Семь дней Создателя

— И нет никакого желания остаться?

— С кем? В Доминике не разбудил никакого интереса, Вероника вообще презирает.

— Теперь, наверное, что-то изменится.

— Ну, тогда пусть Лёшке здешнему повезёт. Только, Билли, великая к тебе просьба — оставь ему этот оптимизатор.

Окно не завешено — на переездах и полустанках свет врывался в купе, и в эти мгновения из темноты нестерпимой взгляду белизны проступало колено, чуть выпроставшееся из-под одеяла.

О, Господи, опять эти колени!

Билли прочёл мои мысли.

— Надень браслет ей на руку — маленький приз ты заслужил.

— Изыди, сатана — это не мои женщины.

— Как не твои?! Очень даже твои. Они суть отражение потерянных тобой в реальном мире сестричек.

— На абордаж толкаешь? А девушка доверилась.

— Такой правильный стал — горжусь тобой.

— Я только хочу сказать, что параллелики такие же люди, и относиться к ним надо по-людски.

— Ну-ну.

…. Привёз Доминику в свою квартиру.

— Отдыхай, осваивайся, а если не устала, приготовь чего-нибудь — продукты в холодильнике. Я за Вероникой.

Вызвал такси и помчался в школу. Урок шёл, но я внаглую:

— Веронику Седову можно забрать?

— Приехала? — огромный знак вопроса в распахнутых глазах.

— Дома ждёт.

В такси гладила мою ладонь. А Билли, как червь могильный, точил душу.

— И ты хочешь их оставить?

— Дело сделано — пусть живут в любви и согласии.

— Да кто тебе сказал, что они обе разом влюбятся в здешнего Алексея? Давай одну сестричку умыкнём в нашу реальность. Тебе какая больше нравится?

Покинули авто, и я подал Веронике ключи от квартиры:

— Поднимайся — пока целуетесь, я куплю чего-нибудь к чаю.

Смотрел ей вслед, обожая и прощаясь. Жалел себя и ненавидел виртуального искусителя.

— Где твой инструктор перемещений? В квартиру должен подняться здешний Алексей Гладышев.

— Ступай пол арку, — приказал Билли. — А счастье было так возможно.

Под аркой меня ждал инструктор перемещений.

Весь в расстроенных чувствах валялся на диванчике, сутками не покидая флаер. Забыты утренние пробежки, купание в лагуне, даже тропические ливни с грозами не лили бальзам на душу. Виртуальный алкоголь и гитара. Да ещё воркотня из оптимизатора:

— А счастье было так возможно.

— Добить хочешь? — отложил гитару.

Билли поспешно:

— Может, ещё куда смотаемся?

— Смотаться оно, конечно, можно, только всерьёз опасаюсь за нашу дружбу — выдержит ли?

— А что с ней станется?

— Если сам не в силах домыслить, уважай моё мнение — параллелики такие же люди, и не надо их считать подопытным материалом.

— Ну, хорошо, хорошо. В спорах рождается истина — поищем?

…. За что не люблю вокзалы? За суету, наверное, за многолюдье и толчею. За спящих на баулах. Но главный отврат — запах немытых тел. Он присутствует даже в пустых залах ожидания. Это неистребимый аромат, тут уж, как говорится….

Сколько дней в пути эта милая девушка? Личико за чемоданом, на спине гроздья тоненьких косичек. Таджичка? Но как бела кожа стройных ножек намного выше колен оголённых мятым платьишком. Спит, сердешная.

Проследив мой взгляд, старуха-соседка ревниво одёргивает подол. Не свой — её. Девушка поднимает заспанное лицо. Боже мой, Даша!

— Даша!

Девушка встаёт, тревожно оглядывается, смотрит на меня.

— Мы знакомы?

Да, конечно же. Ты моя жена, мы венчались в церкви. У нас родилась дочка Настенька. Неужели не помнишь? Нет, не помнит. Не узнаёт даже.

— Что ты здесь делаешь?

— Мы приехали с мамой.

— А где Надежда Павловна?

— Вы и маму мою знаете?

Ещё бы не знать! Тёщу-то.

— Ты документы у него спроси, — советует старуха. — Мало их тут в Москве мошенников.

Похлопал по карманам, достал паспорт, подал. Старая цапнула его и зашелестела страницами.

— Мама звонить ушла. Мы не можем никуда устроиться — третий день на вокзале.

— У вас нет угла в Москве? И негде остановиться? Так поехали ко мне. У меня большая квартира в центре — всем места хватит.

— Прописка московская, — подтвердила старуха. — А мне уголочек не сыщется, сынок?

— Ты кушать хочешь? Вон бар — пойдем, поднимемся.

— А вещи?

— Бабушка посмотрит. Бабушка, посмотришь? А мы тебе куриную ножку принесём.

— Нет зубов, родимый.

— Тогда, суфле.

Даша из параллельного мира, как и моя милая Дашенька, напрочь была лишена женского духа противоречия и легко уговорилась на обед.

Сверху нам были видны скамейка с баулами, бабка на ней. Потряхивая таджикскими косичками, Даша уплетала за обе щёки.

— Вы почему ничего не едите?

— Я кофе попью и на тебя полюбуюсь.

— Странный вы.

— Давай на ты — мы ведь почти ровесники.

— А вы знаете, сколько мне лет?

— Мы знаем про вас очень многое.

— Ой, мама пришла. Пойдём.

Мы спустились из бара в зал ожидания.

— Мама, вот этот молодой человек всё про нас знает.

— Здравствуйте, Надежда Павловна.

Вдова пограничника строго взглянула на меня.

— Вы кто? Вы от Георгия? Он звонил вам из Пянджа?

— Да и просил приютить. Где ваши вещи? Поехали.

— Куда?

— Ко мне домой. Поживёте, пока решите свои дела.

Вот так в моей холостяцкой квартире поселились две женщины.

— Я так понимаю, вы футболист? — Надежда Павловна кивнула на пару бутс, висевших в прихожей на оленьих рогах.

Если б там висели боксёрские перчатки, я был бы боксёром.

— Да, я зарабатываю на хлеб ногами. Это как-то меняет ваше мнение обо мне?

Но Надежде Павловне было не до рассуждений о детских увлечениях, перерастающих в профессиональную деятельность. Она была врачом и безуспешно искала в Москве работу по специальности. Ещё они куда-то ездили с дочерью, с кем-то консультировались, где-то записались в очередь. Из обрывков фраз понял, что Даше надо лечь в клинику на обследование, у неё какие-то проблемы со здоровьем.