Секреты прессы при Гобачеве и Ельцине

Читатель, по всей видимости, догадывается, что у писателей тоже есть начальники. И думает, будто бы начальники эти — лучшие из лучших. Между тем руководство творческого союза — штука тонкая: в правление включены фамилии всем известные, известные понаслышке и не известные вовсе. Так вот, эти последние — и правят бал. Эти „рабочие секретари“ (руководящие за деньги, и немалые) — или творческие банкроты, или ловкие графоманы, или — и они будут посильнее всех — вовсе не связанные с литературой чиновники. Именно они — инициаторы и главнокомандующие памятных нам „обезьяньих процессов“ и бесчестных „проработок“; и что же? По-прежнему благоденствуют, втихую перемещаются на ключевые позиции в соседних кабинетах. Как говорил товарищ Сталин, „других у меня нет“… Как они сами иронизируют — осваивают элементы нового мышления, лоснясь от старой сытости… Раньше уделы распределялись со Старой площади, теперь… Теперь — хотя и из других апартаментов, но не менее влиятельных.

„Оргсекретари“ — „кумы“, фактические начальники в „зоне“, именуемой Союзом писателей. В их кабинетах, в их руках сосредоточены узлы всех интриг, а также нити от распределения материальных благ. Процесс этот требует не столько общих постановлений, сколько каждодневной „индивидуальной работы“, ловкости и оборотистости. И они — трудятся в поте лица. Они с „надежными литераторами“ и поохотятся, и на рыбалку съездят, и „по бытовой линии подмогут“, и постепенно своими парнями в этой новой для них среде сделаются. И пьют вместе, и поют (орг-секретарь Москвы В.П.Кобенко „на певца учился“)… Через год их уже в комиссии литературные включают, года через три, глядишь, в писателях числят. Они и договоры о сотрудничестве с иностранцами подписывают, и „кодексы“ для профессиональных литераторов вырабатывают (спорят, небось, до хрипа, отстаивая свою формулировку, — чем не работа над стилем)… Их первыми и награждают. У оргсе-кретаря „большого союза“ (СП СССР) Ю.Н.Верченко вся грудь в орденах за „заслуги перед советской литературой“. На памяти моей, скажем, безобразное преследование Лидии Чуковской, попытки „выселить“ из дома в Переделкине, где жил К.И.Чуковский, де-факто существующий его музей перестроить на шикарный лад и поселить в нем нового сановного хозяина. Нечто подобное пытались сделать и с домом Пастернака. Да что там музеи — скольким живым нашим писателям товарищ Верченко содруги крови попортили. Нет им прощения — однако…

Однако — даже не отделавшись испугом, Юрий Николаевич Верченко плавно переместился (или был переброшен) на должность… ответственного секретаря Комитета по Ленинским и Государственным премиям СССР. Вдобавок, при переходе из кабинета в кабинет, на пышную грудь Верченко новенький орден прицепили — на этот раз „Дружбы народов“. За что? За активный вклад в интернациональное дело в годы афганской войны. Вместе с ним таким же орденом отмечена была и рьяная выразительница официозных мнений в стихотворной и иной форме Л.Щипахина. В свои короткие налеты на Афганистан они витийствовали перед юными воинами, вдохновляли, так сказать. Агитировали — конечно же, не против позорной этой войны. И отбывали на „материк“ с чемоданами восточных сувениров. Стыд и позор: удовлетворять амбиции, карьеру строить на костях страдальцев. Не знаю, мучает ли их хоть когда-нибудь совесть…

Клан оргсекретарей (и их сатрапов) — первый заслон на пути резких перемен к лучшему в писательском Союзе. Первый, но не единственный. Союз, который, по идее, должен был как раз другим подать пример перестройки своей деятельности (вспомним, что именно с литературных публикаций начиналась гласность), — этот Союз таинственным образом сохраняет в неприкосновенности все свои департаментские черты и по существу, как организация, является одним из упорнейших бастионов сопротивления свежим веяниям.

Тоталитарной машине не удалось перемолоть в пыль тип писателя-правдолюбца, зато она вывела путем многолетней селекции уникальный тип писателя-начальника. Причем если в 30-е или 50-е годы для этого требовалось сгубить даровитого литератора (что произошло с Фадеевым), то в годы застоя прирожденные чиновники потихоньку выбивались в писатели. Ладно там Верченко, ему пороха хватало разве что на том избранных речей: но вот его любимый шеф Г.М.Марков или последний первый секретарь В.В.Карпов — какими только регалиями не увенчаны, на какие их только языки не переводят! А они — представители типа полуоргсекретаря-полуписателя в самом чистом виде. Марков был в свое время призван с комсомольской работы в подмогу Константину Федину, а потом уже „вышел из берегов“ в качестве автора многотомников о единстве партии с народом. Карпов служил по литературному ведомству в Узбекистане, вотчине Рашидова, к слову сказать, тоже члена Союза писателей и большого любителя всяческих декад в республике.

Не вдаваясь в анализ литературного труда Владимира Карпова, хочу только заметить, что качествами интеллектуального лидера такой организации, как писательская, он, конечно же, не обладал. Это видно и невооруженным глазом. Однако Владимир Васильевич — еще и председатель Совета учредителей Всесоюзного агентства по авторским правам! До недавнего времени опусы Маркова, ряда ему подобных, якобы широко любимых и чтимых у нас писателей-начальников, да и книги Карпова каким-то хитроумным образом (принудительно, что ли? или по обоюдной выгоде? или еще как?) распространялись и издавались в десятках стран! Ну, скажите, кому в Англии или в Японии нужен роман о секретаре обкома — когда и у нас-то этого никто не читает. Однако деньги текли рекой — и, полагаю, по сей день текут немалые валютные поступления „писателям-председателям“.

Система самоопыления литературных генералов включает в себя множество приводных механизмов — от „Международной книги“ до Главного политуправления армии. Благодаря четкой их работе дачи руководителей СП можно видеть от Балтики до берегов Черного моря, а штабеля их сочинений — от магазинов русской книги в Монголии или Эфиопии до заполярных войсковых частей.

Убежден: отнюдь не заботой о престарелых или молодых „собратьях по перу“, но исключительно личными интересами руководствуются „писатели-председатели“ в нынешних тяжбах с изданиями, вышедшими из-под унизительного контроля. Это — „первый звонок“, и они не упустят шанса расправиться с непокорными редакторами, а заодно и оправдаться перед своими высокими кураторами за столь серьезные упущения в оргработе.

Тут будет кстати одно воспоминание. Еще совсем недавно в коридорах правления СП СССР висели портреты „правофланговых“ армии „инженеров человеческих душ“: Шолохов…, Симонов…, Шагинян…, а через одного — вдруг Марков…, еще через одного — Верченко…, а дальше, еще через два-три лица, — вдруг генерал КГБ Цвигун, в ту пору первый заместитель Андропова. С помощью радетелей из аппарата „большого Союза“ генерал в одночасье сделался романистом и кинодраматургом, даже получил Госпремию РСФСР! И жена его быстро была принята в Союз писателей по детской секции — как же, талант! Весьма спорно, скажем, талантлив ли Бродский…, а тут — дело бесспорное! Некоторые осторожно тогда осведомлялись про портрет Цвигуна: не двоюродный ли это брат Верченко, что-то общее было в их облике. Какая наивность — все гораздо проще…

Пополнение „первых рядов“ СП за счет дружественных организаций — добрая традиция. Высокие чины из военного ведомства и МИДа, из Академии наук и Минздрава, КГБ и МВД, даже отряда космонавтов, наконец, и из аппарата ЦК КПСС — с первого раза практически единогласно. Не исключено, что относительно молодой поэт Бобков весьма способен, но, увы, не достоинствами его лиры приходится объяснять то, как скоро он выпустил несколько книг подряд, одна другой толще (даже и в подарочном исполнении — как издают классиков или лауреатов), стал сам лауреатом, был избран секретарем по международным связям СП России… В то время как с сыном нынешнего первого зама председателя КГБ происходили все эти метаморфозы, многие его сверстники, ожидая приема в Союз, потихоньку старели…

От морального кодекса (или полной аморальности) временщиков многое зависит, но — не все. Их присутствием, их безнаказанностью отравлена сама атмосфера писательской организации.

Так, может, не стоит сегодня зря копья ломать, а подождать, пока обветшавшая ветряная мельница сама не рухнет? Нет, сама она не рухнет. Ибо не так она беззащитна и безопасна.

Вот прошлый руководитель столичной писательской организации Ал. Михайлов провел реорганизацию: взамен устаревшего секретариата правления — совет (это что, в связи с возникновением Президентского совета?)… Вместо приемной комиссии — коллегия по приему…

Кто, хочу спросить, придумал, кто готовил и кто принимал эти „судьбоносные“ решения? Меня лично об этом никто не спрашивал — как и никого из моих товарищей. И не в том беда, что „коллегия“ ничуть не слаще „комиссии“. Просто — в который раз — за революционность выдается новый грим на все том же лице „кума“ в ЛитЛАГе — едва ли не последнем действующем подразделении сталинского ГУЛАГа. Печать вырождения лежит на этом лице — и никакой косметикой не сообщить этому лицу ни осмысленного, ни доброжелательного, ни искреннего выражения. Уместен вопрос: лидеры ли это вообще? Нашли же силы ответить на него и театральные деятели, и кинематографисты, и архитекторы, и композиторы… Лишь писатели — держатся до последнего. По привычке? Или от бессилия?