Секретные расследования КГБ

Грузный мужик с серым одутловатым лицом и глубоко посаженными глазами неторопливо помешивал суп и улыбался, глядя на гостей. Его щёки и подбородок скрывала длинная спутанная борода, а на темечке среди сальных волос блестела небольшая лысина размером с куриное яйцо.

– Заходите, заходите! – Лесник выключил радио. – Присаживайтесь. Как раз грибовница поспела!

Фишман сразу обрадовался:

– Таки хоть один человек не желает оставить бедного водителя голодным. Куда позволите припарковаться?

– Да куда угодно, – хозяин избушки довольно погладил бороду. – А я пока посуду соображу.

Акулов и сам бы не отказался от доброй порции горячего супа, но долг был прежде всего, да и Лукашев как-то замялся – молодому лейтенанту явно не терпелось покинуть мрачный лес.

– Капитан Акулов, – представился Николай, показывая удостоверение.

– Иван Олегович Погромыко, лесник, егерь и гостеприимный хозяин, – лесник улыбнулся.

– Это лейтенант Мария Медведева, прапорщик Дмитрий Фишман, а с младшим лейтенантом вы уже знакомы. Мы здесь, чтобы расследовать убийство двух человек…

Фишман, пряча руки за спиной, бочком подбирался к казану с супом.

– Не будем откладывать дело в долгий ящик. Покажите дорогу.

– Помилуйте, да ведь ночь на дворе! – возмутился поспешности капитана лесник. – Давайте я лучше вас накормлю да спать постелю. Уж найду место, а грибовница – пальчики оближешь. Утро вечера мудренее, как говорится.

Акулов ужасно не хотел покидать уютную избушку и прочёсывать тёмный лес, но перспектива ночевать здесь нравилась ему ещё меньше. Да и что-то настораживало его, что-то пыталось убаюкать бдительность, склоняло вкусить гостеприимство Погромыко, а на утро отправиться гулять по лесу, скрытому в предрассветном тумане. Капитан боролся с искушением, и, судя по сосредоточенному лицу Медведевой, её одолевали похожие мысли.

– Спасибо, – ответил оперативник. – Сначала осмотрим находку, а там разберёмся. Ведите к телам. Товарищ прапорщик, можете остаться здесь, раз лес вам не по душе.

– Ваши бы слова моей маменьке в уста вложить, товарищ капитан, когда она нас с братцем в школу собирала, – сказал Фишман, приближаясь к булькающей и парящей изумительными ароматами грибовнице.

В одной руке он держал большую деревянную ложку, похожую на черпак, и уже примерялся к супу, когда Медведева перехватила его запястье. Достаточно громко для Акулова она прошептала:

– Глаза на затылке отрасти и смотри во все четыре, понял?

Фишман побледнел и без былого удальства кивнул:

– П-понял.

Если Акулов начал немного привыкать к потустороннему холоду, исходившему от лейтенанта, то легкомысленный водитель с ним познакомился только сейчас. Лесник Погромыко тоже сник, видимо, понял, что накормить и обогреть дорогих гостей не выйдет.

– Ладно, товарищи, в лес так в лес, – он пожал плечами и взял с полки несколько керосиновых ламп. – Вот, возьмите да почапали.

Из душной горницы они вышли в прохладную майскую ночь, полную жизни и запахов. Ветер шумел в вышине кронами деревьев, скрипели и скрежетали стволы, вдалеке ухала сова, а в темноте вспыхивали, отражая свет ламп, глаза юрких зайцев. Густо пахло прошлогодней хвоей, и Николай с наслаждение втянул носом ароматы леса. Идти оказалось недалеко, Погромыко остановился на месте, огонёк в его фонаре качнулся и выплюнул копоть.

– Дальше сами, – буркнул лесник, словно не простил отказ от грибовницы. – Лощина чуть впереди, вот там в корнях упавшего дуба тела и покоятся. А я второй раз туда не пойду, и не просите.

Погромыко поднял лампу повыше и махнул рукой в сторону, куда вела тропка между покатыми склонами, присыпанными жухлыми чешуйками дубовых листьев. Акулов хмыкнул – егерь боится леса, подумать только! – выставил вперёд фонарь и, не оглядываясь, пошёл первым. Ночной бор, пусть самый тёмный и жуткий, никогда не пугал его. Дед, заядлый рыбак, часто брал маленького Колю с собой, учил разным хитростям: как сделать жерлицу на уклейке, чтобы поймать окуня или щуку, как костёр зажечь с одной спички, как слушать лес. Вот и сейчас капитан прислушался, и мурашки побежали по коже: больше не ухала сова, и ветер не шелестел листвой, лесная чаща затаилась, точно гадюка перед броском, в воздухе появилась нотка чего-то землистого, похожего на запах разрытой могилы.

Лощина привела к яме между корней толстого дуба, которые чернели на фоне небесной прогалины точно щупальца древнего чудовища, раскрывшего хищную пасть. У подножия в земле и на самих корнях тонкие белые нити, блестевшие в свете фонаря, образовывали причудливый узор, какой сплетает паук, чтобы поймать сочную, трепещущую муху; из нитей торчали небольшие грибы на тонких ножках и с маленькими шляпками-колокольчиками, казалось, одно дуновение, и зазвучит лёгкий мелодичный перезвон.

В центре покоились два тела, если можно так назвать два изумрудных сгустка желе, по форме напоминающие людей. Они просвечивали насквозь, и внутри виднелись призрачные очертания сломанных костей и разорванных органов, точно жертв сдавили в огромном кулаке. Николай поморщился и наклонился над студнем. В районе головы что-то блестело – металлические фиксы на зубах, что остались нетронутыми и маленькими горошинами застыли внутри, а чуть выше в одном из тел виднелся шар цвета слоновой кости – искусственный глаз. До боли знакомая вставка из отполированного красного дерева вместо радужки с крохотным рубином посередине насмешливо смотрела на Акулова. Сомнений не было, перед капитаном лежали Юрка Косой и его очередной подельник. Этого отъявленного бандита, никогда не знавшего слова «совесть», Николай запомнил на всю жизнь, его самоуверенность и животную агрессию ничего не брало. Нахальный и на редкость удачливый негодяй легко брал сберкассы и грабил инкассаторов, не гнушался наркотиков и простого разбоя, а потом в лицо смеялся капитану милиции и даже в наручниках не терял присутствия духа, словно знал, что его не посадят, выйдет сухим из воды, он всегда издевательски спрашивал: «Что, опять не взял, мусор?» Злость красной пеленой упала на глаза.

– Выходит, не взял, – прошептал оперативник и до хруста в костяшках сжал кулак.

Огонёк лампы вдруг задёргался, зачадил, грозя потухнуть, Николай слегка тряхнул банку, чтобы керосин внутри растёкся и смочил фитиль.

– Кто это их так, товарищ капитан? – Подал голос Лукашев. – Или что?

– Пока не знаю, – Акулов выдохнул, отпуская бессильную и теперь бесполезную злобу, и продолжил спокойным голосом, ничем не выдавая душевного волнения. – Это мы и будем выяснять, лейтенант. Одного я похоже знаю, это Юрка Косой, имел с ним дело, когда был следователем в московском угро, а вот второго пока не опознать – фиксы у каждого первого зека есть. У них это всё равно что галстук у пионера. С Косым довелось… поработать. Надеюсь, хорошо помучился перед смертью.

– Да ладно вам, товарищ капитан. Каждый заслуживает второй шанс.

Николая передёрнуло, он поднял на молодого следователя настолько тяжёлый взгляд, что тот слегка подался назад, и выцедил сквозь зубы:

– Этот и первого не заслуживал.

Присел возле тела Косого и достал из внутреннего кармана пробирку с затычкой из пробкового дерева. Дядя Слава, а точнее Вячеслав Лаврентьевич Вермайер, архивариус, настоятельно просил собирать все любопытные образцы. Их вновь образованное Управление «О» ещё было в процессе переезда, и лабораторию развернуть не успели, но дядя Слава не хотел упустить ни одного интересного экземпляра. Капитан открыл флакончик, вытащил из ножен кинжал и кончиком срезал небольшой кусочек зелёного студня, положил его внутрь и спрятал в карман.

– Встречала подобное, Мария? – обернулся оперативник к напарнице.

Лейтенант покачала головой:

– Нет. Что за тварь, или оружие, ломает человеку все кости и превращает в желе? Их будто жевали или… переваривали.

Ненадолго повисла гробовая тишина.

– Венерина мухоловка.

– Что? – Не понял Николай.

– Венерина мухоловка, – повторил лейтенант Лукашев. – Хищный цветок такой есть. Он закрывается, когда насекомое попадает на листок, десять дней переваривает добычу, а затем раскрывается, а непереваренные остатки привлекают новых жертв.