Секс-опекун по соседству

Урод. Занят он, да, а мне какое на это дело? Он же вроде как на неделю отпуск взял, так пусть занимается только мной.

— Да, да, я даже не собиралась, — сухарь. — Просто я так и не поела.

Лицо Тамерлана немного расслабляется, и он кивает, видимо, и правда думал, что я прямо сейчас на него нападу. На голодный желудок-то!

— В коридоре лежит кошелек. Возьми карточку и закажи все, что хочешь. Только в покое меня оставь.

Ретируюсь с милой улыбкой, внутри клокоча от гнева. Ну, погоди у меня, стареющий хмырь, не на ту напал.

Затем прикрепляю его карту к своему телефону с ехидным смешком. Теперь без его ведома я могу заказывать все, что мне вздумается, а фантазия у меня ого-го.

Я быстренько банкротом его сделаю, уж что-что, а деньги тратить я мастер. И для начала заказываю огромную пиццу, состоящую из бекона, ветчины, грибов, помидоров, четырех видов сыра и, конечно, политая оливковым маслом. Колу, салат. Так же совершаю заказ на вечер в одном из самых дорогих ресторанов Москвы.

Зря, зря Тамерлан дал мне такое оружие в руки. Ну и конечно же мне нужны новые вещи, поэтому пока жду свой заказ, закидываю в корзину побольше шелковых халатиков и нижнего белья, косметики, духов. Обувь моя страсть, поэтому заказываю сразу пять пар туфлей на шпильках. Они отлично будут сочетаться с моим голым телом.

Тамерлан, держись.

Сметаю чуть ли не все, что попадается на глаза. Даже не замечаю, как быстро пролетает время.

С голодухи уминаю сразу три куска пиццы, стоило ей появиться на кухне, обдумывая свой первых ход.

Ничего вкуснее не ела, а может быть это из-за того, что трачу деньги Тамерлана. Ведь это вдвойне приятно. И сколько еще можно будет заказать... Смачно облизываю каждый пальчик и вдруг чувствую, что припекает щеку. Поворачиваю голову и замечаю на пороге Тамерлана.

Сейчас весь его вид говорит о том, что он и сам не прочь облизать мои пальцы, но этот чёрствый пень держится и даже не двигается.

Ну и пускай смотрит, жалко мне что ли, а если учесть, сколько его денег ушло за полчаса, я готова ещё сальсу перед ним станцевать.

— Хочешь? — очень двусмысленно интересуюсь я, на что Тамерлан хмыкает и садится рядом, а я только и жалею, что не разделась догола. Возможно, тогда он точно бы среагировал на мое тело, а не стал, как животное уминать пиццу.

Несмотря на то, что я уже наелась, мне требуется хотя бы начать боевые действия. Поэтом беру кусок пиццы и максимально широко открываю рот, чтобы продемонстрировать ему свои способности. Откусываю медленно, показывая зубки, при этом не закрываю глаза.

Тамерлан ведется как мальчишка, даже смешно становится, смотрит внимательно, прекращает жевать, сглатывает. А я продолжаю играть, растягиваю сыр, наматываю на язык и проглатываю, что весьма и весьма приближает меня к цели, ведь штаны Тамерлана уже натянулись довольно внушительным предметом.

— Ты грязная, — что-то говорит Тамерлан, но я уже не слышу, все мое внимание заняли его руки, которые он приближает к моей груди.

О, да, неужели все так легко?

— Что?

— Ты грязная, говорю, — дергает он меня за футболку на груди, обозначая место, а потом просто уходит, оставляя меня сгорать от стыда.

Вот же гаденыш, тоже играть вздумал. Что ему стоит просто отпустить тормоза и взять то, что так ему хочется, и дело с концом. Я счастливая возвращаюсь домой, а он забывает, что я присутствовала в его насыщенной жизни.

Ну, ничего. Это только начало. У меня целых три дня, а с моей фантазией это как два пальца об асфальт.

Давай, Алла, думай. Нужно хорошенько пораскинуть мозгами и понять, что может его спровоцировать. Найти слабую точку и надавить. У многих мужиков есть какой-нибудь потайной фетиш, а у такого серьезного вояки и подавно.

Для начала можно начать с обнаженки, прощупать почву.

Так что дожидаюсь, когда Тамерлан пойдет после тренировки в душ, и захожу к нему, скидываю с себя ненужные вещи, оставаясь обнаженной.

— Выйди, — отзывается он из душевой, а я делаю вид, что не слышу, прохожу на цыпочках к ванной и включаю холодную воду на всю.

Так уж вышло, что российские системы водоснабжения не совершенны, и его предсказуемо ошпаривает кипятком. Не могу не сдержать довольного смешка. Он вылетает из кабинки и угрожающе смотрит на меня, готовый убить прямо на месте.

А я что? А я стою задом к нему и делаю вид, что не понимаю, почему он хмурит лоб.

— Не делай такое выражение лица, морщины будут. А ведь ты не молодеешь, — улыбаюсь я и продолжаю регулировать для себя воду.

Мельком любуюсь им. Ну какой же красивый мужик, такой, что челюсть сводит, и руки чешутся, так хочется его пощупать. Каждую впадинку, выпуклую венку облизать, пройтись губами по смуглому торсу.

Не справедливо!

— Алла, у тебя есть своя ванная, — напоминает Тамерлан, а я смотрю на член, что буквально на глазах наливается кровью, обозначая желание. Но, очевидно, что оно не столь сильное, чтобы тут же вставить мне. Так что чуть сильнее прогибаюсь в спине, максимально оттопыривая попку, и пожимаю плечами.

— Но там нет тебя.

По идее он должен уйти, но Тамерлан, словно проверяет свою выдержку, продолжает стоять на месте, весь в пене, стекающей к его ногам. Продолжает наблюдать за тем, как я залезаю в ванну, затем специально медленно начинаю мыть свое тело, уже полностью готовая к тому, что крутится в голове у Тамерлана. А судя по сжатым кулакам, там очень грубый секс.

Например, такой, что был у нас два года назад.

Хочу ли я этого на самом деле? Ох, не знаю. В тот раз все было слишком жестко, как мне помнится, я даже пару раз отключилась от окружающего мира. А как все ужасно болело...

По телу проносится дрожь. А мужчина так и продолжает смотреть, тем самым немного смущая. Совсем крошечку. Это какая должна быть сила воли, чтобы не открыть рот, когда к твоим губам уже поднесли кусок десерта. Надо признаться, это вызывает уважение, и я должна была бы пожалеть Тамерлана, но вместо этого просовываю руку между ног и закусываю губу, вожу пальчиками, отчего вода начинает биться о борта ванной.

Делаю себе приятно так, как делаю это в одиночку за закрытыми дверьми, мечтая о нем же, но вот он здесь, слишком близко, дышит часто. И даже не знаю, на что смотреть, на член, дергающийся в такт тяжелого дыхания, или на лицо, окрашенное краской животной страсти.