Секс-тренажер по соседству
Шрифт:
Дыхание перехватывает, с губ срывается стон, и руки невольно сжимаются в кулаки. Потому что сейчас, в эту секунду ей очень хотелось поддаться настойчивым ласкам этого мужчины. Расслабиться и снова почувствовать себя живой в сильных руках.
Не мечтать, а жить.
Сейчас, прямо сейчас.
Особенно ядовитой была мысль отомстить Артему за слежку, за страдания, за то, что уехал и бросил ее.
Ведь не было обещаний, не было признаний. Возможно, вернувшись из командировки, он скажет, что Настя ему не нужна или может быть он уже нашел себя подружку и развлекается с ней?
Обида, смешанная
И вот руки уже сами гладят шелк мужских волос, расчесывают пальцами, глядят шею, пока губы Макара ведут дорожку поцелуев по животу, все выше, задирая спортивную футболку.
И Настя прикрывает глаза, решая, пусть на минутку отдаться тем ощущениям, пусть на мгновение вкусить сладости мужской страсти.
Всего лишь мгновение.
Но когда женщина хочет вкусить, мужчина хочет сожрать и слизать все крошки.
И вот уже его руки стягивают лишнее, находя мягкие полушария и не церемонясь, катают между пальцами соски, пока губы ласкают шею.
Настя дрожит, держится за крупные плеч Макара, чувствуя как ее все сильнее затягивает омут сладострастия, как между ног сладко ноет, как тело просит, умоляет поддаться желаниям.
Так же как она поддалась с Артемом.
Тело почти не сопротивлялось его напору, и теперь почти тот же напор демонстрирует Макар, уже посадивший Настю к себе на колени. Он во всю, смачно, со вкусом целовал ее соски, пощипывая твердые вершинки. Одной рукой держал ее за поясницу, буквально вдавливая в себя, как пресс, а другой нагло забирался в тугие брючки, чуть коснувшись уже влажных, терпко пахнущих трусиков.
— Такая мокренькая кисуля, кайф.
Этот голос. Он врывается в воспаленное похотью сознание Насти, как солнце врывается на затянувшее тучами небо. Он такой знакомый и такой чужой одновременно.
Не тот голос.
Настя вдруг ощущает, как руки, только что дарившие удовольствие, как будто марают ее грязью, а губы не целуют, а жалят.
— Стой, хватит.
Она решительно перехватила пальцы Макара, которые стремись пробраться глубже, в самое нутро. Вцепилась ноготками во кожу, почти оставляя следы, уже начиная сопротивляться всем телом.
— Макар, хватит, я сказала!
— Неа, — хрипло рыкает он и присасывается к шее Насти, — сучка вскочила, кобель тут как тут.
— Дебил! Все, отпусти! — она резко напрягла руки, расцарапала кожу, ногой пнула ноги Макара и все-таки вырвалась из его захвата.
— Ты чего творишь, сука? — рычит Макар и вскакивает за ней, нависая.
Судя по внушительному бугру между ног он готовился к решительным действиям, а его жестко обломали.
— Я не хочу, — говорит Настя и не сводя взгляда с взбешенного, затемненного тенью лица, бочком, бочком пробирается к своим вещам. Наклоняется, поднимает и прижимает к обнаженной, часто вздымающейся груди.
Но Макар привык делать все до конца, особенно он привык любую прелюдию доводить до логического финала. Макар наступает, но Настя тоже не из робких. Размах и вот на мужской щеке красуется пятно женской ладони.
— Я же сказала, что не хочу! — добавляет она криком и быстро натягивает вещи на влажное тело.
— Не пизди, у тебя там все мокрое, — он качает
перед ее лицом рукой, с которой шел густой женский аромат.– -Ну и что, — бьет она эту руку, как змея искусителя должна была ударить Ева. Потому что любому соблазну можно сопротивляться. Потому что мы люди, а не животные. И кроме инстинктов в нас есть еще здравый смыл, верность, любовь.
Настя отбегает к двери.
— Ты хочешь меня! — заявляет Макар, уже пыша гневом.
— Ты привлекательный. У меня давно не было секса. Что странного, что я немного возбудилась. Это ничего не значит.
— Немного? — хохотнул Макар и чуть пошатнулся. — Ты чуть ноги не раздвинула, сама. Что мешает? Твой не узнает.
— Зато буду знать я. И тогда точно не смогу к нему вернуться.
— Женщины. А еще мужиков обвиняют. Да вы верной можете быть до определенной степени. Пока выгодно. Вы же такие же жадные до секса, как мужики. Иди, я говорю сюда и закончи начатое. Тебе понравится.
Настя в этом не сомневалась, а еще она не сомневалась, что подобное удовольствие хочет получать лишь в одних руках.
— Черта с два! Если я женщина. Я уже не могу испытывать желание? Мне кроме, как к одному мужчине нельзя его испытывать?
— Тогда в чем смысл отношений? Если ты постоянно хочешь кого-ты еще.
— В этом и смысл Макар, — радостно смеется Настя. — Заходя в кондитерскую, ты видишь сотни тортов и пирожных. Ты любуешься ими, хочешь их взять и съесть. Но выбираешь одно. Самое лучшее.
— И ты выбрала?
— Выбрала, но это не значит, что мне не можешь нравиться ты. Просто трахаться, я с тобой не буду.
— Я мог бы и заставить, — бурчит он и снова садиться на свой стул.
— И это будет последним поступком в твоей жизни. Я просто скажу отцу и он тебя застрелит.
— Все пытаются мне угрожать, — он нашел бутылку и влажно приложился к горлу. — Черт. Жизнь дерьмо. Одной бабе нужна верность и откровенность, другая хочет трахаться, но воротит нос. Как вас понять?
— А как понять вас? — фырчит Настя. — Ты любишь Васю, но идешь трахать других, чтобы доказать самому себе что не любишь Васю. Логика пять баллов.
— Эмм, — откинулся Макар на спинку стула. — В такой формулировке, все звучит действительно странно.
— Вот видишь, — уже поглядывая на дверь говорит Настя. Она очень устала от этого разговора. Она еще в прошлый раз поняла, что аура Макара очень давит. С ним нельзя долго находиться рядом.
— Просто она требует честности от меня, а сама не хочет сближаться. А чтобы развести ее на секс, надо в лепешку разбиться. Это нормально?
Насте даже стало стыдно от того, как легко развести на секс ее.
— Поговори с ней. Она просто хочет быть единственной.
— Она хочет, чтобы я занялся чем-то другим. Раздавал деньги бедным, кормил котят, зарабатывал честно. Ты можешь в это поверить? Я и котята. Честно. Я уже и забыл, что это такое.
— Всегда можно попытаться, — пожимает Настя плечами и в прострации думает, что только что чуть не изменила Артему. Не изменила да, но была готова. Почти.
— Ты мне поможешь? — говорит Макар и осматривается, обводя взглядом большое затемненное помещение, где в сотнях зеркал отражались две тени на приличном расстоянии друг от друга.