Сексуальный студент по обмену
Шрифт:
Иду в свою комнату и звоню домой, прося поговорить с мамой. Объясняю ей, что происходит, и она начинает плакать вместе со мной.
И затем я делаю то, что беспредельно подтверждает, насколько я изменилась. Я не только не прошу поговорить с отцом, но и вообще ничего не прошу.
— Мама, я остаюсь здесь... до тех пор, пока нужна. Я не оставлю его.
— Конечно, дорогая. Я ничего другого и не ожидала. Я люблю тебя, Эхо, и я так горжусь тобой. Всегда гордилась.
— Знаешь, — продолжает она, тихо смеясь, — иногда мне казалось, будто за эти годы я не достаточно тебя опекала. Но стоило
Я стараюсь не всхлипывать.
— Спасибо, мама, за то, что доверяешь мне. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю. Будь сильной для него, Эхо, и дай нам знать, если вам что-нибудь понадобится.
— Дам. Люблю тебя, — снова говорю я, прежде чем повесить трубку.
Я стою, затем сажусь и повторяю то же самое, разрываясь между моим желанием быть с Кингстоном и его нуждой в общении с семьёй.
— Мисс Эхо?
Вскидываю голову и замечаю Барклэя в дверях.
— Вас просят спуститься вниз.
Вскакиваю и бегу мимо него, жаждая добраться вниз как можно скорее. Если он хочет, чтобы я была с ним, то там я и буду.
Я уже знаю, что всё кончено, когда вхожу. Кингстон сидит, зарывшись лицом в одеяло, и его содрогающиеся плечи сообщают мне, что он плачет. Джерард кажется онемевшим, пялясь в никуда, его губы крепко сжаты в тонкую линию, а лицо белое, словно у призрака.
Почувствовав моё присутствие, он смотрит в мою сторону и указывает головой на Кингстона, я киваю. Очевидно успокоившись, что теперь я здесь, он покидает комнату.
Я подхожу и кладу руку Кингстону на спину, поглаживая по ней вопреки его содроганиям. Он тянется через плечо и накрывает мою руку своей, и вскоре, кажется, немного успокаивается.
— Её больше нет, — хрипит он, его голос от отчаяния дрожит.
— Телом — да, но не духом. Она всё ещё с нами. Ищи настойчивее, малыш, и ты почувствуешь её.
Он поднимает голову и поворачивается ко мне, проблеск решимости виднеется в его опухших глазах.
— Ты права, любовь моя. Она присмотрит за нами, и ей, наверное, понравилось бы твоё «малыш», — улыбается он. Это героическая попытка пошутить обременена грустью. — Я так рад, что ты здесь.
— Я не могла бы быть где-то ещё. Здесь моё место.
~~~~~
Следующие несколько дней проходят мрачно, мы помогали с организацией, и теперь присутствуем на похоронах Поппи — любимой бабушки Кингстона. Я, может, и знала её совсем недолго, но её слова позволили заглянуть мне ей прямо в душу… и она оставила свой отпечаток в моей… навсегда.
Кингстон ведёт себя тихо, изо всех сил скрывая скорбь на протяжении церемонии и встреч с присутствующими. Он не позволяет мне покинуть его, — можно подумать, я бы ушла, — и с готовностью представляет меня всем как свою девушку.
Когда мы наконец лежим в постели в среду вечером, спустя три дня после похорон, — моя голова на его груди, его губы на моих волосах, — он мягко произносит в
темноту:— Любовь моя, ты сильно разочаруешься, если мы отложим поездку по Эбби-Роуд, которую я тебе обещал?
Я резко поднимаю голову.
— Что вообще подвигло тебя подумать о таком? Конечно же, нет. Я всё понимаю, и это должно быть последней из твоих забот.
Я нежно целую его в губы, затем опускаю голову обратно на грудь.
— Малыш, не переживай обо мне. Ты — всё, что мне нужно. И что-то, что облегчит твою боль. Это всё, что имеет значение.
— Я знал, что твоя любовь будет сокрушающей. Оказывается, это что-то большее, я даже не смел о таком мечтать, — произносит он. — Я восхищаюсь тобой, Эхо. Ты так добра была ко мне всё это время. Я не смог бы справиться без тебя.
Перекатываюсь на него и нежно целую в грудь, спускаясь пальцами по животу.
— Ты сам этого хотел, вот и получай, — усмехаюсь я. — Теперь ты застрял со мной, малыш.
— Я упоминал, как мне нравится твоё «малыш»?
— Я и сама догадалась, — лаская его грудь, признаюсь: — А я когда-нибудь упоминала, как мне нравится твоё «любовь моя»?
— Тебе и не нужно было. Твои большие голубые глаза говорили правду за тебя. Даже в самый первый раз.
Между нами возникает продолжительное молчание, и умиротворение естественным образом расслабляет нас обоих.
И затем, словно гром среди ясного неба, он абсолютно шокирует меня.
— Я говорил сегодня с твоим отцом… получил его разрешение, — Кингстон поднимает голову и смотрит на меня. — Эхо, я хочу взять тебя в Шотландию. В поместье моей бабушки.
Похоже, запас сочувствия моего отца ещё не иссяк. Или… может, он правда имел в виду то, что говорил, и на самом деле поминает, что я чувствую к Кингстону.
— Ты уверен? — я вскидываю голову. — Это не слишком рано?
— Наоборот. Я не могу дождаться, когда привезу тебя туда. Ты знаешь, что я проводил там каждое своё лето?
— Да.
— Это моё самое любимое место в мире, — выражение его лица смягчается. — Я очень хочу разделить его с тобой. И я надеюсь… ты полюбишь его так же сильно, как и люблю я.
— Уверена, что полюблю, — отвечаю я без сомнения. — И да, если это важно для тебя, я поеду. Только скажи когда.
— Завтра, — отвечает он непоколебимо.
— Значит, завтра.
Я смеюсь, когда он подрывается и перекатывает меня на спину, накрывая моё тело своим.
— Ты мне нужна, — стонет он в мою шею, лаская её своими полными губами и умелым языком.
Хватаю ртом воздух и раздвигаю ноги, давая ему возможность полностью соприкоснуться к каждой части моего тела.
— Тогда возьми меня.
Он занимается со мной любовью с всепоглощающей страстью, не оставляя ни единого не боготворённого места, и уделяя неумолимое внимание каждому дюйму моего тела, словно я его одержимость. Он легко стимулирует меня: своим ртом, руками, пальцами, и наконец, твёрдым, как стальной стержень, членом.
Я извиваюсь и ёрзаю под ним. Затем по его гулкой команде я оказываюсь на нём, его взгляд фокусируется на моей подпрыгивающей груди. Животный рык вибрирует в его груди, и он жадно обхватывает её, принимая сидячее положение, а затем берёт один из сосков в рот.