Съём без правил

Костя внимательно наблюдает за мной. Его глаза горят жадным блеском. Снимаю со спинки стула платье, прикладываю к телу, смотрю на Костю, который смеется.

— Озерский, я не могу пойти на учебу в этом платье, — поднимаю на него глаза.

Костя садится на кровать, начиная смеяться громче, заливисто так и очень открыто.

— А мои родители? — замираю в ужасе. — Я же даже родителям не позвонила.

— Я позвонил им, не волнуйся, — не отрывая от меня взгляда. — А твоя одежда в моей машине возле универа.

Я не могу унять сердцебиение. Ну почему он так смотрит?

— Ты все продумал, — улыбаюсь. — Конечно, — встает абсолютно обнаженный Костя, подходит ко мне, обнимает и целует.

Несколько раз моргаю, засмотревшись на его фигуру. К этому вообще можно привыкнуть? Я почти плачу, когда Костя одевается.

На обратном пути из отеля мы почти не разговариваем, наслаждаясь обществом друг друга. В центр мы возвращаемся на мотоцикле, точно так же, как приехали сюда, но теперь я не просто обнимаю Костю за талию, я прижимаюсь к нему всем телом, кладу голову на его спину и закрываю глаза, затаив дыхание от счастья.

Глава 35

Марина

Я улыбаюсь, как идиотка. Сижу на парах, бойкотируя конспектирование лекций. Кому это нужно вообще? Если со вчерашнего дня моя жизнь наполнилась сумасшедшим блаженством. Всё, что мы ищем в этом мире, всё, что может быть по-настоящему долговечным, — истинное счастье, радость, покой, свет, пространство, — всё это внутри меня сейчас. Цветет, пахнет, разрастается. Мне хорошо! Оказалось, что настоящее счастье — это радость от каждой секунды жизни. И всю эту смесь ощущений мне подарил Озерский. Невероятно.

— Марина, ты не разъяснишь нам с Махеевым данную проблему? — поправляет очки преподаватель, указывая на написанное мелом.

Я поднимаю затуманенный взгляд на педагога. Что я могу разъяснить, если я даже не помню на каком сижу предмете? Смотрю на покрытую темно-зеленой эмалью доску и ничего не понимаю. И мне не страшно, что мне влепят плохую оценку. Впервые в жизни мне на это наплевать.

Растворяюсь в чувствах, потому что вчера со мной случилось лучшее, что случалось в принципе.

В столовой я снова никого и ничего не слышу. В голове крутятся воспоминания. Ощущение такое, будто я все еще чувствую его поцелуи.

Все еще шепчу, что не хочу, чтобы он останавливался. Волшебной ночью, когда Костя сделал меня женщиной, все изменилось. Когда он понял, что мне действительно хорошо и приятно, он будто вспыхнул. Это был какой-то новый, неизвестный мне Озерский. Он словно желал меня выпить, трогал, покусывал, глотал и все никак не мог насытиться. Запах желания, он был повсюду. Этот мужчина изменил меня, грани стерлись.

Я больше не думала, не размышляла правильно или неправильно то, что мы делали. Я только чувствовала, и неслась на безумной скорости. Пальцы до сих пор помнят каменные мышцы, горячую кожу… И жесткие поцелуи, так много требовательных голодных касаний губ и языка. Страсть, меняющая сознание. Любовь, исцеляющая душу.

Сижу на парах и сквозь шум чтения лекций вспоминаю каждый миг, каждое движение, каждое слово. Оказывается, можно прожить столько бесполезных и бессмысленных лет впустую, а потом короткие часы вместят в себя все то, что имеет настоящую ценность.

Когда Костя смотрел на меня, я ощущала себя красивой и смелой настолько, что целовала его везде, где захочется. А внутри, будто бы рванула какая-то странная, невидимая пружина, освободившая все мои чувства наружу.

Влюблена… И мне не стыдно.

Достала из сумки маленькое зеркальце и с удивлением отметила, что в каждом моем взгляде и чертах появилась, сквозит какая-то особая радость жизни, которая придаёт мне неповторимое очарование. Нравлюсь себе, впервые за долгое время. Глаза стали ярче, губы розовее и даже нос не такой крупный. Я будто бы стала красивее. Забавно, Маринка — женщина! Звучит-то как.

— Марин, Марин, — стучит мне по плечу, догоняя в коридоре одногруппник, — весь день тебе шлю сообщения, а ты не отвечаешь. Записку передавал, так ее твой «любимец» Махеев сожрал. Представляешь? Прям скомкал и в рот засунул. Говорит, что с тобой у него особые отношения. Вот уж на ком эволюция человека остановилась.

Смеюсь. Но мысли сами по себе возвращаются в ту комнату, в отеле.

— Ах да, — смотрю на телефон, где мигает конвертик с сообщениями. — Забыла совсем ответить тебе, заслушалась препода.

На самом деле просто не хотела читать сообщения, думать, что ответить. Мне сейчас не до этого. Я хочу наслаждаться своей радостью, без всей этой университетской суеты. Одногруппник широко улыбается, глядя на меня.

— Ты какая-то другая, Маринка, стрижку что ли поменяла? Светишься вся.

Ну не объяснять же Пеливанову с нашего потока, что я влюблена и безумно счастлива.

— Ну как? Сегодня вечером все в силе? — скалится он, а я отворачиваюсь.

Другие парни меня больше не интересуют.

— Ты, о чем? — хмурюсь, судорожно перебирая в памяти события недели, но в голову упрямо лезет взгляд глубоких серых глаз и красивая, сверкающая улыбка.

— Здрасте! У Мишки-заучки день рождения сегодня, забыла что ли? Мы же неделю готовились.

Он обгоняет меня, какое-то время идет спиной вперед. А я не хочу этого, мне лишь бы пары скорее закончились.

— Не, я не смогу, — качаю головой.

Костя наверняка захочет увидеться, заедет за мной после пар или в кафе, после смены, а я буду на какой-то хате в микроскоп заглядывать и цитаты великих поэтов ХХ века слушать? Ни за что! Я хочу быть с Озерским каждую свободную минуту. Я уже сейчас ужасно по нему скучаю.

— Как это? Сама все замутила, а теперь не смогу? — округляет одногруппник глаза, продолжая мне мешать идти прямо.

— Ну так размутите! — отодвигаю парня в сторону.

— Странная ты какая-то, Марин, будто в облаках витаешь, — обижается.

Пожимаю плечами и прощаюсь. Любезно улыбаюсь. Снова мечтаю о том, чтобы скорей закончился этот учебный день. Но он тянется бесконечно долго. И когда, наконец-то, звучит последний звонок, оповещающий о конце занятий, я вскакиваю первой. Сердце стучит, как бешенное. Понятно, что трудно прожить день, не увидев парня, в которого влюблена.