Сектант
Шрифт:
Бензол смешивался с кислотами, превращаясь с тягучую желтоватую жидкость нитробензола.
Нитробензол, заливая железные стружки, превращался в бесцветный анилин.
Анилин, пройдя через автоклав, чаны с хлорной известью и наконец-то заработавший холодильник, становился диметиланилином.
Булькал перемешиваемый раствор, в котором исчезли голубые кристаллы медного купороса, белые – соли и розоватые – фенола.
Из дистиллятора текла тонкая струйка очищенной воды.
Из вываренного раствора получилось густое черное вещество. Метилфиолет.
Финишная прямая.
На дворе
Еще немного… Еще…
– Давайте, – подал знак химик.
Сергей несколько раз выдохнул. Повернул кран. В подставленную пустую бутыль полилась черная толстая струя, медленно наполняя ее.
Чернила.
Получилось.
– Ребята, у нас получилось… Получилось!
– Да! Да!
Сергей осторожно подставил под струю пальцы, мгновенно ставшие фиолетовыми. Чернила! Получилось!
Он повернулся к ребятам, глядя на них ошалелым взглядом. Протянул к ним руки, взглянул на окрасившиеся пальцы. Провел ими по лицу, оставляя широкие полосы.
Получилось! Получилось! Получилось!
– Да, шеф, связался ты с мокрятниками…
Камов ходил туда-сюда, как маятник.
– А поконкретнее? – Сергею было не до эмоций полицейского, тем более что тот успел его разозлить.
Когда Камов увидел «шефа» с бледно-голубыми полосами на лице, – анилиновые чернила оказались штукой въедливой и смываться ни в какую не хотели, – его разобрал дурной хохот. Сергей стоял как дурак, не зная, как реагировать: то ли обижаться, то ли махнуть рукой. Кончилось тем, что они хохотали уже вдвоем.
– Поконкретнее… Михаил Потапович Велосипедов…
– Как?!
– Велосипедов. Из семьи священника. До революции – мелкий член кожевенной артели. После – организовал в городе сеть по производству чернил. Несколько десятков кустарей варят чернила, однако сбыт только через людей Потапыча…
Понятно. Синдикат.
– …цены на чернила в городе завышены, поэтому деньги к товарищу Велосипедову текут рекой. На случай же, если кто-то захочет цены сбить или просто работать на себя, существует старший брат…
– Что за брат?
– Архип Потапович Велосипедов, уголовная кличка – Мишка. Старый фартовик, еще до революции не одну пару кандалов сносивший. Сейчас здесь в Пескове сколотил небольшую шайку, занимающуюся поддержкой бизнеса младшего братишки. Несколько кустарей, найденных зарезанными в двадцать первом, – их рук дело. Ну а последний случай вы знаете: прежний владелец вашей мастерской. Не думаю, что он сам под лед нырнул, а в определенных кругах в том, что это убийство, и не сомневаются.
– Сколько человек в шайке?
– Пять-шесть. Из тех, которым под красный галстук пустить, как вам высморкаться.
Сергей поймал себя на мысли, что прикидывает, как лучше выловить бандитов по одному и прикончить по-тихому. Нет… Не получится. Тут с чернилами сколько мороки, а уж за убийство браться, не имея ни опыта, ни навыка, и вовсе гиблое дело. Гиблое в самом прямом смысле.
– Да еще поговорил я кое с кем… Вроде бы Потапычи хотят к тебе наведаться в гости.
– В
смысле?– А вот смысла я не знаю. То ли по-хорошему поговорить, то ли…
Камов провел пальцем по горлу.
– Вот спасибо. И что мне теперь, ходить да оглядываться?
– Так ведь, шеф, в любом случае придется…
– Кстати, а что там с моими хвостами? Не чернильщики ли это?
– Нет. Чернильщиков я почти всех уже в лицо знаю, они любят в пивной на Московской сидеть. Не они это.
Кто же это еще привязался?
– Да, еще, шеф… Теперь и за мной ходят. Пару раз я от них оторвался, теперь, похоже, за меня матерые зубры взялись.
Черт, еще и старика подставил.
– Знаешь что, Макар Сидорович, уточни до завтра, чего от меня Потапычи хотят, я тебе деньги отдам, и ляг на дно.
– Вот у меня двое знакомых тоже поспорили. Один говорил, что самая лучшая водка – самая чистая.
– А другой?
– А другой химиком был. Он взял чистого этилового спирта, беспримесного, разбавил до нужной пропорции дистиллированной водой, чистейшей, и дал оппоненту попробовать.
– И что?
– А то, что чистый раствор спирта в воде пить невозможно, гадость редкостная. Вкус водки как раз от примесей зависит. Так что водку нужно от сивушных масел и формальдегида очищать, а не вообще от всего.
Работнички…
На самом деле Сергей зря злился. Просто рассказ Виктора Алексеевича, вмешавшегося в спор Вити и Кирилла, неприятно напоминал о вчерашней встрече с сыщиком.
Что у Камова за привычка – поить до полного отключения? Или он просто меры не чувствует?
Голова у Сергея болела просто адски. Даже не сразу вспомнилось, что за день. Среда? Вторник? Четверг?
На дворе была среда. Позавчера пошла первая порция чернил, а вчера он, Сергей, решил узнать результаты расследования доморощенного Пуаро… Шаман гадский…
Однако форму терять было нельзя. С утра Сергей, несмотря на кузницу в голове, отправился на рынок, где приобрел два замечательных ножа: почти таких же, какой был у капитана Ждана. Продавец называл их финками, однако деревянная рукоять, отсутствие перемычки и почерневшая сталь клинка особого доверия не внушали. Хотя для целей Сергея годились.
Он резко выбросил обе руки вперед и застонал от головной боли.
– Ух ты…
Ребята выронили папироски.
Оба ножа перелетели через двор и воткнулись в стену сарая. Друг рядом с другом.
Голова болит, а руки помнят.
– Вот это да, – даже Виктор Алексеевич был поражен. Кирилл высказался короче да покрепче.
– И вот этот гражданин, – хмыкнул Витя, – уверял всех, что не имеет отношения к смерти капитана Ждана.
Сергея захватило желание похвастаться.
Сегодня с утра он перетащил все свои немногочисленные пожитки от тети Тани в мастерскую, в маленькую комнатку, где оборудовал топчан для сна. Жить в здании, где осуществляются химические реакции, для здоровья неполезно, но Сергею вовсе не хотелось, чтобы братья Потапычи застигли его там, где могут пострадать другие, та же тетя Таня. К тому же была вероятность, что чернильный магнат попытается сжечь мастерскую. Либо нанимать сторожей, либо ночевать. Сергей выбрал второе.