеясь, произнесла, – какое дело

Тебя днём привело сюда, что днём ты появился»?

– «Ах, госпожа, вы дали знак, к чему вопросы эти»? –

Любовная страсть в тот момент монаха раздирала.

Он бросился к ней, забыв о монашеском обете,

Стал обнимать её, не думая о том ни мало,

Ей нравятся иль нет его объятия и ласки,

Его влекла к красавице неведомая сила,

Он в тот момент, решающий, не думал об огласке,

Настолько страсть душу его и разум охватила.

– «Ах, ты злодей лысый, – красавица тут рассмеялась,

Когда срывал одежду он, на ней что находилась, -

Невежда, грубиян, видно тебе не приходилось

С порядочной быть женщиной»! Но всё ж она сдавалась,

Когда он повалил её на ложе, раздевая,

И в тот момент, когда почти он своего добился,

Её к себе, раздетую, в объятьях прижимая,

Вдруг на пороге с топором детина появился.

Он закричал ему: «Осёл, плешивый, как ты смеешь

Поганить деву, честную, злодей, погрязший в лени,

Поганец, ни стыда не совести ты не имеешь».

Монах затрясся в страхе и упал тут на колени,

Воскликнув: «Виноват! Прошу, меня вы не губите,

Я больше не коснусь дев, что б меня не побудило,

К Будде, к моей собачьей жизни жалость проявите,

Молить я буду, чтобы всем вам долголетье было».

Его верзила слушать не хотел, топор поднявший,

И обух на его макушку опустил с размахом,

И тут, проснувшись, отошёл от сна Чжи-хуй со страхом,

От пота мокрый был он весь в келье, с постели вставши.

Его сон, странный, всё ещё стоял перед глазами,

– «Блуд до добра не доведёт, – подумал он, вставая, -

Уж лучше жить мирскою жизнью, чем сидеть с мольбами

В монастыре, со стороны людей жизнь созерцая».

Он так и сделал и, отрастив волосы, женился,

Ни разу в жизни не жалел, приняв это решенье,

Так как в согласье с совестью своею находился,

Когда покинул монастырь, сложил стихотворенье:

«Учёным стать не захотел я в годы, молодые,

И, став священникам, к святым запретам обратился,

Компанию мне составляли мудрецы, седые.

Один в убогой келье я ночами находился.

Под одеялом мёрз, вставал, шёл на молитву рано,

На девушек, которые влекли неодолимо

Взглянуть на нежные их лица в пудре и румянах

Не смел и, потупивши взор свой, проходил их мимо.

И думал, скоро я умру, и будет дух, бесплотный,

Снедать тоска от чувств моих, неразделённых,

А кто-то радоваться будет в мире, беззаботный,

И девушек любить моих, любовью упоённый».

Монах Чжи-хуй от монастырской жизни отказался,

В своём призвании – не быть монахом, убедившись,

Запретов не нарушил, незапятнанным остался

Обрёл своё он счастье, к мирской жизни возвратившись.

Ученики у Будды и другие в храмах были,