Секретные поручения 2. Том 2
Шрифт:
Денис метнулся к кабине.
– Селеденко, это Петровский. У меня автобус через пять минут, так что слушай внимательно. Подними срочно все документы по Синицыну, касающиеся его службы в армии. Где служил, когда. И обрати внимание на фото… Что? Да не в этом дело. Слушай, говорю. Сверь его фотку с нашей. Понял?.. Да нет. Я из Трофимова звоню, в больнице был… Со мной ничего! Я медкарту Синицынскую смотрел. У него одна нога была короче другой на два сантиметра. Ни о какой армии и речи быть не могло, а он заливал про дружка какого-то армейского… Да не мне. Алферовой. Кстати… Позвони ей, узнай, не хромал ли он. Да. Вот так прямо и спроси.
Первое, что он заметил, – огромные, выше человеческого роста, заборы из листового шифера, увешанные сухими космами дикого винограда. Под заборами суетились гигантские какие-то утки, похожие на пернатых боровов, и склевывали с веток замерзшие ягоды. Крепкие железные ворота, кое-где даже расписанные в цветочек масляной половой краской. Припаркованная у сельсовета «аудюха» с открытым капотом – и бородатый казак, увлеченно копающийся во внутренностях автомобиля. Станица Аннинская, Нижнедонской район, восемьдесят километров от Тиходонска.
В сельсовете Денис задержался недолго – поручкался с председателем, предъявил документы, высидел пять минут у паспортистки, пока та допивала чай, – и направился по указанному маршруту. По улице, вперед до мехдвора, налево через мосток, потом направо, третий от магазина дом, шестой номер, голубые ворота.
Старушенция с задубевшим от солнца и мороза лицом, «баба-ёжка» с ясными проницательными глазами – Марь Васильна Стефанович. Она хорошо знала мать Синицына.
– А не из тех ли Петровских будете, что в Сухаревской балке? – спросила она, возвращая Денису документы.
– Не знаю, вряд ли, – сказал Денис.
– Как так не знаю? – удивилась старушенция. – Кажный должон знать, откуда он пошел. И куда направляется, тоже должон… Ведь так?
Денис вкратце изложил легенду, сводившуюся к тому, что Синицын-де пропал неизвестно куда, пензенские родственники претендуют на жилплощадь, ведется розыск, то-се, пятое-десятое.
– Генка-то? Шило в жопе у человека, оттого и пропал. Как устроился на этот свой завод, так и носу не кажет. А хоромы-то большие?
– Немалые, – сказал Денис.
– Немалые, – переварила старушенция. – Большим человеком, наверное, стал. А чего сбежал тогда? Чего ему надо-то еще?
– Понятия не имею.
– Вот то-то и оно.
Последние слова она произнесла уже в сенях, кивком головы приглашая за собой Дениса. Через десять минут на столе стояла сковорода, где в растопленном сале плавали шесть яиц с густыми оранжевыми желтками. Он ничего не имел против. Может, выпьете с дорожки? Нет-нет, спасибо, не пью… А у самого-то квартира хоть есть? – интересовалась Марь Васильна. Ну а как же, отвечал Денис. Тридцать семь квадратных метров, это вам не фунт изюму. А с продуктами как? Прекрасно. А платят хоть на работе? Денис поднял голову. Он не понял. В голове раздался колокольный звон, в глазах потемнело. Это уже не Марь Васильна, это какой-то дедуля с улицы пришел, отряхивает у порога снег с шапки. Чисто Баба Яга с Кощеем. Ага. И Иван-царевич со стаканом самогону… Стоп. Какого еще самогону? Нет-нет, спасибо, я же сказал: не пью. Он отставил стакан и приподнялся, чтобы выйти из-за стола, но обнаружил, что рядом, загородив проход, уже сидят две тетушки, два перезрелых яблочка с колхозного сада, и мужик с казацкими усами – тот самый, что в «аудюхе» копался, спрашивает его, дыша перегаром
в лицо: «Так сколько там квадратных метров, говоришь?» – а стол заставлен всякой деревенской снедью, включая дымящуюся картошечку и холодец.– Ты ж дай оклематься сперва человеку, а потом наседай, и полегче, полегче, – беспокойно гундосила тетушка.
– Да он расклеенный чего-то совсем, – вторила ей другая.
– А вот это они сразу из церкви, после крестин, – напевала с другого боку Марь Васильна, тыча Денису в руки фотокарточку. – Я ж крестная у него, у шалапута…
На фото две женщины в коротких пальтишках, одна скуластая, коротко стриженная, другая – с косой, выбивающейся из-под берета. В руках у первой большой сверток, перевязанный ленточкой.
– Да, она и есть, Настасьюшка, царство ей небесное…
– Да какой же он шалапут, Васильевна! – возмущается тетушка. – Серьезный хлопец был, посерьезней многих!..
– Пока в Псков не съехал, – мрачно прокомментировала вторая.
Перед глазами опять потемнело. «Грипп», – подумал вдруг Денис. И тут же почувствовал, как холодец с картошечкой просятся обратно.
– Позвольте…
Он вышел из-за стола, аккуратно сдвинув в сторону тетушек, и вышел на крыльцо. Перегнулся через перила, ожидая спазма. Нет. Отпустило. Он осторожно присел на ступеньки, достал сигарету. Из дома вышел, покачиваясь, усатый. Денис протянул ему пачку. Тот плюхнулся рядом.
– А бабы, значит, выдумали, будто ты этот… оборотень, – усатый чиркнул спичкой, спрятал огонек в огромной пригоршне и поднес его Денису. – За урядником побежали. За мной то есть.
– Вы, значит, урядник, – сказал Денис.
– Угадал. – Он глубоко затянулся и выпустил дым через нос. – Решили, ты из этой банды, которые убивают, а потом квартиры перепродают… В газетах, вон, чуть не каждый день пишут.
– Точно, пишут. А чем я не бандит? Молодой, нахальный, из большого города приехал.
Урядник хмыкнул.
– Задумчивый ты больно для бандита. И документы у тебя в порядке. На, держи.
Он протянул Денису его бумажник и удостоверение. Тот вскинул голову и привстал.
– Держи, держи. Не обижайся. Здесь неспокойно последнее время, много всякого случается, так что… На войне как на войне. А по Генку и до тебя приезжали. Тоже к Васильевне ходили. Двое. Про биографию спрашивали, и про географию, и про анатомию, и все такое.
– Кто такие? – Денис проверил бумаги и сунул в карман.
– Говорили, с завода. Издалека «корочками» помахали. Типа всех так проверяют.
– И что?
– Ничего.
Урядник сдул пепел, не вынимая сигареты изо рта.
– Генка как устроился на этот свой завод, так и писать матери перестал. Но это я еще понять могу. А вот через неделю, как приезжали эти двое, она и померлато. В горле у нее что-то опухло. Задохнулась ночью.
Он выплюнул окурок и, приподнявшись, сморкнулся на снег. Денис достал из бумажника фото Синицына и протянул ему.
– Ну и что? – сказал урядник. – Видел я у тебя эту фоту. Кто это?
– Я думал, вы знаете, – сказал Денис. – Это Синицын. Тот, которого я ищу.
– А-а. Значит, не того Синицына ищешь. Здесь такой никогда не жил. Генка-то в неполные тридцать, когда приезжал последний раз, уже лысеть начал. Вот отсюдова, – он провел руками от висков вверх, – у него все, считай, повылазило. И на макушке лысина… Да и лицо другое. Совсем непохож. Не мог так человек измениться за несколько лет-то…