Семь преступлений в Риме

Тот отвел глаза.

— Я сюда не развлекаться пришел, как ты понял. Мои кредиторы проявляют нетерпение. К тому же я не уверен, что Джульетта обрадуется мне.

Я не стал его уговаривать, уточнил местонахождение дома Джульетты и незамедлительно покинул таверну.

Ночь была холодной.

Я поискал Салаи, но не нашел. Я здорово рассердился: не вмешайся Джузеппе, долго мне пришлось бы ждать помощи! Однако такое предательство не изменило моего решения, и я один отправился к сутенерше Джакопо Верде. Кстати, церковь Святой Цецилии находилась к югу от Лунчаретта, если спускаться к порту: путь не должен был занять много времени.

По дороге я припоминал, что говорила моя матушка о святой Цецилии, которую она чтила, как и большинство римлян. Согласно легенде, Цецилия, ревностная христианка, в эпоху гонений на христиан была обезглавлена, но прожила еще три дня.

Однако двенадцать-тринадцать столетий спустя мало было надежды на подобное чудо со старой Джульеттой…

Дом был типичным для жилых зданий квартала: постройка из кирпичей и камня, с нависающим вторым этажом и выступающими окнами. Нелишне добавить, что сорок лет назад эта часть города была заселена меньше, нежели сейчас, так что найти дом мне не составило труда.

Вокруг царили тишина и спокойствие. Я условным стуком постучал молоточком по наличнику, но никто не ответил. Тогда я подвигал щеколду, и, как я и ожидал, дверь открылась сама.

Внутри стоял знакомый тошнотворный запах…

Оставалось лишь поставить в известность полицию.

Несмотря на поздний час, капитан Барбери без лишних слов оседлал лошадь, я сел на круп сзади него, и, проскакав через город, мы нашли квартал таким же безмятежным, каким он был, когда я покинул его.

Переступив порог дома Джульетты, капитан тоже был поражен невыносимым запахом.

— Похоже, ты нашел ее, Гвидо.

Он взял факел, который мы привезли с собой, и быстро поднялся по лестнице. Очутившись на этаже, открыл первую дверь слева, дверь спальни.

В колеблющемся свете нам открылось зрелище, о котором предупреждал убийца: на кровати ничком лежал обнаженный и обезглавленный труп старухи. Кровь длинными черными полосками спеклась на ее спине и ногах; труп уже начал разлагаться.

— Какая мерзость! — бросил Барбери.

Преодолевая отвращение и зажав нос, я приблизился к телу.

— Кажется, это та самая женщина, чья голова оказалась в колонне Траяна. Способ, которым перерублена шея, не оставляет никакого сомнения.

Наклонившись над телом, я заметил две необычные детали.

— Вам такое встречалось, капитан?

Барбери, в свою очередь, нагнулся. Между ног убитой торчало окровавленное лезвие большого ножа.

— Орудие труда убийцы… — предположил он.

— Возможно. Но зачем втыкать его туда, да еще лезвием кверху?

— Наверное, это намек на пороки, изобличаемые убийцей у жертв: «Eum qui peccat, Deus castigat»!

— Допустим. Тогда что вы думаете об этом?

Я показал на маленькую черную штуковину в форме развернутых крыльев, аккуратно положенную между плечом и шеей мертвой.

— Похоже… похоже на мидию… Раковина мидии!

— Точно, мидия. Вскрытая и вычищенная. Нет сомнения, это еще один знак, оставленный нам убийцей. Пустая раковина мидии и нож…

В этот момент на лестнице послышался крик:

— Капитан, капитан!

В проеме двери показалось лицо солдата.

— Капитан! Мы мчались что есть духу. Со мной Альдо и Балтазар. Балтазар говорит, что знает этот дом.

Зажимая нос, из-за его спины выдвинулся Балтазар.

— Это правда, капитан. Здесь все знают его. Это дом старухи Джульетты.

Барбери раздраженно передернулся.

— Да знаю я… Нет ли чего поновее…

— Капитан, — продолжил Балтазар, — я хочу сказать… дело в том, что Джульетта не просто старуха… Джульетта — мать Гирарди, обжигальщика!

11

Что сказать о последующих днях?

Великое смятение охватило город, изменилась и моя жизнь.

После обнаружения тела Джульетты Гирарди уже невозможным стало и далее скрывать правду от римлян. Главный хранитель Рима, являющийся одновременно главой городской администрации и представителем народа, сделал заявление на всеобщем совете о происшедшем. Он поведал эдилам — членам городского управления, — что после убийства Джакопо Верде в колонне Марка Аврелия были совершены еще два. Первое — на Форуме в рождественский вечер, второе — в квартале Святой Цецилии, вероятнее всего, в то же время. Жертвами двух последних, совершенных с особой жестокостью, стали две подозрительные личности, отличавшиеся алчностью и сластолюбием: ростовщик Джентиле Зара и сводница Джульетта Гирарди.

Состояние трупов и надпись, обнаруженная в колонне Траяна, позволяли предположить, что все три жертвы — дело рук одного и того же преступника. И если власти посчитали нужным не предавать огласке эти трагические события, то единственно с целью не испортить рождественские праздники, избежать паники и дать возможность полиции провести расследование в спокойной обстановке.

Благодаря стараниям главного смотрителя улиц оно в кратчайшие сроки увенчалось успехом. Таким образом, главный хранитель мог с полной ответственностью заявить, что виновник найден и заключен в тюрьму. Убийцей оказался обжигальщик извести из кампо Торрекьяно, совершивший убийства в состоянии приступа безумия; кровавые и чудовищные преступления были тем более отвратительны, что среди жертв оказалась и его собственная мать. Вышеназванный обжигальщик Дона-то Гирарди в настоящий момент находится в тюрьме замка Сант-Анджело в ожидании приговора.

Так что все собравшиеся представители местной власти могли оповестить жителей своих районов, что отныне порядок восстановлен, а виновный предстанет перед судом.

Однако официальные заявления не произвели на народ ожидаемого эффекта.

Наоборот, город наполнился слухами, часто самыми вздорными, касающимися, в частности, расчленения трупов. Много говорили о каннибализме — новое словечко, в происхождении которого виноваты дикари с Карибских островов, — о черных мессах и черной магии. На стенах домов пышным цветом расцвели надписи: «Eum qui peccat, Deus castigat».

Целые толпы любопытных скапливались в местах, имеющих отношение к «ужасным преступлениям», как их уже окрестили: у колонн Марка Аврелия, Траяна, Фоки и, конечно, у дома старухи Джульетты. Кое-кто пытался проникнуть внутрь, их забрасывали камнями, пытались поджечь, поэтому вокруг была выставлена круглосуточная охрана. Возникла даже своеобразная торговля: бродяги предлагали купить носовые платки, якобы смоченные кровью жертв.

Но самое худшее творилось у замка Сант-Анджело. Сперва отдельные личности — один-два человека, затем небольшие группки, а вскоре и свора фанатиков — сменяли друг друга и, изрыгая проклятия, пытались прорваться в место заточения Гирарди. Наиболее умеренные требовали четвертовать его, более радикальные были за то, чтобы содрать с него живого кожу, а останки пронести по городским кварталам. Солдаты на мосту Сант-Анджело прилагали все усилия, чтобы всеобщее возбуждение не переросло во всеобщую свалку. Тут и там вспыхивали потасовки, слышались оскорбительные слова в адрес властей, сея тревогу среди паломников, прибывших в Рим на новогодние праздники. Становилось очевидным, что гнев народа можно было смирить лишь казнью обжигальщика извести.