Секретный пианист

Китайцы скупают русские шинели и командирские часы, некоторые меняют этот ходовой товар на свои тряпки. «Ничего себе, какие вольности допускаются на российской земле». Удивление мое растет все больше и больше.

Так. Эмоции в сторону.

Ставлю сумку, немного мнусь на месте, изображая простака, первый раз попавшего в этот городок, достаю из нее парочку солдатских шинелей и несколько часов. Ко мне сразу подходит высокий пожилой мужчина, скорее всего, маньчжур. Он сразу начинает торговаться на хорошем, но слегка ломаном, русском языке.

– Откуда русский знаете?

– Училися в Лоссии. Лаботать главным инженером на стройке, а шинеля мне очень, очень нужна, жена на них кокон сажает. Лаша шерсть - очень холошо! Кушать для наших шелоков черевей.

Продаю ему шинели и кладу деньги в карман. И действительно, сбывать товар китайцам просто! В коммерсанты записаться, что ли? Мда-а... Что-то я увлекся. А морозец-то крепчает! Пора прекращать наблюдение и искать место, где можно пересидеть до вечера. Взяв сумку, я неспешно направляюсь изучать городок, в тлеющей надежде найти хоть какое-то кафе. Оказывается, что задача эта очень непростая. Обойдя все поселение, состоящее из ветхих двухэтажных и одноэтажных домов по кругу, кафе так и не нахожу, зато успеваю налюбоваться на рыжих тощих коров, которые, как в Индии, тупо бродят по улицам, роются в помойках и вылизывают языком консервные банки. К сожалению, здесь это не священные животные, а лишь брошенные на произвол судьбы худобы, которых хозяевам нечем кормить или, попусту, некогда ими заниматься. Да, тряпичный бизнес мощно «приворожил» местное население. Добровольно-принудительная, круглосуточная работа ни о чем другим больше и вспоминать не дает. Очень «интеллектуальное» занятие, скажу я вам...

Вернувшись к рынку, понимаю, что общепита для приезжих в городе просто не предусмотрено. Есть только одно кафе на вокзале, но к нему не протолкнуться. Люди заходят туда погреться и поесть в порядке очереди, которую перезанимает друг для друга. Они и ночуют там же на вокзале, стоя, набившись в небольшой зал, как селедки в бочку. Такого кошмара я еще не видел никогда и нигде... Да-а-а, весь световой день прошел в незабываемых картинках ... Прилично замерзаю и хочу есть.

В Забайкальске темнеет. Выхожу на перрон, в «точку встречи», стараясь не думать о том, что буду делать, если нужный человек по какой-то причине не придет. Конечно, еще варианты предусматривалось. Если мы не встретимся сегодня, то встреча состоится завтра в то же время. Но это в Питере все казалось простым и легким, а сейчас, как представлю, что придется болтаться между вокзалом и рынком неизвестно сколько – становится не по себе. Либо околею, либо пристрелят, либо стану «челноком»… При прочих равных – не самый худший вариант.

Кто-то подходит ко мне сзади и аккуратно интересуется:

– Ты что, здесь совсем один «загораешь»?

– Сегодня один, завтра вдвоем - отвечаю по легенде. Мужчина улыбается и протягивает руку. Мы здороваемся.

– Владимир.

– Александр. Очень приятно.

Настроение заметно поднимается.

– Хорошо, что вы здесь! А я уже подумывал о том, что мне придется ночевать на вокзале.

– Ну что вы! Идемте на соседнюю платформу. Ехать до Даурии всего пятнадцать минут.

– Так я буду жить не здесь?

– Конечно не здесь. В Забайкальске нормально жить невозможно. Расскажите, как вы доехали?

– С приключениями.

– С какими?

– Во-первых, билет дали не на тот поезд, так что, торчу здесь с утра, во-вторых, нарвался на банду, которая грабит челноков.

– Что делать, такая у нас здесь жизнь. Не справляемся. Люди разбежались, служить не хотят. Местные бандиты ситуацию чувствуют и ведут себя, как им вздумается. Поезда контролируют несколько группировок. Мы их знаем, но тронуть не можем. Они платят вышестоящему начальству.

– А если в Москву сообщить?

– В Москве свои проблемы, и они там гораздо «интереснее» наших местных. А Забайкальский край плохо контролируется властью еще со времен гражданской войны.

– Быть не может! Тут же граница с Китаем?!

– Ну и что, местные всегда делали и делают свои дела совместно с китайцами. Всем такое положение на руку. Не суйтесь. Выполняйте свое задание и уезжайте. Связь будете держать через меня. Я каждый день бываю в Даурии. Все, приехали. Выходим.

 «М-да-а-а, не очень ласковый приём!» - подумал я про себя...

Даурия оказывается маленьким поселком. С одной стороны железнодорожного полотна

 размещаются дома коренных местных жителей, с другой находится воинский гарнизон. Сосуществует между собой поселковый народ дружно, особенно, когда на перегоночной станции застревают надолго вновь прибывшие товарные поезда. В такие моменты начинается полное раздолье.

По ночам все вагоны быстро вскрываются и детально обследуются. Из каждого безвозмездно изымаются по десять-двадцать коробок с товаром, затем содержимое этих коробок потрошится, разносится по домам, а тара, как прямая улика, собирается в кучу и сжигается. При повальной безработице доход получается совершенно реальный.

Для проживания меня определили в дом обрусевшего маньчжура. Он, лет двадцать назад, женился на местной русской женщине, да так и остался жить здесь. Зовут этого маньчжура Чен. По-русски переводят, как Сеня. По словам Владимира, парень «свой" надежный, давно помогает нашим». В это я вполне могу поверить, судя по тому, сколько он запросил с меня за жилье. Действительно, как со «своего», почти «родного». Насколько я успел узнать, снять комнату в Забайкальске стоит почти вдвое дороже.

 В этот же вечер, после принятия "на грудь" нескольких стопок китайской рисовой водки, Сеня, на более-менее приличном русском языке, говорит:

 - Зачем ты тут, Володя не сказал, и ты, конечно, не скажешь. Я это понимаю, говорить нельзя.

 Я киваю, пытаясь сообразить, куда ведет разговор хозяин.

 - Но думаю, интересует тебя железная дорога. Почему так думаю? Потому что больше тут ничего нет, все дела, так или иначе, вокруг железки крутятся.

Возразить мне нечего, логика железная. Остается только дослушать, к чему же он клонит.

– Жизнь тут такая… лучше со всеми дружить, - продолжает Сеня, - я помогу тебе. Ты скажешь об этом Владимиру. Он, если будет нужно, поможет мне.

– Как ты мне поможешь?

– Работать пристрою. На железную дорогу. Вроде, как мне помогать. Хорошо?

– Хорошо, Сеня, очень хорошо…

... От натопленной печи в уютном деревянном доме веет теплом. Разморившись, отправляюсь в смежную с кухней комнатенку.

 Я страшно устал, спать хочется неимоверно, но, усилием воли, заставляю «шарики» крутиться. То, что предложил Чен, не лишено логики, но, можно ли ему верить? Все жители поселка так или иначе завязаны на воровстве. Да, такая здесь жизнь, работы нет, нужно поднимать детей, и для многих это единственный способ выжить. Но способ, все равно, незаконный. И если такого рода бизнесом занимаются все, то вряд ли Чен с женой остаются в стороне. А иначе как? На них здесь коситься станут! А тот, кто «влип» в преступную схему – легкая добыча и для шантажиста и для вербовщика…

Так можно ли верить Чену? Ладно, дальше, даст бог, разберемся. Хорошо бы, не слишком поздно…

Сеня будит меня рано. Одеваюсь и шагаю вместе с ним на станцию. Станция, по сути своей, оказывается перевалочным отстойником для поездов, следующих в Китай и, обратно, из Китая в Россию.

За сутки на путях скапливается до десяти - пятнадцати составов. Здесь постоянно меняются локомотивы и машинисты. Китайцы дальше этой станции управлять составом не могут. Дальше в Россию их не пускают, заменяют русскими машинистами и бригадой. Соответственно, с нашими бригадами происходит то же самое, только наоборот. Их не пускают в Китай. Они и перегоняют прибывшие в Даурию китайские составы дальше в Россию. Все машинисты друг друга знают. Члены «дружной команды», вне зависимости от национальности, собираются в служебном помещении с кроватями для сна и каптеркой, где кушают, выпивают и беседуют с местными путевыми обходчиками.