Секретный агент S-25, или Обреченная любовь
Шрифт:
Изменение маршрута
Уже лежа в постели и нежно поглаживая громадной теплой ладонью упругие груди Веры Аркадьевны, губами лаская соски, Соколов как бы невзначай спросил:
– Неужели твой муж такой отчаянный, что не боится по фронтам ездить? Или он в тыловых войсках только бывает?
Вера Аркадьевна резво отозвалась:
– А чего бояться? Мой муженек говорил, что, пока дороги не подсохнут, никаких активных военных действий не будет.
Соколов продолжал выпытывать:
– Ты знаешь, где конкретно фон Лауниц будет на фронте?
– Как
– А он место назвал, куда командируется?
– Где штаб Бом-Ермоли? Как же, они за столом раз двадцать его название повторили – на высоком берегу Быстрицы, против городка Богородчаны. Да тебе, милый, зачем это?
– Хочу навестить его и привет от тебя передать! – весело произнес Соколов и рукой придвинул к себе Веру Аркадьевну. – Ну, лягушечка, ты еще в состоянии принимать мужские ласки?
– Твои – хоть до изнеможения. С грустью мыслю, что миг сей сладостный быстро пройдет и я останусь опять без тебя. Печальна доля женская!
Утром Соколов направился к начальнику российской разведки Батюшеву и настаивал на изменении плана.
Батюшев внимательно выслушал, что-то записал в свой блокнот и сказал:
– Мне надо кое с кем посоветоваться. Изменение плана в последний час – такое не любят. Но я понимаю: возникли новые обстоятельства, и постараюсь убедить руководство. Приходите на «кукушку» в шесть вечера.
– И другое. – Соколов напряженно посмотрел в лицо полковника. – Сейчас Мартынов гоняется за известной вам Верой фон Лауниц, которая нелегально проникла в Россию с паспортом Софьи Бланк, подданной Швейцарии. Эта женщина оказала российской разведке большие услуги.
Батюшев насторожился:
– С какой целью проникла?
Соколов невозмутимо отвечал:
– Чтобы увидать меня.
– И все? – На физиономии Батюшева отразилась непередаваемая гамма чувств – от удивления до зависти. Махнул рукой. – Впрочем, влюбленная женщина может выкинуть такой фортель. И что вы хотите?
– Чтобы наша разведка оказала своему проверенному сотруднику Вере фон Лауниц необходимую поддержку.
– Хорошо, сделаю все от меня зависящее. Приходите на «кукушку» в шесть вечера.
Когда в указанное время Соколов появился на конспиративной квартире, Батюшев уже поджидал его. Он сказал:
– Наш новый план одобрен. Отправляетесь завтра из Москвы военным эшелоном по маршруту Москв – Смоленск – Орша – Минск. В Минске будет сформирован отряд, в который войдете и вы, – об этом мы побеспокоились. С отрядом по железной дороге двинетесь далее – в штаб армии Юго-Западного фронта, которым командует генерал Гутор. Вас припишут к разведывательному полку. Вот вам новое предписание. О вашей миссии, как вы настояли, знает лишь самый ограниченный круг лиц. – Батюшев долго глядел в лицо Соколова, пожал ему руку. – Удачи вам, Аполлинарий Николаевич! Я верю в вас…
– А что с Верой?
– Ее
оставят в покое.Батюшев умолчал о сюрпризе, который он приготовил для гения сыска. Читатель своевременно узнает о нем.
В тот же вечер десятичасовым поездом Соколов отбыл в Москву. Он хотел хоть краткое время побыть с женой Мари и сыном Иваном.
Долгий взгляд
В субботу 28 января 1917 года Соколов прибыл в Москву на Николаевский вокзал. Как обычно, он был одет в полковничью шинель, по перрону ступал широко и стремительно, левая рука, по гвардейской привычке придерживать шашку, была словно привязана к бедру.
Носильщик, едва поспевая, тащил за Соколовым большой кожаный чемодан. Москва, древняя, громадная и людная, с множеством колясок и тяжелогруженых возов, с пестрой толпой прохожих, была засыпана свежим обильным снегом и казалась городом волшебной красоты из детской сказки.
Дворники деревянными лопатами собирали снег возле тротуара в большие кучи. Городовые, придерживая шашку, прохаживались возле своих будок, разглядывая бесконечную череду пешеходов, готовые в любой момент задержать подозрительное лицо. Разрезая пополам вокзальную площадь, несся трамвай, и пешеходы суетливо перебегали через рельсы. Испуская резкие звуки клаксоном, из вокзальных ворот выезжал санитарный автомобиль, и на льду пробуксовывали колеса с металлическими спицами.
Чемодан был положен в небольшие саночки. Извозчик, молодой парень на деревяшке вместо ноги, забрался на облучок, дернул вожжи. Саночки выехали на Каланчевку, оставили справа старинную и узкую, как пожарная кишка, Домниковскую улицу, прокатили мимо гостиницы «Петербург». Невысокая, крепкая лошадка с лоснящимися боками стучала подковами по наезженной дороге, и порой снег срывался с задних копыт и летел в седоков. Наконец сбавив ход, лошадка стала подниматься в гору.
И вот предстало в своей древней красе великолепное творение Дмитрия Ухтомского – Красные ворота с трубящим архангелом на шпиле. Повернули направо, мимо трехэтажного дома с угловыми балконами – здесь осенью 1814 года родился поэт Лермонтов.
Открылся дом под номером 19 по Большой Спасской, с громадной рекламой шоколадной фабрики Эйнема, занимавшей почти всю торцовую стену.
Старый знакомец, дворник Платон, старательно царапал скребком по тротуару, испуская отвратительные звуки и не обращая внимания на сыщика. Соколов не упустил случая подтрунить над Платоном. Он дал ему под зад пинка, страшным голосом крикнул:
– Чего, старый пень, тишину нарушаешь?
Подслеповатый Платон, оскорбленный в чувствах, не сразу разглядев гения сыска, прогундосил:
– Зачем деретесь? Если каждый прохожий под зад пинать станет… Вот свистну сейчас городового. – И вдруг узнал Соколова, торопливо сдернул с ушей баранью шапку и выкрикнул фистулой: – Здравия желаю, ваше сиятельство. Аполлинарий Николаевич! Простите, не сразу признал вас. Дозвольте чемоданчик поднести…
Три года назад, в декабре 1913-го, проведав о доносе дворника, Соколов засунул Платона головой в унитаз. По необъяснимой логике, с той поры барина с шестого этажа дворник полюбил еще сильней.