Секретный фронт

– Приглашаете на свидание, товарищ Зимин? – В голосе у неё промелькнули грубоватые нотки, но теперь Леонид не сомневался, что этого требовала обстановка.

На записи менее грубые нотки будут звучать неубедительно. А так всё ясно и, между прочим, не предосудительно. Она не замужем, он разведён… уже два с половиной года – обалдеть!.. почему бы ни закрутить служебный роман? Обществу нужны новые ячейки взамен разрушенных? Государству нужны новые кадры, которые рождаются в новых ячейках? Армии требуются ещё солдаты, в конце-то концов?! Ну вот…

– Приглашаю, - Зимин отодвинул чашку. – «Красная пирамида» или «Неуловимые мстители»? Очень хорошие кафе.

– Слишком пафосно, - Варвара смешно и мило наморщила носик. – Вы любите футбол?

– Да, - не моргнув глазом, соврал Зимин и только после этого опомнился. – А при чем тут…

– Вы за кого болеете?

– За… - боясь попасть впросак, Леонид замешкался.

– За ЦСКА? Я тоже, представляете! Значит, сегодня в семь тридцать на стадионе? Билеты у меня есть, купила на себя и подругу, но она заболела. Пойдёте со мной?

– С вами хоть на кёрлинг.

– Отлично.

– Да, - Леонид уставился на Варвару в совершенном обалдении. Он уже не понимал, играет она или всё это всерьез. И если играет, то на какую публику – на ту, что подслушивает, или на него. – Неожиданно, конечно, но отлично.

– Не думали, что я могу увлекаться футболом?

– Нет, почему… спорт он такой… ему все покорны… только неожиданно, что вы ходите на стадион. Не дома смотрите или в спортивном кафе, а прямо…

– В пекле? – Варвара усмехнулась. – Если подружимся, зимой свожу вас ещё и на хоккей. А вы думали, библиотекари это бесполые эфирные создания? Успехов в работе, товарищ Зимин. Вас пропустят обратно в зал, не волнуйтесь. А мне надо здесь задержаться. До свидания.

– До вечера?

– На всякий случай, да, - Варвара пожала Леониду руку и выпорхнула из буфета…

…За свой стол Зимин вернулся не сразу, потребовалось некоторое время, чтобы успокоиться. И начал работу он тоже после существенной паузы. Сначала отгонял мысли о Варваре, затем боролся с её необычным по тембру голосом, звучавшим в голове навязчиво, но всё равно приятно, а когда первые два наваждения схлынули, началась неравная схватка со зрительной иллюзией, почти галлюцинацией. Образ Варвары стоял перед глазами и никак не желал улетучиваться. Леонид чувствовал себя влюбленным сопляком, стыдил себя за малодушие, но ничего не мог с собой поделать. От одного только имени «Варвара» начинало щемить сердце.

Справиться с бурей эмоций помогла, как обычно, работа. Зимин набросился на неё, как голодный лев на газель. Решительно придвинул почти чистый лист, занес над ним капиллярную ручку и… в который раз завис, словно опасаясь промахнуться, когда опустит руку, и сделать запись не на бумаге, а на голом столе. Нет, с листом всё было в порядке, он лежал там, где надо. Не на месте оказался зашифрованный текст. Сшитая толстыми белыми нитками пачка архивных машинописных страниц лежала не там, где её оставил Зимин. Всего на пару сантиметров в сторонке, но не там.

Леонид перевел взгляд на стопку исписанных листов с расшифровкой. Их тоже перекладывали, это было очевидно. В отсутствие Зимина кто-то внимательно изучил материал и наверняка сделал выводы. А возможно и скопировал плоды трудов исследователя, изменившего Науке с волшебной девушкой Варварой. Что проще? Навёл камеру личного телефона и щёлкнул.

«Не для того ли Варвара увела меня в буфет? – Леонида словно умыло холодной отрезвляющей волной. – Бес мне в ребро, хоть и нет пока седины в бороде. Полное воздержание от чего бы то ни было губительно. Жизнь должна быть разнообразной и хотя бы изредка порочной. Тогда и проколов не будет. Что же ищет Варвара или её товарищи из КГБ? Какую истину, упрятанную в этих документах? И почему не нашли её до меня? Мозги сломать можно! Но главное – что дальше?»

Фантазия мгновенно нарисовала неутешительную, но вполне вероятную картинку. Варвара беседует с коллегами из Политического Управления КГБ, особой структуры, малопонятной даже другим сотрудникам Конторы, а затем в спецархив заявляются незапоминающиеся люди в штатском. Они отнимают у Зимина синюю папку, изымают «Электронику», обыскивают оторопевшего гражданина и вежливо просят оставаться в городе, а лучше строго дома и на работе, чтобы не пришлось его искать, «если потребуется консультация». Ошарашенный Леонид бредет домой и смотрит матч ЦСКА против немецкого «Байера» по телевизору, параллельно накачиваясь от разочарования коньяком. Нет, это хоккейный вариант. Накачиваясь пивом.

А утром… идет на работу. С разбитым сердцем. Всё, как обычно. Разве что причина трещины в сердечной глыбе зовётся иначе. Не Алёна, как последние два года, а Варвара.

Перспектива нарисовалась так себе. Но пока ничего подобного не произошло, не было и повода расклеиваться.

Леонид вынул из корпуса «Электроники» две горошины беспроводных динамиков, вставил в уши и буркнул «популярная классика эф-эм». В голове зазвучали финальные аккорды старинной «ламбады», а затем полилась знакомая с детства песня Народного артиста СССР Юрия Антонова про белый теплоход. Душевное равновесие стремительно поползло к нормативной отметке.

«Что будет, то будет. Пока не случилось ничего страшного, надо работать. Глядишь, и обойдется. Кто знает, в чём мой шанс? Чего на самом деле хотят невидимые соглядатаи? Если рассуждать логически, они желают мне скорее успеха, чем поражения. Если б они хотели скрыть зашифрованный текст, какого фейхоа допускали бы меня до источника? Значит, им требуется расшифровка. Ну так я и занимаюсь расшифровкой. То есть, нам по пути. На том и сойдемся пока. Короче говоря, спокойно, матрос Зимин. Делай молча, что должен, а там будь, что будет. Молча!»

Леонид сосредоточился на тексте и продолжил начатую ещё до перерыва строчку.

«…поэтому даже в глухие беспросветные дни холодного безмолвия, когда вокруг на многие вёрсты всё заметено снегом и до школы не добраться, ты имеешь возможность читать…»

4. Ноябрь 1944 года, Восточная Пруссия, участок 3 Белорусского фронта

Хорошо, когда твоя мама учитель русского и литературы. Дома есть своя небольшая библиотека, поэтому даже в глухие беспросветные дни холодного безмолвия, когда вокруг на многие вёрсты всё заметено снегом и до школы не добраться, ты имеешь возможность читать. Дом томится в снежном плену, утренняя вылазка в уборную и за дровами превращается в чемпионат по классической борьбе – в роли противника дверь, подпертая наметенным за ночь сугробом, а тропа до колодца больше походит на узкий коридор здания без крыши. Но всё это мелочи, когда дома есть книги. Сделав, что нужно, сидишь в уютной теплой тишине и читаешь.

«В тишине… такой, как сейчас. Нет, сейчас она другая. Там, дома, в снежном плену было так тихо, что слышались удары сердца. А здесь тишина нанизана, как на шампур, на какой-то протяжный острый звук. Что-то пищит непонятно где, словно испорченная радиоточка. И вовсе не тепло и не уютно. Наоборот, холодно и неудобно. Почему? Отчего? Почему снег лежит не на крыше дома, а прямо на мне? Что с левой рукой, почему она не держит книгу? Почему она вообще не ощущается?»

Филин попытался шевельнуться, но что у него получилось, знал наверное только бог. Только ведь его, как известно, для комсомольцев не существует. Или наоборот, для него нет такой категории людей – не суть важно. Сам Никита не понял, шевельнулся он или нет. Он вообще не был уверен, что способен шевелиться. Да что там! Он даже не был уверен, что всё ещё жив.