Секундо. Книга 1

К его облегчению, глава тайного королевского сыска ободряюще хлопнул его по плечу.

— Сделано все верно, молодец! Элдормен Аверн лишен повода для глупостей, то есть свою задачу мы выполнили. А тетушке я напишу, думаю, она будет рада выполнению ее просьбы. — Лукаво посмотрев на принца, добавил: — Теперь осталось довести до конца наше дельце в Авернбурге, и можно будет возвращаться в столицу.

Чувствующий себя все хуже Торрен махнул рукой, привлекая к себе внимание.

— Я поеду в карете! — мрачно заявил он, хотя его бесило замкнутое пространство, но сил ехать верхом больше не было. — И эту девицу давайте ко мне! Посмотрю, что она собой представляет.

Послышались похабные смешки и пожелания не терять времени даром. Не обращая на них внимания, хотя в обычном состоянии никогда бы подобной непочтительности стражникам не спустил, принц тяжело забрался внутрь, придерживаясь за ремни.

Част не слишком почтительно отправил вслед за ним свою обузу, забросив девушку на противоположное от принца сиденье. Карета рывком двинулась, качаясь из стороны в сторону на неровной дороге, но Амирель продолжала неловко сидеть на самом краешке сиденья, лишь, чтоб не упасть, уцепившись тонкими пальцами за его край.

Принц же постарался устроиться как можно покойнее. Подложив под бока пуховые шелковые подушки, во множестве раскиданные по карете, насмешливо предложил невольной спутнице:

— Ну же, Амирель, скинь этот дурацкое покрывало. Яви мне свою неописуемую красоту! Недаром же в тебя влюбляются все, кто видел хоть раз! Вдруг мне тоже повезет, и я узнаю, что это за волшебное чувство — любовь? Или без своего колдовского зелья ты никого обольстить не в состоянии? Где ты его держишь? Под юбкой?

Девушка продолжала сидеть молча, не шевелясь, похожая на бесстрастное каменное изваяние. Только тяжелое дыхание доказывало, что перед ним не статуя, а человек.

Принц раздраженно пошевелился. Ребра тут же отозвались болезненным стоном, и он замер, стараясь не двигаться понапрасну.

— Тебя что, раздеть? — угрожающе прошипел, не в силах говорить во весь голос. — Но только это придется делать не мне, слишком болят ребра. Позвать на помощь моего сенешаля? Тебе, кажется, понравилось нежиться в его объятиях? Част был ласков и тебя впечатлил? Он мощный мужчина и вполне может доставить удовольствие женщине, даже такой опытной, как ты. Так что, зову Часта?

Она медленным движением выпростала из покрывала изящные руки. Принц как зачарованный следил за ней, готовясь в любой момент схватить ее, невзирая на боль и укоряя себя в недальновидности. Зачем он дразнил эту колдунью? А если у нее есть средство, способное моментально убить человека? Лучше бы она так и ехала до остановки, замотанная в плащ, а уж там бы ее раскутали его стражники.

Но вида не подал и продолжал все так же над ней подшучивать:

— Уже хорошо. А то я боялся, что этот недоумок тебя связал. А теперь снимай свой драный плащ! И не бойся замерзнуть — в сиденье есть медвежий полог. Уверяю, он гораздо удобнее и теплее того старья, что ты носишь.

Чуть слышно вздохнув, девушка привстала, аккуратно стянула с себя плотный плащ, убрала его на край сиденья, оказавшись в простом шерстяном бурнусе купеческого пошива. И только потом повернулась к принцу.

У него зашумело в голове, и подстреленной птицей забилось сердце. Но не потому, что девушка была невероятно красива. Просто она была хорошо знакома. Причем знакома давно, с самого детства.

И он полузадушено повторил слова элдормена Аверна, сказанные тем при первой встрече с Амирель:

— Это она!

Глава девятая

Амирель всегда знала, что она не такая, как все. Отец с матерью прятали ее, когда она была совсем малышкой, а едва подросла, постоянно толмили ей, чтоб не ходила за пределы их надела и никому в деревне не показывалась. А если кого из чужих случайно встретит, чтоб немедленно убегала, закрывшись и опустив глаза. И ни в коем случае не смотрела незнакомцам в лицо!

Она не понимала, за что с ней так сурово обращались родители, ведь она была очень послушной девочкой. Не шалила, не баловалась, всегда делала то, что ей велели. Ей было до слез обидно, когда ей в очередной раз запрещали высовывать нос за ворота их усадьбы, огороженной сплошным высоким забором.

Почему все ее братья и сестры могли играть где хотели и с кем хотели, ходить по деревенской улице, ничего не страшась, и только ей все это было нельзя? И почему родители запрещали им даже упоминать ее имя?

Она обижалась до тех пор, пока ей не исполнилось десять лет. Тем удушливым жарким летом тяжко заболел ее маленький брат. Пришедший к ним деревенский знахарь от лечения малыша отказался, говоря, что вылечить такую лихорадку он не в силах, и к ним, желая помочь родителям смириться с неминуемой потерей сына, заглянул престарелый дроттин их маленького сельского храма.

Как обычно, Амирель было велено как следует спрятаться и не высовываться, что она и сделала. Но дроттин, будто что-то почуяв, не спрашивая позволения хозяев, прошел именно в ту дальнюю комнату, где в углу на табурете, болтая ногами, сидела необычная маленькая девочка в простом платье из грубоватого домотканого полотна.

— Кто ты, милое дитя? — увидев тонкие черты красивого лица и белую кожу, дроттин и удивился, и испугался.

— Я Амирель из рода Верити, — ответила она с низким поклоном, спрыгнув с табурета, потому что была вежливой девочкой.

Поспешившие за стариком отец с матерью побледнели и просительно протянули к нему руки.

— Я никому не скажу, не беспокойтесь, — он понял их бессловесную мольбу. — Но все-таки это так странно. Неужели ваш крестьянский род пересекался с жившим когда-то по соседству дворянским родом Несс?

— Нам об этом ничего не известно, мой дроттин, — хрипло заверил отец, стараясь спрятать дочь за широкой спиной.

— Вы смелые люди, — с уважением признал дроттин, обойдя хозяина и снова разглядывая стоявшую перед ним маленькую девочку. — Другие бы давно избавились от этого ребенка, а вы дорастили ее до… Сколько тебе лет, Амирель из рода Верити?

— Десять… — прошептала испуганная девочка. То, что от нее могли избавиться, родись она в другой семье, поразило ее в самое сердце. А она еще сердилась на родителей за то, что они не пускают ее в деревню играть с другими детьми! Какая же она глупая!

— До целых десяти лет! — изумленно покачал головой дроттин. — Невероятно! — и спросил уже у Амирель: — Ты умеешь читать и писать?

— Откуда? — вмешалась мать, которой страстно хотелось закутать дочь в покрывало с ног до головы и спрятать так, чтоб больше никто ее не увидал и не смог принести вреда ее малышке. — Мы грамоте не обучены, дети тоже. А ходить ей никуда нельзя, сами понимаете, чем это грозит.