Семь Оттенков Зла

Во время падения он потерял подсвечник.

Холодное дыхание смерти приморозило его к полу.

Цукор был достаточно силен, чтобы разорвать на части даже самого крупного человека. Это было лишь вопросом времени. Харкая кровью, Хадсон пополз туда, где, как он думал, находилась стена. Однако он был дезориентирован и не мог с уверенностью сказать, что движется в верном направлении. Его растерянный разум подкинул ему мысль о том, что семья ван Реммов, осквернившая себя инцестом множество раз за многие поколения, умудрилась создать пушку даже из человека.

Хадсон слышал тяжелое дыхание Цукора.

Нет… нет… это дышал он сам. Как раненый зверь.

Стоя на коленях, Хадсон принялся шарить перед собой в темноте в поисках стены. Внезапно его правая рука коснулась чего-то. Больше всего это было похоже на колено Цукора. Не колеблясь, Хадсон развернулся и ударил чудовище обеими ногами. Раздался сильный хруст. Цукор крякнул от боли, пошатнулся и уполз прочь. Впрочем, вряд ли он был готов отступить, потому что секундой спустя он взревел от ярости и нанес удар, который мог бы разнести Хадсону голову, попади он в цель. К счастью, Цукор промахнулся, его зазубренные ногти лишь оцарапали его жертве щеку. Хадсон откатился по грязи и лег на живот, слушая, как над домом грохочет буря. Пока природа кружила в танце с непогодой, он вел здесь свой собственный смертельный танец.

Шансов не было.

Если Цукор обладал острым нюхом, то знал, где искать жертву, и мог найти его даже сослепу. Хадсону казалось, что бороться бесполезно. Ему никогда не выбраться из этого дома живым, а сопротивление лишь отсрочивает неизбежное. Но сердце и разум продолжали напоминать ему, что он солдат и должен оставаться верным своей судьбе. Никогда не сдаваться. Ни за что.

Хадсон видел у себя всего одно преимущество. Он сомневался, что прежде хоть кто-то давал Цукору отпор. Если самодельный клинок и удары ботинками смогли причинить монстру вред он, как животное, мог бы поостеречься, чтобы не испытывать еще больше боли.

Хадсон как раз думал он этом, когда Цукор набросился на него. Ему удалось перехватить когтистую лапу за секунду до того, как та вырвала ему глаза. Зубы клацнули недалеко от затылка Хадсона. Невзирая на боль в плечах и боку, он титаническим усилием развернулся и снова вступил в бой. Они катались по грязному полу и оба напоминали разъяренных диких зверей. Хадсон слышал, как щелкали зубы, пытавшиеся найти его плоть. Существо снова потянуло его вниз, набросилось на него и придавило к земле. Кулак монстра собирался выбить Хадсону мозги. Чтобы хоть как-то пережить эту атаку, нужно было сравниться по свирепости с Цукором.

Руки Хадсона нащупали уши монстра — одно нормальное, а другое со странными наростами. Он потянул их на себя, сам взвыл, как зверь, а затем его голова метнулась вперед, а зубы сомкнулись на аристократическом носу ван Ремма. Он прокусил глубоко и начал мотать головой из стороны в сторону. Цукор замычал и попытался вырваться, но Хадсон не отпускал. Его охватила горячая лихорадка битвы, зубы скрипели, прорываясь сквозь плоть, и последним рывком он оторвал искалеченный нос от лица монстра.

Громовой Человек заорал, но теперь в его голосе слышалась только боль и никакой ярости. Он снова швырнул Хадсона в сторону, и тот упал в грязь, ошеломленно застыв. Он был поражен собственной жестокостью, пока сплевывал плоть и кровь на земляной пол.

А теперь давай покончим с этим, — думал Хадсон. — Клянусь Богом, с этим нужно покончить. Давай же!

Он услышал, как Цукор бросился к двери наверху лестницы. Существу надоел человек, оказывающий такое яростное сопротивление. Теперь гнев Цукора распалился снова, и он принялся биться в дверь с новой силой. Он готов был сломать собственные кости, лишь бы вырваться из этой тюрьмы.

— Цукор! — закричала Леопольда. — Прекрати! Слышишь меня? Хватит!

Срывающимся испуганным голосом она вновь начала петь ему ту голландскую песенку, но младшенький из семейства ван Ремм уже не слушал.

Еще через три удара Хадсон услышал, как срываются крепления, удерживающие доску поперек двери. А еще через три дверь слетела с петель и выпала из разбитой рамы. Цукор вырвался, и наверху, в освещенном дверном проеме появилась массивная фигура.

Хадсон услышал крик Леопольды, который разнесся по всему дому. Ему вторил вопль Августа:

— Цукор! Нет! Стой! — Звук доносился до Хадсона из другого конца этого измученного дома.

Что-то разбилось. Август выкрикнул нечто неразборчивое. Леопольда снова завопила. За криком последовал выстрел из пистолета, и крик Леопольды превратился в безумный лепет. Только тогда Хадсон заставил себя вырвать все свои двести двадцать семь фунтов боли из цепких лап грязи и, шатаясь, как восьмидесятилетний старик, поднялся на ноги.

Он шел по ступенькам так быстро, как мог бы человек, только что переживший аварию в перевернувшемся экипаже.

В гостиной он нашел Леопольду, прижавшуюся к дальней стене с одним из пистолетов в руках. Сизый дымок все еще висел в воздухе, но он клубился рядом с пистолетом того, кто лежал на полу. Его шея была вывернута так сильно, что голова смотрела почти назад. На лице умершего Августа ван Ремма застыл шок.

Монстр из болота Блэк-Оук стоял на коленях. Безносое окровавленное одноглазое лицо было повернуто к сестре. Хадсон увидел, как моргнул его жуткий глаз. В его груди, прямо над сердцем, темнело отверстие с синими краями, из которого текла темная кровь.

Цукор встал. Он поднес руку к ране, набрал в нее крови, как в чашу, и поднес к своему зрячему глазу. В глубине его горла родился рокочущий звук, затем монстр пошатнулся, распростер объятия и рухнул в сторону своей сестры — то ли в поисках последней порции нежности, то ли в попытке раздавить ее.

Леопольда выстрелила.

Пуля попала Цукору в лоб и вышла из задней части его лысого черепа. Монстр сделал еще два шага, Леопольда прижалась к стене и тихо пискнула, когда ее младший брат снова рухнул на колени. Затем он свалился на живот и, как ни удивительно, начал медленно ползти по направлению к своей сестре! Ее охватил ужас. Правая когтистая лапа Цукора ухватила Леопольду за лодыжку… монстр вздрогнул и замер.

Дым от выстрела Леопольды поднимался к железной люстре с шестью горящими свечами.

Хадсон вдруг понял, что звуки бури снаружи утихли. Шторм кончился… по крайней мере, пока.

Но не тот, что бушевал в этом доме. Не до конца.

— Ты, — прорычала Леопольда. Ее голос сочился ядом. Она посмотрела на пистолет, лежавший на каминной полке, и попыталась взять его, но не смогла, потому что мертвая рука монстра крепко держала ее.

Хадсон пересек комнату, миновав два тела, и забрал свой пистолет. Он попытался заговорить, но голос не послушался. Его собственное лицо словно потеряло форму. Сейчас ему уже не казалось, что ребра у него сломаны, а плечо вывихнуто. Возможно, раны не столь серьезны. А может, боль просто притупилась после долгой битвы. В любом случае, он знал, что синяков на его теле будет не перечесть. Наверняка его прозовут Пятнистым-Человеком-Манхэттена.