СЕКСУАЛЬНАЯ КУЛЬТУРА В РОССИИ Клубничка на березке

Тяжелая это работа - из болота тащить бегемота...

Тем не менее пугаться не стоит. Начавшаяся в стране "сексуальная контрреволюция" - всего лишь одно из звеньев борьбы за восстановление в России тоталитарного строя. Контроль за сексуальностью - одна из самых древних и жестоких форм подавления личности. Но это попытка с негодными средствами. Люди, освободившиеся от тоталитарного гнета, не допустят восстановления былых оков. Если перекрыть один какой-то канал информации, например, школу, его тут же восполнят другие, например, компьютерные сети. В каком-то смысле нынешние баталии напоминают битву на неприступной линии Мажино, которую никто и не собирался штурмовать, ее просто обошли с флангов и тыла. Если государство не приложит усилий к восстановлению им же удушенной сексуальной культуры, люди обойдутся без него.

Это будет сопровождаться углублением рва между поколениями (по всем социологическим опросам рубеж проходит прежде всего по возрасту) и новыми издержками для здоровья и нравственности, но повернуть процесс вспять никому не дано.

Так не лучше ли взглянуть правде в глаза и не превращать русскую историю в сказку про белого бычка?

Секс как зеркало русской революции

Кого град молотит по голове, тому кажется, будто все полушарие охвачено грозою и бурей.

Мишель де Монтень

Мы рассмотрели основные моменты истории и современного состояния русской сексуальной культуры.

Русский эрос, со всеми его противоречиями, всегда был и остается неотъемлемой частью русской культуры и общественно-политической жизни. Его противоречия - драматический разрыв "верха" и "низа", "духовности" и "телесности", слова и дела, тяготение, с одной стороны, к анархии, а с другой - к жесткому внешнему контролю, трудности процесса индивидуализации и формирования высокой эротической культуры - неразрывно связаны с общими особенностями российской истории, включая гораздо большую, чем на Западе, разобщенность народных масс и элиты.

Культурная революция Серебряного века, тесно связанная с урбанизацией и индустриализацией России, была первым серьезным ударом по традиционным формам социального контроля и символической оппозиции "секса" и "культуры" у самой интеллектуальной элиты. Но она была относительно изолированным культурным явлением, далеким от повседневной жизни трудящихся и средних слоев, и вызвала острую критику как справа, так и слева.

Октябрь 1917 в сексуальной, как и в других сферах общественной жизни, был попыткой насильственного уничтожения всей прежней нормативной культуры, гендерной дифференциации и системы брачно-семейных отношений. Эта революция выглядела чрезвычайно радикальной, вызывая ликование одних и ужас других. Но в действительности она была верхушечной и в значительной мере словесной. "Свобода от" не превратилась и не могла превратиться в "свободу для". При всем радикализме лево-анархической фразеологии молодежи 1920-х гг., ее глубинные ценностные ориентации и стереотипы не так уж сильно отличались от предреволюционных: тот же примитивный сексизм, те же иррациональные страхи, та же нетерпимость, то же отсутствие высокой эротики. Поэтому большевикам как правящей партии было очень легко подавить и уничтожить слабые ростки сексуальной, как и всякой иной, свободы, восстановив и многократно усилив другую сторону традиционной русской жизни - внешний контроль и государственную регламентацию.

Сталинистская сексофобия была порождением другой "культурной революции" или, точнее, контрреволюции начала 1930-х гг., направленной на уничтожение всех и всяческих социально-культурных различий и установление тотального контроля над личностью. Однако она имела эффект бумеранга. Ликвидация сексульно-эротической культуры и низведение элиты до уровня масс способствовали не столько десексуализации общественной и личной жизни, сколько их обеднению и примитивизации. Загнанная в подполье и низведенная до уровня "полового инстинкта" сексуальность становилась все более дикой и потенциально агрессивной. И если вначале режим мог использовать подавление сексуальности против своих противников (культ вождя, ненависть к врагам народа), то в дальнейшем репрессивность обращается против него самого. Как и предсказывали анти-утопии Евгения Замятина и Джорджа Оруэлла, сексуальность - любая!
– стала знаком социального протеста и убежищем от тоталитарного господства. Сначала в официальной пропаганде, а затем и в массовом сознании запрещенная эротика стала мощным антисоветским и антикоммунеистическим символом, ставя людей перед необходимостью выбора, и что бы они ни думали и ни говорили публично, их тела голосовали против режима.

Постепенная либерализация советского режима после смерти Сталина и превращение его из тоталитарного в авторитарный распространилась и на сексуальную жизнью. Грубое отрицание и насильственное подавление сменились неуклюжими попытками приручения, медикализации и педагогизации секса. Но советский сексуальный либерализм провалился так же, как политико-экономические реформы. У него также не было ясных целей, он добивался не освобождения, а смягчения форм социального контроля и апеллировал к тем самым партийно-государственным властям, в руках которых этот контроль находился и которые не желали его ослабления. Как и в остальных сферах жизни, тупая и близорукая партбюрократия оказалась неспособной пожертвовать частью ради спасения целого. Везде и всюду время для либеральных реформ было безвозвратно упущено.

Крушение советского режима принесло людям желанное сексуальное освобождение. Но так же, как в политике и экономике, сексуальная свобода обернулась прежде всего аномией и анархией. Рождение новой сексуально-эротической культуры - долгий и мучительный процесс. Пока что мы находимся в его негативной фазе, для которой характерно не столько рождение нового, сколько выход из подполья подавленного, агрессивного и уродливого старого. Вместо индивидуализации, приватизации и интимизации сексуальности, происходит ее деромантизация, коммерциализация и тривиализация. Дикий секс, как и дикое первоначальное накопление, вызывает растущее разочарование и раздражение, которое консервативные круги используют для разжигания моральной паники и усиления социальной напряженности. Американизация российской сексуальной, как и прочей массовой культуры, способствует развитию антизападных настроений и позволяет фашистам и националистам позировать в роли защитников духовных ценностей, к которым они на самом деле никакого отношения не имеют.

Но, как в любую кризисную эпоху, не все заявления нужно принимать на веру. Как показывают данные профессиональных опросов, средства массовой информации преувеличивают масштабы негативных изменений в сексуальном поведении и установках молодежи и недооценивают их мнгообразие, рассогласованность и внутреннюю противоречивость. Многое из того, что сегодня кажется новым, в действительности существовало всегда, но раньше замалчивалось, а теперь демонстративно выставлено напоказ. Кроме того, переходный период всегда сопровождается аномией и социальной дезорганизацией, которые трудно пережить, но из-за которых не следует впадать в панику. Главный вопрос: знаем ли мы, куда идем и чего мы на самом деле хотим?

Нынешняя антикоммунистическая революция по своей природе глубоко двойственна. Она является либерально-демократической, поскольку она направлена против авторитарного режима. Но поскольку ее подразумеваемая цель - восстановление ранее существовавшего социального строя и ценностей, она является также консервативной. За этими тенденциями стоят разные социальные силы, имеющие также разные представления о сексуальности.

В случае победы авторитарных сил, страну ожидают новые сексуальные репрессии, под лозунгами защиты моральной чистоты и восстановления семейных ценностей, что вызовет новые социальные и психологические издержки, за которыми неизбежно последует новая волна радикализма. Если победят либерально-демократические силы, развитие пойдет более или менее по Западному пути.

Как ни экзотична, на поверхностный взгляд, советская и постсоветская жизнь, ее фундаментальные проблемы, включая сдвиги в сексуальных ценностях, принципиально те же, что и на Западе. Сексуальная революция, начало которой журнал "Тайм" широковещательно объявил на обложке одного из своих номеров в 1964 г., а конец - в 1984 г., на самом деле была лишь звеном длительного исторического процесса индивидуализации и секуляризации секса. Ее издержки, на которых сосредоточили все внимание консервативные критики, были очень похожи на то, что сегодня происходит в России.

Но означает ли "конец революции", что все вернулось на круги своя и сексуальное поведение стало таким же, каким было до 1960-х? Сексуальная революция 1960-х выполнила свои главные деструктивные задачи и открыла не менее сложный, но более тихий и длительный эволюционный процесс формирования новых сексуально-эротических ценностей. Как бы ни оценивать характер и масштабы этих перемен, "сексуальный мир, какой мы знали в 1950-х, сегодня кажется почти неузнаваемым... За последние пятьдесят лет Америка из общества, в котором сексуальность была покрыта тайной и неназываема, превратилась в общество, где она вездесуща". [333] Причем, по мнению известного социолога Айры Рисса, Америка все еще находится в процессе мучительных родов сексуального плюрализма как необходимого аспекта демократического образа жизни. [334]

333

R.Т. Michael, J. Н. Gagnon, Е. О. Laumann, G. Kolata. Sex in America. A Definitive Report. Boston: Little, Brown, 1994, p. 6.

334

I.L. Reiss, H.M.Reiss. The End of Shame. Shaping Our Next Sexual Revolution. Buffalo, N.Y.: Prometheus Books, 1990.