Семь пар железных ботинок

 Если запевалы второй роты выбирали песни самые воинственные, маршировавшая за ней третья рота упорно воспевала птиц всех семейств и видов.

— Все пушки, пушки грохотали, трещал наш пулемет...— грозно басила вторая рота.— Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке сизый селезень плывет!..— старательно отрубая слово от слова, выпевали тенора третьей.

— На квартиру к нам заехал комиссар, весь израненный, он жалобно стонал...— начинала вторая рота новую песню.

— Ты не вейся, черный ворон, над моею головой!.. — не задумываясь, отвечала третья.

Стоило второй роте пообещать:

— Мы смело в бой пойдем за власть Советов! — как третья рота ее подбадривала:

— Взвейтесь, соколы, орлами!..

— Разбили мы Деникина, разбили Колчака, московских спекулянтов посадим в Вечека! — сердито грохотали басы.

Но тенористые любители-орнитологи из третьей роты упорно гнули свою линию:

— Соловей, соловей-пташечка, канареечка жалобно поет!..

Нестроевая команда некоторое время шагала, молча завидуя спевшимся соседям, но в конце концов не выдержала. На ходу разыскали запевалу и на подмогу ему двух свистунов. Выбрали песню такую, чтобы хором только один припев петь. После первого же куплета дело пошло на лад.

Вышла Дунька за ворота,

А за нею солдат рота...

Эх, Дуня, Дуня я,

Дуня — ягодка моя!

По-видимому, Дуня действительно была сладкой ягодкой. Где бы она ни появлялась, что бы она ни делала, за ней обязательно кто-нибудь увязывался. Матросы, саперы, кашевары, студенты, доктора — никто не избег соблазна последовать за очаровательницей. Что она делала с толпищами покоренных ею мужчин, о том песня мудро умалчивала. И вообще это была очень покладистая песня: ее можно было начать с любого куплета и любым куплетом кончить. Пропетая сзаду наперед, она не утрачивала ни одного из своих достоинств. Кроме того, настраивая исполнителей и слушателей на веселый лад, она отнюдь не обременяла их глубокими размышлениями и переживаниями. Это обстоятельство позволило Ваньке сделать множество интересных наблюдений и кое-что осмыслить.

3.

Получив от военкома задание написать статью о приезде полка в Черноземск, завбиб не был склонен рассматривать его как серьезное и трудное дело. Он даже предложил:

— Стихами можно, товарищ военком?

— Я серьезное дело на тебя возлагаю, а ты со стихами!.. Нужно все описать: как ехали, как приехали, как шли... Хозкоманду похвалить не забудь: здорово ребята поработали. Опять же про общее отличное настроение. И не «вообще» пиши, а с фактами, так, чтобы не скучно читать было.

В довершение всего военком озадачил завбиба и прикомандированного к редколлегии художника крайней срочностью выполнения задания.

— Чтобы завтра к вечеру газета висела!

Уже через четверть часа работы изрядно вспотевший завбиб раскаивался в былом пренебрежении к «презренной» прозе. Чтобы сказать коротко о многом, приходилось из уймы подвертывающихся слов выбирать слова наиболее меткие и ёмкие. О художественных отступлениях не могло быть и речи. Скажем только, что вводное предложение «под звуки которых шаг становился особенно чеканным» было не единственным и (увы!) не самым худшим из стилистических оборотов, найденных завбибом. Но... пусть каждый журналист вспомнит свою первую встречу с трудным жанром «развернутого очерка»!

Во всяком случае сам завбиб на следующий день решительно отверг похвалу военкома, сказав:

— А я считаю, что плохо вышло: скучно очень... Не умею я прозой писать!

Так расстроила завбиба творческая неудача, что дальше некуда! Общеизвестно, что, будучи преимущественно поэтами, Пушкин и Лермонтов иногда снисходили до прозы, и это благополучно сходило им с рук. По крайней мере завбив никогда не читал о том, что, написав «Капитанскую дочку» или «Героя нашего времени», они мучились угрызениями совести. Сопоставляя себя с этими счастливцами, завбиб приходил к самым невеселым выводам. Сомневаться в силе собственного дарования доводилось ему и раньше, но не так... А тут еще близость университета с его заманчивым филологическим факультетом...

На новом месте полковой клуб просторно расположился в только что отремонтированном здании бывшего офицерского собрания.

Для того, кто сильно устал, и газетная подшивка сойдет за перину... Наспех и без особого аппетита поужинав, завбиб и Ванька начали готовиться к ночлегу. Первым делом, чтобы выветрить запах сохнувшей штукатурки, окна открыли. Только открыли, на них так и пахнуло полынным ароматом недалекой степи.

Не отходя от окна, Ванька и сделал открытие, прогнавшее мысль о спокойном сне.

— Завбиб, посмотри, как в Черноземске солнце садится! Ух ты, как!

— Везде оно одинаково садится. — тоном глубоко разочарованного в жизни человека ответил завбиб.

— А вот и врешь, вовсе не одинаково!.. У нас в Сибири или в Архангельске оно медленно опускается. Совсем уже, кажется, к земле подходит, а потом от нее отскакивает, весь день по небу кружит. Как собака вертится, когда себе место выбирает, так и оно. Оттого, наверно, что елки и сосны кругом, а кому охота на колючего ежа напороться?.. А здесь солнце смело книзу идет, потому что садится на мягкое...

Смелые Ванькины метафоры поразили завбиба: он отроду не слышал, чтобы солнце сравнивали с собакой. Великой новостью было и то, что солнце в один из вечеров может по неосторожности на что-то наколоться...

Даже слова приготовил завбиб, чтобы отругать Ваньку за допущенные им вульгаризмы, но вспомнил об «особенно чеканном шаге» и... промолчал! Вместо того встал, подошел к окну и... засмотрелся. Красный солнечный шар с величавым спокойствием готовился к безопасной посадке на приготовленную для этой цели нежную зелень пригородных садов. Легкая предвечерняя прохлада обещала назавтра новый ведреный, переполненный хлопотами день...

И вдруг под самым окном:

— Прх... фь-фью... фью...

Да как раскатом раскатится, как засвистит, запленькает1

Ваньке такое впервой слышать.

— Кто это, завбиб?

— Соловей, Ваня.

— Ух ты!..

С соловьями Ванька был знаком только по басням да по песенному репертуару третьей роты. А тут настоящий, живой, черноземский соловей — сосед, друг-приятель, может быть, даже родственник курской знаменитости!.. Один под самым окном запел, другой из сада с противоположной стороны откликнулся, а потом еще один. И пошло, и пошло! То ли потому, что им вечер очень нравился, то ли старались они в честь окончания песенного сезона, но только дали соловьи концерт на славу, не ударили в грязь лицом перед приезжими!

4.

Стоят у окна завбиб и Ванька, смотрят, слушают и молчат. Не меньше часа промолчали, пока наконец Ванька потихоньку не спросил:

— О чем ты сейчас, завбиб, думаешь?

— О будущем, Ваня...

— И я о нем. Ты чего в жизни, хочешь?

— Писать хочу.

— Для себя или для людей?

Вопрос был задан непростой, но походило на то, что завбиб заранее его предвидел.

— Для людей и про людей. Чтобы они читали и лучше делались.