Секс-опекун по соседству

Что? Что?

Просто уходит?!

— Тебе лечиться нужно! Ты больной ублюдок! — ору так, как никогда в жизни, но он продолжает идти все дальше, полностью скрываясь из вида. А мне только и остается осматривать густой лес, окрашенный закатными красками, и на панике кричать снова. — Тамерлан! Тамерла-ан! Не уходи! Если ты меня сейчас отпустишь, я забуду об этом! Я ничего не скажу отцу!

Глава 11. Алла

Он, что, бросил меня одну в лесу? Он бросил меня в лесу. Просто развернулся и ушел, словно охотник из сказки про Белоснежку. Но тот хотя бы к дереву не привязывал. А этот?

Еще и голая! И даже за одеяло я не скажу спасибо, потому что по нему определенно кто-то ползет!

Попала так попала.

— Тамерла-ан! — ору я и наблюдаю, как сумерки стремительно сменяются ночной тьмой. Как последний свет перестает просачиваться сквозь кроны деревьев, а прохладный ветер усиливается.

Я его убью… Если выживу. Если… Быстро начинаю вспоминать, какие звери водятся в этих лесах, но, похоже, животное здесь только одно. И оно оставило меня на корм муравьям, клещам и комарам? Бессердечный мужлан.

Интересно, что он скажет моему отцу? «Извините, полковник, переборщил с методами воспитания», — пробурчит, указывая на мой холодный труп.

А я ведь восстану. Я ему в каждом сне буду сниться.

Я на него проклятие вислой письки нашлю…

— Тамерла-ан!

Боже. Понимаю, что орать можно сколько угодно, только это не поможет. Становится все труднее не обращать внимание на ужасный холод, что пробирает до костей.

Голова начинает раскалываться. Ноги поджимаю к себе и пытаюсь мыслить позитивно.

Я еще жива — какая прелесть…

Идиоты психологи, которых после клиники нанял отец, тоже учили мыслить позитивно.

Сюда бы их всех. В эту мега позитивную обстановку. Их жирные задницы должны понравиться муравьям гораздо больше. Только вот фантазировать можно что угодно, например, как в муках умирает Тамерлан, но положения вещей это не меняет.

Я все так же привязана к стволу дерева, кора царапает спину, а в задницу упирается какая-то палка.

Ночь становится непроглядной, а я пытаюсь понять, сколько времени провела на привязи. И еще пытаюсь не реветь от страха, когда рядом раздается сначала шорох, а затем треск веток.

— Здесь нет животных, — убеждаю я саму себя.

Хотя, возможно, в арсенале Тамерлана завалялась парочка генетически модифицированных зверушек.

Нет, я не умру, раз за разом звучит в моей голове. Только вот ужаса, что сковывает все тело, это никак не отменяет.

Закрываю глаза. Сжимаюсь, чувствуя жжение в области талии, от веревок, которыми он так туго меня привязал. Пару раз дёргаюсь, но понимаю, что выбраться не удастся.

Ещё шорох.

— Я не боюсь. Это ветер. Я не боюсь. Я не боюсь... Убью козла. Я не боюсь. Не боюсь я! — зубы клацают, истерика накрывает плотным коконом, как вдруг до меня доносится новый шорох, уже совсем близко, а затем чувствую на шее пальцы и истошно ору на весь лес.

Это конец, это п*здец.

Огромная рука накрывает мой рот, заставляя замолкнуть. И сквозь страх, запахи леса и слезы я осознаю, что за чудовище передо мной.

Он считает, что победил меня. Он думает, что теперь я у него в руках или у его ног. Значит, не будем его разубеждать. Тем более в темноте врать удобнее.

— Я… Я так рада, что ты вернулся, — придаю голосу более жалобный тон, а в голове так и пульсирует, что прикончу ублюдка. Только бы отвязал.

— Неужели… — хмыкает скептически, явно не поверив моим словам.

— Мне было так страшно, — чуть ли не рыдаю, хотя слезами на него вряд ли можно подействовать. Но попробовать все же стоит. — Вдруг бы меня загрызли волки!

— Здесь не водятся волки… — а, по-моему, один стоит прямо передо мной.

— Ну, я же не знала этого! Я так испугалась, — дернулась к его тёплому телу. — Я так хотела к тебе.

— Хочешь обратно? — в темноте, по голосу различаю улыбку, а по его горячей руке, что устроилась в области пульса на моей шее, желание. — Сейчас ты будешь просить прощение.

Отлично. Пошёл на контакт, это почти победа.

— Прости... — тут же говорю я, но его рука давит на артерию, а голос звучит прямо возле уха.

— Нет, дрянь. Разве так нужно прощение просить? Просят на коленях и с членом во рту. Или ты проявишь гордость и останешься здесь на ночь?

Ну, уж нет.

Я проявлю ум, а гордость пусть дуры проявляют.

— Я готова извиниться… — тяжело сглатываю. — Как ты захочешь.

Внутри теплица надежда, что он таким образом проверяет меня и сейчас просто отвяжет, и отведет домой. Но все мечты, которые я лелеяла, как обычно разбиваются топором реальности.

— Я сейчас покажу, как я хочу, — с этими словами он выбешивает меня до предела тем, что расстёгивает ширинку.

Это я понимаю по звону молнии, а затем чувствую стойкий запах его смазки, что вдруг размазывается по моей щеке. И вот уже губ касается сухая крупная головка.

Если бы сейчас не было так темно, и Тамерлан видел мой убийственный взгляд, он бы вряд ли доверил мне столь ценный орган.

Что за фетиш заниматься этим в лесу?

— Не торопись, извиняться тебе придется очень долго и тщательно, — шепчет он и пихает мне в лицо член.

«Нет, нет...», — орет внутренний голос, теперь он точно будет думать, что я шлюха.

Но разве не этого я добивалась. А теперь еще и надо внимание усыпить.

Тамерлан грубо хватает меня за щеки, сжимает мой нос и ждёт, пока в лёгких закончится воздух.

— Хватит думать, Алла, соси.

Ненавижу. Ненавижу!

Открываю губы, заглатывая воздух вместе с членом, тут же ощущая на языке солоноватый вкус с горчинкой. Он входит только на половину, упираясь в небо, и я пытаюсь куда-то убрать язык, но он лишь гладит огромную головку, что заняла почти всю полость. А затем пауза, в преддверии бури, так как я чувствую, сейчас начнется, потому что Тамерлан отпускает мое лицо, ставит руки на ствол дерева и шумно выдыхает, пока его орган пульсирует внутри меня. И все меняется за секунду, стоит мне от неудобства застонать, разнося вибрацию по всему телу Тамерлана.

Одной рукой он продолжает держаться за дерево, а второй оттягивает хвост с рычащим звуком.

— Шир-ре… — а затем начинается откровенное насилие, потому что все, что я могу, это часто дышать носом и пробую расслабить горло, в которое так настойчиво пытается протиснуться Тамерлан.

Наслаждается, тараня рот как ненормальный.

Слёзы вместе с обильной слюной стекают по подбородку, прямо на грудь, которая тут же оказывается в грубых руках. Он мнет их, гладит соски, размазывая влагу, и словно пытается быть нежным в противовес тому, с какой скоростью и упорством вторгается в рот. Ублюдок!