Семь Нагибов на версту часть 6
Шрифт:
— Чтоб меня — и засекли без моего на то желания жалкие демоны? Не смеши моего Бурана!
— Интересное ты имя своему нижнему другу дал, — не сдержался и заржал я. — А чего не Гнедой, например, или Савраска? Можно еще Торнадо, чтоб прям звучало.
— Смотри, при нем это не ляпни. Буран — это конь-дух, самое злобное существо во всей Грозди миров. И напрочь лишенное чувства юмора. Так, у нас тут лишние уши, я погляжу, — он щелкнул пальцами, и дед застыл с поднесенной ко рту рюмкой коньяка. Пока мы болтали, он почти бутылку приговорил. Силен!
— И кто эти прекрасные дамы?
— Ой, сам будто не знаешь. Но мы отвлеклись — ты чего
— Могут, поэтому и не буду. Делом не буду, а вот словом запросто. Нет, никаких тайн по типу где лежит самый вкусный во все мирах пирог с вишней, конечно, не открою, потому как и у стен есть уши, но совет дам.
Ты уверен в своей победе — хорошо. Но ты самоуверен — это плохо. Ты хочешь уничтожить тут все… Этого достаточно — так сказал Совет Спарты, не став разрушать Афины после победы в Пелопонесской войне, так сказал и Александр, в отместку за Москву не став сжигать Париж, чего, в общем-то, от него вполне справедливо ожидали. Не уподобляйся проигравшим, сильнейший архимаг мира может позволить себе быть великодушным. Прекрати размазывать врагов своих как муху по стеклу, — горящий золотом взгляд уставился на меня. — Остановись, кроме тебя, найдется кому быть в первых рядах.
Когда-то давно, в своей прошлой, можно сказать, жизни был я частым гостем в Павловском полку, и был у меня там тезка, майор Степашин. Инструктор рукопашного боя, если что. Ох, и гонял он витязей — любо-дорого посмотреть было. Но речь не о том. Так вот, Владислав Анатольевич любил присказку: чтобы вступить на поле боя в рукопашную схватку, гвардеец должен потерять винтовку, пистолет, нож, пехотную лопатку, связь со своей группой, выйти на ровную площадку без единой палки или камня, и самое главное, — он даже вверх палец поднял, — после всего этого найти на этой ровной площадке второго такого же дурака.
Понял, о чем речь? По глазам твоим вижу, что понял, — кивнул Хранитель. — Никто и никогда не будет стремиться предоставить на поле боя равные условия всем участникам, и сила одаренных — пусть даже она уже и пасует в отдельных случаях перед техническим прогрессом, — это фактор на века. Ты графа Наумова в Московской Академии Магии застал?
— Нет. Я в ней, по сути, и не поучился даже.
— Жаль. Он, помнится, любил частенько повторять: когда вы, господа курсанты, пойдете в рейд по тылам противника, и когда вас поймают… а когда-нибудь вас обязательно поймают, вас будут допрашивать и даже пытать. Но вы ни-че-го, — раздельно и явно копируя интонации графа Наумова, выделил он последнее слово, — супостату не расскажете. Не потому ничего не расскажете, что столь сильны духом, а просто потому, что ничего важного знать не будете!
К чему это я, решил что-то делать — делай. Но других не втягивай. Тех, кто хоть и может встать рядом с тобой плечом к плечу, но без шанса выжить. Ты держишь их в неведении своих планов — возможно, это и правильно. Меньше знают, крепче спят. Но не обладая всей полнотой информации, они не смогут действовать правильно, превратившись в обузу. И да, Ямир — научись прощать. Научись щадить врагов — нет, не всех. Но иногда надо давать шанс даже самому последнему злодею.
— Ты это к чему вот все это? — гневно сощурил я глаза. — Кого ты там призываешь пощадить? И что значит — не все им рассказал? У меня от семьи секретов нет.
— Ты все скоро узнаешь, Ямир, и поймешь. Все это, — показал он рукой вокруг себя, — не то, каким видится и кажется.
Тебе надо будет сделать выбор. И от того, каким он будет, так и сложится дальнейшая твоя судьба. Так что помни мои слова, — сказав эту глубокомысленную чушь, он растаял в воздухе.— Это вот что сейчас было? — спросила мама, тяжело садясь в кресло. Кажется, ноги ее не держали.
— Очередное глупое пророчество из разряда — догадайся сам, потому как нам лень объяснять. В основном, это пустые слова и чуть жути, чтоб проникся.
— Ох, сынок. Со страшными людьми ты общаешься…
— Так это не человек. Бог он, бог Равновесия. А еще, судя по отзывам, главный по возмущению мироздания. Я много слышал о нем и почти ничего хорошего. Нет, так он вроде на нашей стороне, но его методы… В общем, лучше его не слушать и делать как задумано.
— Но он сказал…
— Плевать. Боги не видят будущее, как думают многие смертные. Они видят вероятности, из которых складывают картину. Поэтому его слова могут значить все или не значить ничего. Понимаешь, мам — вероятности, а не определенности. Может статься так, что он вообще хотел меня банально запутать.
— Но зачем это ему?
— Чтобы я начал сомневаться. Чтобы поступил так, как он хочет. Пойми, он не добрый и не злой — он равновесие. И судя по всему, весы качнулись, а вот в какую сторону, я не знаю. Поэтому его слова могут быть нам как во благо, так и во вред. Ему плевать на смертных, коих мириады живут во всех мирах. Ему нужен баланс между темным и светлым…
Бум! Я едва успел отскочить от открывшегося портала, засиявшего белым светом. Из него величественно выплыл высокий ангел, сжимающий в руках меч.
— Возрадуйтесь, смертные, ибо грядет пришествие Света в мир Тьмы!..
— Э-эм, Уриэль? — с сомнением посмотрел я на него.
— Чего? — моргнул он, разом растеряв свою величественность. — Тысяча дохлых демонов, привык уже вещать при каждом появлении!
Он быстро оглядел комнату, заметил народ и, протянув к ним руку, произнес:
— Забвение.
Дед, уже не стеснявшийся пить из горла, так и замер с поднесенной ко рту бутылкой. Однако мои, как стояли, возмущенно хлопая глазами, так и остались стоять. Ангел посмотрел на свою руку, зачем-то потряс ей и опять принялся за свое:
— Забвение!
— Не сработает это с моими. В моей защите щепотка благодати есть.
— М-да, уже второй раз за несколько веков осечка, — огорченно признался он. — Первый раз на Владе — ну, тут все понятно. А вот второй раз здесь — а ты ни разу не он, — вдруг как-то обиделся он.
— Говорят, у мужиков в возрасте такое бывает, — с сочувствием сказал я ему. — Отдохни, скатайся на горячие источники. Отпуск, в общем, возьми.
— Взял бы, да кто ж его даст, — горько вздохнул он. — Лет сто только заявление рассматривать будут, а потом столько же принимать решение. Уже даже демоны смеются над нашей бюрократией… Но я тут не за этим.
Ничуть не сомневаясь, он подошел к деду, взял у него из руки бутылку, принюхался и залпом допил то, что там оставалось. Потом довольно крякнул, занюхал рукавом, его чуть передернуло и на лице засияла улыбка.
— Дамы, — куртуазно поклонился он. — Вы прекрасны, как полураспустившийся бутон розы с каплями утренней росы…
— Так, ты перья-то пригладь. А то ишь, распушил!!! — тут же осадил я его. — Одна из них моя мама — замужняя женщина, вторая моя жена, а за третью я сам лично тебе в морду дам, потому как это моя любимая сестра.