Секс пополудни

— Как мило! Мне очень нравится. Наверняка это ты сам сочинил.

— Разумеется. Даром, что ли, я был чемпионом пятого класса по рифмованию. Numero uno [6] каждый раз, — он отвесил притворный поклон.

— О Боже! Ты был невероятно самоуверен и абсолютно обворожителен. Сознайся, у тебя было эго большое, как дом, и ты был также ас по показухе. Как бы я хотела быть маленькой пятиклашкой, которая сидит с тобой за одной партой… Скажи мне, было ли что-нибудь, в чем ты не был бы чемпионом? Что-нибудь, что ты делал не лучше, чем другие?

6

Numero uno ( исп.) — номер первый.

— Хорошо, — согласился он. — Допустим, это был французский…

Андрианна рассмеялась и возразила:

— Нет, это не в счет. Я говорю о том, что ты выбрал, на что ты был нацелен.

Он изобразил, что пытается припомнить что-то, но затем беспомощно повел плечами и сказал:

— Извини, но я действительно ничего не могу припомнить.

— Ничего? Я этому не верю. Я думаю, ты просто большой жирный лжец.

Джонатан поцеловал ее в нос:

— Послушайте, мисс де Арте, я не знаю, что говорили у вас, когда вы ходили в школу, а у нас говаривали…

Андрианна почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Не подразумевает ли он, что ему известно, какой отъявленной лгуньей является она сама? Что практически вся ее жизнь была ложью.

Нет, у него не было возможности узнать об этом.

— Ладно, я дам тебе еще один шанс рассказать о жизни в солнечном Сан-Диего, иллюстрирующей твои выдающиеся достижения, отложив свой вопрос — являешься ты большим жирным лгуном или нет? — до той поры, пока не выслушаю ответ. Ты будешь говорить?

— Хорошо, мадам Судья. Или ты — обвинитель? — Он наклонился, чтобы коснуться ее губ своими.

— Пожалуйста, сэр, постарайтесь воздержаться от незаконного воздействия на суд, имея в виду, что в конечном счете это поможет вам в вашем деле.

Она ушам своим не верила: почему она несет такую чушь? Но ведь и он действует не лучшим образом…

— Будьте добры, Ваша Честь, поясните данное заявление. Что поможет в моем деле? Воздержание или попытка? — Он поцеловал ее снова.

— Предупреждаю вас, мистер Вест, такие отвлекающие приемы сработают только против вас. Продолжайте свой рассказ.

— Это угроза? — Джонатан проводил пальцем по шелковистой коже ее груди. Даже это легкое прикосновение начало возбуждать ее, и ей пришлось сдерживаться.

— Хватит оказывать давление на правосудие, мистер Вест, продолжайте свой рассказ.

— Хорошо, хорошо. Дайте только собраться с мыслями. В конце концов слишком многое зависит от вашего решения, и мне надо как следует подготовиться…

— Правда — вот и все, что нужно, мистер Вест. Правда, и только правда!

— Я готов. Расскажу о лете, когда мне исполнилось десять. В сентябре я собирался пойти в пятый класс, и в октябре было всегородское состязание по спеллингу, которое я намеревался выиграть, хотя знания мои в этом предмете были весьма паршивыми.

— И что же ты сделал?

— Ничего сверхъестественного. Просто начал готовиться к нему уже летом. Поначалу я стал брать с собой в постель словарь и каждую ночь половину ее отводить на штудирование и запоминание.

— Но почему тебе пришло в голову, что ты можешь запомнить словарь? Даже в десять лет это неразумно.

— Но у меня было секретное оружие.

— Ну да, конечно. Секретное оружие. Истинный герой! У таких всегда бывает какое-нибудь секретное оружие, которое делает их непобедимыми. И иногда это — всего лишь чистое сердце.

— У меня был… Хорошо, назовем это даром… На деле — это способность запоминать, если я достаточно сконцентрировался, почти все, что я прочитывал. Но это не было фотографической памятью, хотя и чем-то близким к ней. Как бы то ни было, я думал, что стоит попробовать, и все лето штудировал словарь, пользуясь фонариком, чтобы меня не застукали мои родители. Я запоминал тысячи тысяч слов, о которых я раньше и не слыхивал. И это было самое чудесное чувство, которое только можно представить!.. — В голосе у него и сейчас слышался восторг. — Мне казалось, что я лопну от знаний… Что нет ничего, чего бы я не знал, не мог бы сделать. Я чувствовал себя царем всей этой чертовой вселенной и никогда уже потом не ощущал себя так же. Да, с тех пор я совершил многое. Я нажил миллионы долларов, но то время было уникально! Ты можешь в это поверить?

Да, она могла. Она почти видела его читающим словарь с фонариком, когда все остальные спали, стойкого, особенного, красивого мальчонку, уверенного в своей непобедимости. Но она понимала также, даже если это было непонятно ему самому: победил бы он или проиграл — это не имело значения. Он мог проигрывать перестрелки и стычки, но битва уже выиграна. И все же она спросила:

— И ты выиграл? Общегородской финал?

— Разумеется, я не мог не выиграть. Я ведь запомнил даже такие слова, как спирохеты.

— Ну нет! Никогда не поверю, что могло бы прийти в голову спросить тебя проспелинговать такое… такое, как спирохетиклы, или — как там это смешное слово? Ты действительно большой жирный лжец! — засмеялась она.

— Минуточку! Я никогда и не утверждал, что они попросили меня… Все, что я сказал, это то, что запомнил спелинг… Если хочешь, я и сейчас могу это повторить. И он стал выговаривать букву за буквой, стараясь говорить обиженным тоном. — Можешь записать все и проверить по словарю…

Внезапно он посерьезнел:

— Я не вру тебе, Андрианна. Разве ты не знаешь, что я никогда не лгу тебе? Ты веришь?

Все дело в том, что она полностью верила ему. А она между тем никогда прежде не знала ни одного человека, в отношении которого могла бы поклясться, что он никогда ей не врет… Она понимала: правда заключается в том, что она полностью заворожена, потеряна в восхищении им, в его золотом сиянии, околдована его искренностью, его сияющей виртуозностью и потрясающей верой в себя. Она верила не только в его слова, но в него так, как никогда не верила в саму себя. Она была невероятно опечалена. Возможно, если бы она встретилась с ним несколько лет раньше, где-нибудь в Калифорнии, между прекрасным ее севером и Сан-Диего, и он мог бы «потереться о нее» — в чем-то есть и побочное проявление любви, — тогда она приобрела бы большую уверенность в себе. Может быть, тогда она могла бы смотреть на небо в звездах и думать: я — Андрианна Дуарте и могу схватить любую из вас; я — Андрианна Дуарте, и нет никого и ничего, с кем бы или с чем бы я не сравнялась и с кем бы или с чем бы я не справилась… Но теперь было слишком поздно.

Он скользнул рукой вокруг нее:

— Так я все еще жду ответа. Ты мне веришь? У тебя такой серьезный вид. О чем ты думаешь?

— Верю, — улыбнулась она в ответ. — А если ты хочешь знать, о чем думаю, то это — «О Боже, вот совершенно невероятный человек! Просто колдун какой-то!».

Оба они разразились смехом, сжимая одновременно друг друга в объятиях. Но вдруг он перестал смеяться и зарылся лицом в ее темных волосах.

— Андрианна! Андрианна? — пробормотал он. А затем: — Я люблю тебя, Андрианна де Арте.