Семь экспедиций на Шпицберген

Дальнейшее продвижение на восток означало поход в зиму — снег лежал здесь сплошным покровом по дну долины и на склонах. Но двигаться дальше мы не могли, хотя и жалко было поворачивать обратно — уже из долины Сассен, прикрытой густой пасмурной облачностью. (Кстати, видно было, как облачность и осадки приходят сюда с востока, в то время как над долиной Адвент куски голубого неба.) Дотянуть съемки до самого Баренцева моря, несомненно, заманчиво, но при этом мы, учитывая поступь весны, явно рискуем оставить без внимания участок между долинами Адвент и Грен... Что лучше: неполный профиль снегонакопления поперек острова или тот же профиль, но с «дырой» на одном из важнейших участков? С чувством сожаления повернули мы из долины Сассен по старому следу.

Арктика всегда (хотя и по-своему) вознаграждает упрямых. На этот раз ее благосклонность проявилась в трехдневном морозце, сковавшем лужи и образовавшем наст, идти по которому на лыжах было сплошным удовольствием.

Но как бы зима ни сопротивлялась, весна теснила ее неотвратимо. У оленей появились малыши, из-под хмурого неба то и дело доносится крик гусей, звучно трещат петушки-куропатки. С упругим шуршанием рушатся снежные карнизы, заснеженные склоны расчерчены трассами обвалов, на моренах грязные оплывины — все это убедительные признаки весны. Но чтобы утром набрать воды в протоке, приходится разбивать сапогом корку льда, и это в первой декаде июня!

Холостой (то есть без наблюдений) переход по долине Адвент к хижине Уроа, от которой рукой подать до Колсбэя, завершился без приключений, хотя опасения опоздать не оставляли нас. Ночевали в Уроа под шелест поземки и яростные завывания ветра. И снова в путь.

Чем ниже спускаемся в Колсдален, тем больше убеждаемся — не опоздали. Сейчас снег работает на нас не только в научных построениях — для лыж что надо... Рюкзаки полегчали, силенки еще есть — вперед! Открылся знакомый ориентир — стремительный правильный конус горы Везув (ее вместе с соседней вершиной наши шахтеры зовут Грудью Венеры).

Появление старых знакомых ориентиров, обещая завершение маршрута, прибавляет сил, и — видит бог! — они нам понадобились... Выход к подножию Везува ознаменовался сменой листа карты — особое событие в маршруте. Старый, засаленный лист, перечеркнутый неровной красной линией от края до края,— в планшет, новый — на его место.

Перед нами суровое заснеженное плато с каменистыми обрывами и гордо вознесенными к небу остроконечными вершинами. Пятнистость ландшафта усилена тенями от бегущих облаков. Внизу рваные кучевые щедро подсвечены солнцем, а прямо над головой в разрывах тонкий рисунок перистых. Уже видна долина речки Холлендер и горы за Грен-фьордом — силуэты знакомые, но на расстоянии непривычно мелкие. Облака лишь способствуют игре солнечного света, подчеркивая его обилие. Снега особенно, я бы сказал, изысканно красивы: их поверхность то искрится тысячами вспышек, то отливает муаром, то подернута изящной тонкой рябью — все оттенки не описать...

Однако усталость, накопившаяся в маршруте, начинает сказываться. Тяжко проходит переход через речку Холлендер, утопаем выше колена в насыщенной талой водой снежной каше. Обувь и портянки намокают, появляются потертости, на лыжи страшно смотреть — куски окантовки торчат в разные стороны, словно иглы дикобраза. Несмотря на усталость, отмечаешь мелочи, которые так разнообразят монотонность маршрута: вот тонкий облачный лифчик прикрыл Грудь Венеры; необычную цветовую гамму создают красные лыжи, погружаясь в салатную жижу снежного болота, и т. д.

Над входом в Ис-фьорд солнечные лучи прорвались сквозь облачный покров, и, казалось, прозрачные наклонные колонны уперлись в тяжелые рыхлые массы облаков, чтобы удержать их от падения на тонкий, изящный силуэт Земли принца Карла, будто отлитый из стекла и света. Мы механически продолжали наши наблюдения (результаты которых, мы уже знали, работают на нас), продвигаясь мимо брошенных буровых, пересекли мрачный узкий овраг, которому, казалось, не будет конца. И вот совсем нежданно настала минута, когда на исходе 11 июня с радостным удивлением увидели где-то у себя под ногами россыпь домов Баренцбурга и дальние горы за гладью залива. Так закончился снегомерный маршрут в начале полевого сезона 1967 года.

Ближайшие дни после возвращения, как обычно, — отдых и осмысление полученных результатов. Наш двухсоткилометровый маршрут дополнен тридцатикилометровым профилем, выполненным нашими товарищами за Грен-фьордом. Теперь они на одноименном леднике продолжают свои наблюдения. Вместе с долиной Грен это немало, хотя обработка с учетом начавшегося таяния обещает быть непростой. По самым предварительным оценкам, снега на западе вдвое больше, чем в центре острова. У восточного побережья острова эта разница меньше; похоже, что на снижении границ питания там сказывается также низкая температура воздуха в летнее время.

Итак, положение ледников, как и распределение высот границ питания, обусловлено прежде всего климатически в пределах главного острова архипелага, отныне эти взаимосвязи в целом перестают быть дискуссионными.

В июне 1967 года «головоломка» оледенения Шпицбергена перестала быть головоломкой, ибо теперь все одно к одному, все взаимосвязано и взаимообусловлено: распределение ледников, их асимметрия, распределение осадков, положение границ питания на ледниках и даже колебания ледников.

До конца полевого сезона есть еще около двух месяцев, и это время нужно использовать, чтобы пополнить информацию по прежней схеме. Теперь все наши помыслы и дела — в подготовке шлюпочного маршрута.

Говоря в начале главы о «шлюпочной» проблеме, я имел в виду себя и своих коллег по экспедиции: кое-кому наша шлюпка казалась чем-то необычным, а главное — опасной и ненадежной. А вообще-то она была не такой уж диковинкой в экспедиционной практике даже на Шпицбергене. Вышла она из употребления, скорее всего, по причинам «организационного характера» или, говоря точнее, из-за того, что исследователи ставили перед собой иные цели и задачи. Например, у геологов сейчас базовый лагерь, как правило, создается с помощью вертолета (реже судна), и местность вокруг лагеря изучается пешком, системой «звездных» маршрутов. Да и нас шлюпка не всегда выручала, но ведь ничего другого не было! Мы ее «взяли на вооружение» в силу необходимости.

Наш выбор пал на шлюпку типа Ял-6 с мотором ЛММ-6. Вдвоем на берег такую шлюпку не вытащить. Но это не беда: карта подсказала достаточно стоянок вдоль берега — бухточек, лагун, устьев речушек... В здешних условиях проблема укрытия для нашего судна — номер один. Осадка и габариты нашего суденышка были такие, что мы могли втиснуться в любую подходящую щель во время прилива. Ну а если отлив — не страшно: во-первых, высота прилива-отлива здесь примерно полтора метра, а во-вторых, мы вооружились специальными таблицами, чтобы знать время высокой и низкой воды.

Вторая проблема — моторы, дело для нас новое. Среди обитателей Баренцбурга нашелся умелец Алексей Лахмин, он и стал нашим инструктором. В том, что моторы потом нас не подвели, его несомненная заслуга. Я написал «моторы» потому, что их у нас — для страховки— два: один в рабочем положении на транце, второй — в походном, принайтовленный к банке и готовый к замене, с бачком, залитым «под пробку» [13] .

Наконец, третья проблема — оценка состояния моря и подходов к берегу. Здесь у меня был некоторый опыт, полученный во время двухгодичной зимовки на Новой Земле. Дело непростое, обычно горожанин конца XX века привык судить о метеообстановке по телепрограмме «Время», а местные признаки относит к сфере черной магии. О том, что на шлюпке можно работать у арктического побережья, доказано не нами, наша единственная заслуга в том, что мы задействовали чужой опыт, когда в этом возникла необходимость. Характерно, что с наименьшим пониманием к нашим планам отнеслись люди, вообще не знакомые с морем или с Арктикой.

13

Транец — плоская (не заостренная) корма у шлюпки; банка — скамья; найтовить — привязывать, крепить.