Семь минут

Только вчера Барретт понял, что во всех этих книгах писали неправду, что его обманули.

Он начал понимать, что честно, а что ложно в отношениях между мужчиной и женщиной, еще когда готовился к процессу. Вчера ночью он впервые испытывал это на себе.

Процесс научил его распознавать ложь в самых лучших эротических книгах. И теперь Майк мысленно поблагодарил своих учителей.

Спасибо вам, профессор Эрнст ван дер Хааг, учитель номер один, за то, что показали фикцию порнографии. «Секс бушует в пустом мире, в котором люди используют друг друга, в мире без любви и ненависти, без благородных мыслей и чувств. Чувства низведены до голых ощущений типа боли и удовольствия, и люди непрерывно чисто механически занимаются сексом только забавы ради».

Спасибо вам, Жак Барзун, учитель номер два. «Обычно половой акт в литературе начинается с краткого вступления, потом — кровать. Мужчина раздевает женщину или заставляет женщину раздеться самой. Внимание читателя привлекается к какой-нибудь одной части женского тела, а потом почти с космической скоростью следует описание собственно секса. В большинстве случаев попытка заканчивается успехом, несмотря на отсутствие подготовки, которая необходима, если верить теории, но мало кто задумывается над последствиями. Чаще всего читатель может найти единственное завершение полового акта в самом оргазме… Современное совокупление в литературе является вымыслом, приемом, направленным на исправление тех или иных пробелов и огрехов в нашей культуре и воспитании».

Спасибо вам, профессор Стивен Маркус, учитель номер три. В «Порноутопии» вы описали, так сказать, эротический ландшафт. «…Два громадных белоснежных холма… Дальше вниз пейзаж меняется. Справа и слева тянутся два гладких белых горных кряжа, в точке соединения которых растет темное дерево… Оно иногда именуется чащей и имеет треугольную форму. Еще оно похоже на кедровую рощу, в центре которой находится темная романтическая расселина. В этой расселине спрятаны чудеса природы… Это центр Земли и дом человека». Природа порноутопии — «огромная женщина, лежащая на спине… Что касается мужчины, то он в порноутопии не является частью природы. Это не человек, а громадный пенис в состоянии возбуждения, к которому и прикреплена человеческая фигура».

Такова сказка о мужчине и женщине, которую в случае необходимости нужно защищать, но в которую никогда нельзя верить.

В жизни и честной литературе все оказалось совсем иначе. Реальность, по словам профессора Маркуса, в меняющихся чувствах и эмоциях людей. Реальность по Барзуну включала в себя нежность и смущение любви, ее ощущения и фантазии. Реальность заключалась в мыслях джадвеевской Кэтлин. В его чувствах к Мэгги. Еще во многом.

И все же, несмотря на уверенность в своих чувствах к Мэгги, уверенность в том, что они подходят друг другу, Майка тревожили ее чувства к нему. Ведь им придется жить вместе долгие годы. Мэгги была так одинока, что теперь способна отдать свою любовь, силы, способность к деторождению неудачнику. В этом мире неудачник — мужчина лишь наполовину, а Мэгги нуждалась в настоящем мужчине. В случае проигрыша процесса он никогда не сможет попросить ее выйти за него замуж, и, даже наберись он наглости, едва ли она согласится.

Он хотел заказать третий коктейль, когда услышал:

— Мистер Барретт!

Барретт оглянулся, увидел, что в бар вошел метрдотель, и поднял руку.

— Мистер Барретт, вас к телефону.

Барретт быстро расплатился, догнал метрдотеля и спросил:

— Международный или местный?

— Не знаю, сэр. Телефонная будка в холле.

Майк Барретт торопливо вошел в будку, снял трубку и представился.

Звонили из Чикаго.

— Мистер Барретт, — произнес женский голос. — Я звоню по поводу награды…

— Да? — Он сразу напрягся. — Кто это?

— Меня зовут Эвис Джефферсон. Я ночная сиделка в санатории «Саннисайд». Я была занята, поэтому только сейчас увидела записку на доске объявлений. Мистера Холлидея нет, и я решила сразу позвонить вам. Там написано, что вы заплатите сто долларов человеку, который поможет вам найти мисс Макгро.

— Пр… правильно, — заикаясь, согласился он.

— Я могу вам помочь. Я говорю о фотографии.

— Вы узнали женщину на фотографии, мисс Джефферсон? Она была сделана почти сорок лет назад.

— Я видела эту фотографию раньше, мистер Барретт.

— Где?

— Здесь, в санатории. Я даже могу показать ее вам, если хотите.

— Дорогая вы моя, именно этого я и хочу! Немедленно выезжаю. Дождитесь меня. Я буду через двадцать минут. Встретимся у регистратуры.

Эвис Джефферсон ждала его у регистратуры «Саннисайд». Она была высоченной (дюйма на три-четыре выше его) белозубой негритянкой с кожей чернильного оттенка. Облаченная в белоснежный халат Эвис дружески пожала ему руку. Она была образчиком кипучей энергии и сразу понравилась Майку Барретту.

— Пойдемте со мной, — сказала негритянка и повела его по коридору.

Он неловко нес букет роз, которые возможно, понравятся Касси Макгро, если она все-таки существует, и чувствовал себя как школьник, который идет на первый урок.

Когда они свернули за угол, Эвис Джефферсон сказала:

— В прошлом году весной мы убирались в палатах. Я проверяла чемоданы в палате тридцать четыре «А», искала, нет ли там какой-нибудь годной одежды, и наткнулась на один из старинных альбомов, ну тех, в которые нужно вклеивать фотографии. Мне стало любопытно, потому что всегда думаешь о пациентах только как о старых людях и забываешь, что они когда-то тоже были молодыми. Я открыла альбом, чтобы посмотреть, какой эта женщина была в молодости. Внутри было много снимков, а среди них — сделанные в Париже. Она рассказывала мне, что много путешествовала и жила за границей, но я не очень-то верила. Там-то мне и попалась эта фотография, на которой она стояла с двумя джентльменами перед Эйфелевой башней. Я запомнила снимок, потому что у женщины были такие веселые глаза, она была такой радостной и энергичной. И еще из-за того, что на снимке, как и на вашем, был оторван угол. Я не сомневаюсь, что эта та же самая фотография.

— Лицо Джадвея было оторвано?

— Не знаю, чье лицо.

— Она когда-нибудь говорила о Джадвее?

— Кажется, нет. Кстати, я ни разу не слышала от Кэти и о Касси Макгро.

— Какая у нее фамилия?

— У Кэти? Миссис Кэтрин Салливан.

— Салливан. — Барретт попробовал фамилию на вкус. Она так долго ускользала от него. — Наверное, это фамилия человека, за которого она вышла замуж вскоре после смерти Джадвея. Он погиб во время Второй мировой войны. Она когда-нибудь говорила о нем?

— Пару раз, только не называла Салливаном. Говорила как-то, что овдовела и это заставило ее девочку обратиться к Богу.

— Понятно. Значит, она — Кэтрин Салливан. Отлично, загадка фамилии разгадана, но интересно, откуда взялось имя Кэтрин?

Едва он успел задать себе этот вопрос, как нашел ответ. Несколько недель назад он наткнулся в «Бен Фремонт бук эмпориум» на книгу под названием «Происхождение имен», в которой описывались христианские имена и производные от них. Он тогда посмотрел свое имя и имя Зелкина. Барретт узнал, что имя Майкл вовсе не ирландское, как он всегда думал, а еврейского происхождения и означает «похожий на Бога», а уменьшительное от него — Майк. Еще он выяснил, что Абрахам тоже еврейское имя, означает «отец множества детей» и имеет одно уменьшительное — Эйб. Увлеченный Майк Барретт начал просматривать другие имена. Касси оказалось древнегреческим именем, значило «чистая» и было одним из уменьшительных от имени Катерина. И только сейчас до него дошло, что еще одним вариантом имени Катерина было Кэтлин, имя героини «Семи минут».

Барретт забыл о своих исторических изысканиях и вспомнил о них только сейчас. Теперь все стало ясно. После женитьбы Касси отказалась от своего прошлого и приняла новое имя, но, как бы отдавая дань бессмертию героини и Джадвея, она сохранила очень тонкую нить, связывающую ее с прошлым, и назвалась Кэтрин.

Мисс Джефферсон остановилась перед открытой дверью, рядом с которой на стене было написано: «34-А. 34-Б», и сказала, указывая полусогнутым пальцем:

— Сюда.

Майк вошел вслед за ней. В комнате стояли две односпальные кровати, аккуратно заправленные красновато-коричневыми покрывалами и разделенные больничной ширмой. Стеклянные двери за кроватями вели во внутренний дворик.